Стать нижней
Шрифт:
Доминирование над чувствами, подавление психики. Пси-доминация. Не владеешь элементами гипноза, методами НЛП? Ну и фиг с ними! Достаточно энергии взгляда, энергии голоса, уверенности движений. Вот тебе и инструменты, данные природой. Ну, это не всем дано. Смотря что у тебя там от природы и как сформировалась твоя личность.
Ау, верхний! Ты что, думаешь, взял в руки плётку из секс-шопа, поставил девочку на колени и ты – доминант? Нет, ты просто взял в руки плётку из секс-шопа и поставил девочку на колени. А голос у тебя дрожит, ты сам не совсем понимаешь, чего хочешь, и если она скажет: «Ну, хватит. Я сегодня уже устала играть», – то ты остановишься. Замрёшь морской фигурой из «Море волнуется раз…».
Можно ведь доминировать и дистанционно. Силой
Однако спасает другое: уверенность в том, что твой уровень способностей излагать мысли буквами будет востребован опытным потребителем. А также тот факт, что действительность, в которой ежедневно пребывает тот или иной читатель, жаждущий всё новых сюжетов, чаще всего ещё более корявая, чем образ, создаваемый в мозгу течением мысли автора. Тогда – бинго!
Пора уже в рассказе вторгнуться в вашу сексуальную психику на правах верхнего. Мой интерактивный читатель, устав от действительности, устав от однообразного реала, посмотрев порнуху и перебрав в мозгу эротические картины, может в любой момент по своему желанию перейти в мир образов, создаваемых словом. Чужим словом, что немаловажно для него, – в этом вся суть. У него самого, конечно, есть в голове шаблоны интересных словосочетаний, вербальных описаний волнующих его тем и острых моментов. Его мотает по просторам Инета в надежде их встретить – ещё и ещё – у других авторов. Он вписывает в воображаемый мир свои фиксации и образы. Берёт с собой Гарри Поттера и Гермиону Грейнджер, если они необходимы для формирования образа. Прихватывает, наконец, себя за разные места, у кого что-то чешется. Обеспечивает доступ рук – своих или чужих, если такие «руки есть под рукою». Или не только рук. «Не надо быть, как все, потому что мы и есть как все» (Сергей Довлатов). Может, в этот момент, что-то и включает фантазию. И тогда можно – к сути рассказа.
В рамках Московского международного кинофестиваля, проходившего в июле 1981 года в Москве, в программе внеконкурсного показа был французский фильм с Миу-Миу «Женщина-полицейский». Афиша кинотеатра «Звёздный» на Проспекте Вернадского гласила: «Трагическая судьба молодой девушки, инспектора полиции, расследовавшей дело банды, занимавшейся растлением малолетних». Вы бы видели, что за драки были! Лишние билетики спрашивали в метро при открытии вагонных дверей. Видел, как билет покупали с рук аж за двадцать рублей! Название говорило за себя. Но сколько же в Москве было озабоченных дядек всех возрастов, как же ждали они встречи с таким интересненьким сюжетом, как хотели вкусить клубнички с запретными сливками!
Между тем фильм по сегодняшним меркам весьма средний, постперестроечным поколениям при его просмотре главное не заснуть. Обстановка провинциального города, где забитые и зависимые от местной элиты люди шахтёрской профессии молча терпят, когда их малолетних дочек таскают к хозяевам города для плотских утех, а им самим – иногда – выплачивают компенсацию. У нас не Франция, у нас в провинции и похлеще будет. Если в тихих городах и поселениях оглянуться вокруг, там столько всего трагичного, что просто и думать не хочется…
Героиня этого рассказа – назовем её Марина – родилась на окраине одного из городов, от которого ехать в столицу автобусом восемь часов, хотя он на карте не так и далеко. Это место я представляю себе по фотографиям, которые есть в Сети. Город средней величины. На окраине – крупный завод. Около промзоны помимо всяких вспомогательных построек ещё и несколько домов.
