Статьи за 10 лет о молодёжи, семье и психологии
Шрифт:
Опять-таки оговоримся: конечно, в ряде случаев можно делать (и обычно это делается) какое-то снисхождение. Причём безо всяких реформ, на церковном языке это называется «икономия». Но исключение для немощных или вообще людей, что-то по каким-то веским причинам в данный момент не могущим, — это одно. А установление новых облегчённых правил — совсем другое. Ибо правила — это нормы, существующие для всех. И, отталкиваясь от новой нормы, придётся спустя какое-то время снова нисходить до слабых, до тех, у кого есть некая уважительная причина. Дальнейшую динамику процесса можно и не пояснять, всё опять повторится. Кому нужен иллюстрационный материал, пусть поинтересуется, что происходит в западных церквях.
Да и без оглядки на западные церкви легко себе представить логику эгоистического
Причём, когда ограничения в пище накладывает врач, это воспринимается безо всякого бунта, а наоборот, с готовностью исправно следовать предписаниям. Сколько людей, категорически отвергающих пост, неукоснительно соблюдают диету, исключающую мясо и другие скоромные продукты, — если врач скажет, что отказ от белковой пищи полезен для здоровья!
А сколько людей (почти вся страна) напрягается, уча английский язык, потому что это «в жизни пригодится». И против дресс — кода, то есть принятой на работе формы одежды, не возражают, потому что не хотят эту работу потерять.
Так что, когда нужно себя чего-то лишить, в чём-то ограничить по эгоистическим мотивам, никаких проблем не возникает. Никто не качает права и не побуждает врача или работодателя изменить свои требования. Инстинкт самосохранения побеждает недовольство, которое у эгоистов обычно вызывают запреты. Иными словами, сиюминутные эгоистические порывы подавляются из соображений тоже эгоистических, но не таких сиюминутных. Так сказать, более «перспективных».
Кому-то может прийти в голову нехитрая мысль, что и в основе неукоснительного соблюдения церковной дисциплины тоже лежит эгоизм: человек старается, надеясь войти в Царствие Небесное. И в начале духовной жизни это действительно так. Святые Отцы учат, что на пути к Богу человек проходит три основные стадии: раба, наёмника и только потом — сына. Третья, высшая стадия — это стадия самоотречения, когда христианин угождает Богу уже не из страха наказания и не из ожидания наград, а бескорыстно, из одной только любви. Но и первая стадия — всё равно самоотречение. Человек преодолевает свой ветхий, животный эгоизм ради высших соображений. Соображений настолько высоких, что людям, целиком живущим «по сю сторону», они представляются безумными фантазиями: какой ад, какие вечные муки? Сущий бред — отказывать себе в невинном удовольствии съесть жареную курочку, потому что, видите ли, пост.
Так что между рабом Божиим и рабом собственной утробы лежит пропасть. И, не преодолев её, невозможно вступить на узкую тропу духовного возрастания. Кто-то из Святых Отцов поучал, что, если тебе чего-то очень хочется (имелись в виду душевно-плотские желания) — сделай наоборот. В начале пути желания, которые приходится отсекать, часто бывают какими-то примитивно-инфантильными. Человеку, вынь да положь, хочется в пост кефира, вместо вечернего правила посмотреть фильм или же почитать книжку, а в воскресенье отоспаться.
И поскольку навыка отсечения своей воли ещё нет, то отказываться от таких, на самом деле пустяковых, желаний трудно. А если кто-то в этот момент говорит, что отказываться не нужно, да ещё и подводит теоретическую базу: дескать, это пустые формальности, фарисейство, начётничество, обрядоверие, которое только заслоняет от нас Христа, — тут новоначальный нередко ухватывается за «добрый совет» как за спасительную соломинку. Он не понимает, что соломинка эта вовсе не спасительная. И годится она лишь на то, чтобы, оставив попытки перейти пропасть, выдувать через неё мыльные пузыри фантазий.
