Статский советник по делам обольщения

– Дамы и господа, это ужасное, трагическое происшествие… Покойный был моим другом… Он был моим родственником! – Голос Карла дрогнул. – Как видите, произошел несчастный случай… Мне искренне жаль, что прекрасный вечер оказался омрачен таким прискорбным происшествием…

Он произнес еще немало слов в том же духе, и наконец ему удалось убедить толпу разойтись. Остались всего несколько человек, среди которых были Амалия и Ломов. Скалясь почти так же, как его умерший родственник, Карл подошел к ним.

– Берегитесь, – шепнул он звенящим от ненависти шепотом, – на этот раз вы зашли слишком далеко!

– Я прощаю вас, потому что понимаю, что вы испытываете, – спокойно сказала Амалия. – Но вы не правы, и лично я готова поклясться всем, что мне дорого, я не имею никакого отношения к смерти вашего родственника.

– А вы? Вы тоже поклянетесь? – обернулся Карл к Ломову.

– Послушайте… – начал тот.

– Все ваши слова не стоят ломаного гроша, – ожесточенно бросил германский агент. – А теперь запомните хорошенько, что я вам скажу. Если я выясню, что хоть один из вас имеет отношение к гибели Михаэля, – я сделаю все, чтобы заставить вас заплатить за это!

Амалия не привыкла сносить угрозы. Поглядев на Карла прямым, холодным взглядом, она промолвила:

– Думаю, что куда большее отношение к гибели Михаэля имеет разбитое окно. Выясните, кто выбрался из него, и уверена, что вы получите ответ на свой вопрос.

– Окно можно разбить и для отвода глаз, – парировал Карл. – Находясь внутри комнаты. Вы не убедили меня, госпожа баронесса! Нет, не убедили!

– Вам тоже не удалось убедить меня в том, что к убийству причастен кто-то из нас, – бросила Амалия. – Идемте, Сергей Васильевич. Думаю, дома нас уже заждались.

Однако вместо того, чтобы ехать домой, мои герои направились прямиком к Петру Петровичу Багратионову и поставили его в известность о том, что кто-то в разгар праздничного вечера залез в особняк немецкого посла и прикончил его агента.

Слушая Амалию и Ломова, Багратионов сначала побагровел, потом пожелтел, а под конец стал нехорошо дергать челюстью.

– Фон Лиденхофа, конечно, замочить мало, – горестно подытожил Ломов, – но все же я должен признать, что он ловко придумал – выдать случившееся за сердечный приступ. К сожалению, это неправда, потому что я видел лицо Риттера, как и госпожа баронесса. Готов поспорить на что угодно: его отравили каким-то ядом, который подсыпали ему в шампанское.

– Кто же это сделал? – осведомился Багратионов придушенным голосом.

Ломов кашлянул и выразительно покосился на баронессу Корф, словно показывая, что теперь ее очередь говорить, а он, пожалуй, лучше промолчит, не то последствия могут быть непредсказуемыми. Некоторые вещи все же легче выслушать от женщины, чем от мужчины.

– Полагаю, человек, у которого были веские причины ненавидеть убитого, – дипломатично ответила Амалия на вопрос начальства. – Сергей Васильевич видел убийцу, когда он убегал.

Лицо Багратионова пошло пятнами.

– Так вы…

– Риттер был в агонии, когда я заглянул в комнату, – мрачно сказал Ломов. – А этот тип вылезал в окно.

– Вы бы могли его узнать? – быстро спросила Амалия.

– Я видел только его спину. Мне показалось, что он был во фраке.

– На улице холодно, – напомнила Амалия. – Вы уверены, что на нем ничего не было, кроме фрака?

– Уверен, госпожа баронесса. Он был без шубы и шапки.

Багратионов дернул челюстью:

– Кто-то из гостей? Впрочем, неважно. Важно то, что вы, агенты Особой службы, дали втянуть себя…

– Нет, – вмешалась Амалия. – Петр Петрович, я не убивала Риттера. И полагаю, что Сергей Васильевич тоже не убивал.

– Вы оба оказались на вечере, где был убит немецкий агент! – закричал Багратионов, больше не сдерживаясь. – А один из вас оказался на месте преступления! Черт побери, да будь я князем… Да хотя бы Карлом фон Лиденхофом – я бы стал подозревать вас в первую очередь!

– И что? Михаэль Риттер был кто угодно, но только не дурак! Простите меня, но подбросить яд в шампанское так, чтобы этого не заметили… Такое возможно только в романах!

– Однако его убили вовсе не в романе, сударыня, а в жизни!

– Баронесса Корф права, – подал голос Ломов. – Не могу себе представить, чтобы Риттер так глупо дал себя ухлопать. Или он не подозревал того человека, или серьезно его недооценил.

– Вот именно, – сказала Амалия. – А он всегда был крайне осторожен. Он не подпустил бы к своему шампанскому ни меня, ни Сергея Васильевича. Никогда.

– Это не доказательство, – буркнул Багратионов, но Амалия видела, что ее слова заставили его задуматься.

– У Риттера наверняка были враги, – настаивала баронесса Корф. – Среди них и надо искать убийцу.

– Угу, – мрачно сказал Петр Петрович. – Убийцу, который зачем-то дождался большого скопления народа, чтобы удобнее было прикончить жертву, а затем подбросил ему яд в шампанское. И что обо мне подумает министр, что подумает его Императорское величество, если я стану настаивать на этой версии?

– Но ведь так все и было, судя по всему! – воскликнула Амалия. – Убийца был во фраке, это один из гостей. В какой-то момент на вечере он подошел к Риттеру и отозвал его в сторону. Комната, в которой все случилось, находится в отдалении от зала, где собрались гости. Убийца мог не опасаться, что ему помешают… – Она спохватилась и прикусила язык, но было уже поздно.

– В доме, полном слуг, – уронил в пространство Багратионов, – и охраны, и агентов, и гостей, и поваров, и музыкантов, и не знаю кого еще. О да, наш убийца мог не опасаться, что ему помешают, а знаете почему? – почти взвизгнул он, уже не владея собой. – Потому что он – круглый идиот!

– Идиот не идиот, но ему все же повезло, – заметил Ломов. – Приди я минутой раньше, я бы взял его с поличным.

– У нас сейчас очень сложные отношения с Германией, – сказал Багратионов.

– У нас с ними всегда сложные отношения, – поправил Ломов.

– Признавая справедливость ваших слов, Сергей Васильевич, я должен все же заметить, что сейчас, именно сейчас, Европа ходит по острию войны. Цена одной ошибки – миллионы жизней, заметьте. Очень многое зависит от конкретных людей… От нежелания князя Гарденберга обострять обстановку, например. И что происходит? В его доме, на именинах его жены, милейшей женщины, убивают его человека… Да что там – убивают немецкого агента, хладнокровно и цинично убивают. Вызывающе убивают, будем откровенны! А вы мне говорите о каких-то там врагах покойного. При чем тут его недоброжелатели? Вы же сами признали, что его мог убить только человек, которого он не опасался, а это значит что? Это значит, что мы имеем дело с хорошо подготовленной и грамотно разработанной провокацией! – загремел Багратионов. – Черт подери, я тоже терпеть не могу фон Лиденхофа, но за то, что он сделал… За то, что он выдал убийство своего родственника за естественную смерть – ему надо орден дать! Он опытный агент, и он тоже понял, откуда ветер дует…