Жилищный фонд используется как в виде квартир для сотрудников, так и в качестве просто общаги. Когда-то на предприятии трудилось больше двух тысяч рабочих, а сейчас…В нескольких стоящих на отшибе трёхэтажках живут люди. Есть и такие, которые на местном заводе уже не работают, просто здесь осели. А другой постоянной работы тут отродясь не было. Ну, уезжают на заработки, а прописаны здесь. Отпрысков своих оставляют на бабушек-дедушек и прочих родственников. У детишек три двора с мокрым бельём, заросшая травой площадка с одним ржавым баскетбольным кольцом, квадратики огородиков; дальше выбор: налево – свалка, направо – загаженный лес, остальное – промзона. И дорога, по которой раз в час проходит автобус, следующий куда-то, где есть другая жизнь. Кино нет, в ларьке чипсы и пиво. За продуктами, если без машины, в переполненном автобусе – четыре остановки. Школа – за три остановки. И вообще ничего больше.
Правда, в двух-трёх километрах дальше по дороге есть некие летние дачи с участками. Кто-то деловой в начале девяностых тихой сапой приватизировал казённые земли, удачно врезался в местный газопровод, протянул к домишкам электричество – всего на какие-нибудь сотни киловатт мощности, да за счёт завода. Потом нелегальный дачный посёлок как-то легализовали, однако распродали участки не неимущим заводчанам, а сторонним покупателям. Теперь там обитают более цивилизованные люди. Дети приезжих дачников серьёзно опасаются местных и с ними не общаются. Ну а местное подрастающее поколение живёт здесь всегда, куда же деться. Растут, как сорная трава. Жилье какое-никакое в дефиците, ни одна квартира не простаивает пустой: электричество, газ и вода подведены, и даже канализация своя. Обслуживается машиной-ассенизатором.
История эта произошла в конце девяностых.
Судьба Марины сложилась тяжело. Она и старшая сестра Рая оставались в квартире в одной из упомянутых трёхэтажек с бабушкой; папа с мамой уезжали в Москву, на заработки. Случилось так, что отец их бросил, женился на москвичке. Мать запила, опустилась; неделями, а то и месяцами не объявлялась дома. Чтобы помочь детям, её лишили родительских прав. И в столь непростой жизненной ситуации, под опекой какой-то совершенно полусумасшедшей бабки, главным действующим лицом для Марины стала её старшая сестра Рая.
Рая оказалась юной садисткой. Девиантные наклонности проявились, когда ей сравнялось двенадцать лет, а Марине, соответственно, восемь.
Осенью сестра приехала из лагеря, куда её отправляли по социальной путёвке. Там произошло ЧП местного термоядерного масштаба. Кто-то из мальчишек запустил популярную садистскую игру. Я знаю, что похожая игра уже бывала в разное время и в разных местах. И многие интерактивные читатели тоже о чём-то аналогичном слышали. Суть игры: вколоть ничего не подозревающему мальчику иглу в ягодицу прямо через штаны – и посмотреть на его реакцию. Если реакция сдержанная – значит, «настоящий фашист». Такое уж название придумали недоумки в том простеньком лагере. За смену сопляков двадцать перекололи себе жопы разными грязными иголками. Но выявить зачинщика так и не смогли: все показывали друг на друга. В медпункте пришлось всем отрядам одно место на предмет проблем проинспектировать.
Мальчишки же успели пару раз кольнуть и девчонок, прежде чем всё взорвалось. В числе этих девчонок оказалась и Маринина сестра. Рая запомнила укол как что-то особо болезненное и унизительное. И стала наказывать маленькую сестрёнку таким уколом. То, что она сама испытывала, может себе наверняка кто-то из моих тематических читательниц представить по своим воспоминаниям. Девушки и женщины – активная сторона процесса – реально есть. Мне это известно доподлинно. Для любительниц сообщу подробность: сестричка вкалывала иголку перед сном или с утра, в голый край ягодицы около границы трусиков, и не прямо, а чуть наискось. Она приказывала Марине замереть. Но всё же хотелось бы верить, что похожих сестричек в обществе меньшинство, а то за будущее страшно.