Фантазий о своём стремительном, неудержимом и беспрепятственном духовном возрастании. О том, что интеллигентному
человеку в отличие от непросвещённого народа никакие промежуточные стадии не нужны. Он выше всего этого.Чем пожертвовать, к чему прислониться
Если слишком нагрузить лодку, она может перевернуться. А как образуется смысловой перевёртыш? К примеру, что надо сделать с исходно отрицательным вроде бы понятием «эгоизм», чтобы оно «сменило вывеску», стало обозначать нечто противоположное или, может быть, даже оказалось бы в этическом поле где-то неподалёку от «самопожертвования» или «альтруизма»? Очевидно, тут придётся произвести манипуляции более сложные, чем с лодкой, однако типологически сходные: сперва нагрузить понятие «эгоизм» массой оправданий, а затем и найти в нём нечто, достойное похвалы. А когда подобный «перегруз» станет привычным — можно вообще «снять» традиционное словесное обозначение, убрать тот словесный маркер, с которым раньше связывались отрицательные, с этической точки зрения, эмоции. Дескать, никакой это не эгоизм, а нормальное проявление человеческой природы. Или даже Божественного замысла.
Но старую вывеску выбрасывать на помойку не стоит, она ещё послужит. Когда понятийная «лодка» перевернётся, словом «эгоизм» можно заклеймить… ну, например, заботу о людях.
Вы скажете, преувеличение? Давайте посмотрим вокруг. К чему фактически сводятся либеральные нападки на активное противодействие злу? К тому, что противодействующий — эгоист.
А что? Разве не этот мотив звучит в упрёках подростков, которые в соответствии с некоторыми новейшими тенденциями «борются с родителями за свои права»? В том числе за право хамить, не делать уроки, устраивать дома беспорядок, врубать на полную громкость музыку, до одурения сидеть за компьютером и т. п. «Хочешь, чтобы всё было по-твоему? Тебе лишь бы на своём настоять! А ты не о себе думай, а обо мне. О том, что мне нравится, а не тебе…»
И разве не в эгоизме упрекает великовозрастный инфантил свою жену? «Хватит меня строить! С какой стати я должен подчиняться твоим прихотям?» «Прихоти» же её сводятся к тому, чтобы он работал и приносил домой зарплату, а не пропивал её, чтобы немного помогал по хозяйству и хоть иногда занимался детьми.
В эгоистических капризах, в желании ублажить своё «я» могут родственники обвинять богатого человека, который существенную часть прибыли тратит на Церковь и дела милосердия.
Эгоистами представляют и верующих, смеющих выступать против кощунственных выставок, телепередач, рекламных образов. «Мало ли что вам не нравится? Вы тут не одни живёте. Не хочешь смотреть — надави на кнопку. А другим своё мнение не навязывай!»
Один из самых, пожалуй, ярких примеров — реакция «мирового сообщества» на войну в Южной Осетии. Поведение России упорно представлялось как агрессивно-эгоистическое. Дескать, не слабых она там защищала от геноцида, а землю чужую хотела захапать.
В том же духе выступают и церковные либералы. И началось это не сегодня — приведём цитату.
«Мы живём в страшное время, когда самые понятия христианские, здравые и истинные, подменяются понятиями фальшивыми и ложными, зачастую злонамеренно изобретаемыми с несомненной целью, конечно, отклонить людей от правого пути истинного христианской жизни. Во всём этом видна какая-то планомерно действующая чёрная рука, которая стремится как можно крепче привязать людей к этой временной земной жизни, заставив их забыть о неизбежно всех нас ожидающей жизни будущей, жизни вечной.
Так, например, достаточно кому-нибудь начать регулярно ходить в церковь, молиться Богу дома, соблюдать посты, вести себя целомудренно и воздержно, уклоняясь от всех современных, столь нескромных развлечений и увеселений, как окружающие сейчас же набрасываются на него с насмешками и укоризнами: „Да что ты? В монахи, что ли, собрался? Или хочешь показаться перед нами каким-то праведником, святошей?“ Это и прежде бывало, но никогда в такой мере, как теперь, когда — увы! — и некоторые современные пастыри, либерально и модернистски настроенные, относятся к подобным подвижникам благочестия (иначе их в наше время и не назвать!) явно неодобрительно.