Статуя сексуальной свободы

А Трошкина, когда я поделилась с ней сенсационными сведениями, наоборот, вскричала:

— Вот это да! Такого поворота я не ожидала!

Номер того мобильника, который я в одном троллейбусе нашла, а в другом утратила, принадлежал не кому-нибудь, а нашей погибшей русалке — Марии Андреевне Петрачковой!

Минут через пятнадцать после звонка Макса позвонила Катя. Она проникновенно спросила:

— Инка, у тебя совесть есть? — и, не дождавшись моего ответа, резюмировала сама: — Ах, да ведь ты не знаешь, что это такое!

— Ты позвонила, чтобы рассказать мне, что такое совесть? — хладнокровно спросила я, мельком подумав, какие странные у некоторых людей бывают порывы!

— Я позвонила сказать, что Бронич благополучно выписался из больницы, так что завтра у нас в конторе рабочий день! — ответила коллега.

— Придется мне поторопиться.

— Точно! Постарайся не опоздать, — согласилась Катя.

А я думала вовсе не о том, чтобы вовремя прибыть на работу. Мой на редкость содержательный отпуск без содержания заканчивался, и надо было поторопиться, чтобы закончить детективное расследование.

Глава 18

Первым делом я позвонила подружке и непререкаемым тоном объявила:

— Трошкина! Если у тебя были планы на вечер, отмени их! И срочно высвистай Руперта.

— А что такое? — голос у Алки был недовольный. — Я вообще-то хотела поработать над ролью.

В прошлом году Трошкина неожиданно для себя унаследовала ферму в Австралии, [4] и сразу же покинула тесные ряды служащих, переметнулась в богему. Теперь она играет в самодеятельном театре и ужасно этим довольна.

4

Читайте о связанной с этим детективной истории в романе Е. Логуновой «Дефиле озорных толстушек».

— Будет тебе роль, не сомневайся, — пообещала я и пошла обедать.

Сегодня у нас в меню была русская кухня, и папуля расстарался сообразно богатым отечественным традициям питания. На столе был борщ с пампушками, запеканка из пареной репы с говядиной, рассыпчатая гречка со шкварками и оригинальный салат «Боярыня Морозова» из капусты с клюквой и мандаринами. Какая связь между боярыней и цитрусовыми, я не поняла, но к салату приложилась как следует. Потом папуля подал смородиновый морс и пирог с мягким сыром, все было ужасно вкусное, так что трапеза затянулась. Когда я, держа под мышкой льняное полотенечко с завернутой в него половинкой пирога, пришла к Трошкиной, Руперт был уже там.

Трошкина, заткнув уши пальчиками, зубрила роль. Гостю, чтобы он не скучал, она включила телевизор. Руперт сосредоточенно смотрел боевик со Шварценеггером и сидел тихо-тихо, чинно положив руки на колени. Неотрывно глядя на экран, он шустро шевелил пальцами, как будто давил на кнопки клавиатуры. Думаю, если бы Терминатор в телевизоре подчинялся командам нашего друга-геймера, он одолел бы вражью силу вдвое быстрее.

— Друзья мои, мы идем в гости! — объявила я, перебросив встрепенувшемуся Руперту пирог.

— К кому это? — спросила Алка.

— Ты его не знаешь.

Я помогла Руперту развернуть полотенце и отломила кусочек пирога для Трошкиной. Она послушно приняла угощение, но не смягчилась и с подозрением спросила:

— А он? Он знает, что мы к нему придем? Или мы снова будем прорываться с боем, угонять лифты и вскрывать чердачные люки?

— А что? Я могу! — поиграл мускулами Крошка Ру.

— Вот тебе, Алка, пример похвально высокой боевой готовности! — сказала я, наградив героя пирогом. — Возьми за образец!

— Ладно, возьму, — согласилась подружка и ловко оторвала от порции Руперта еще клочок для себя. — Но ты все-таки скажи, куда мы пойдем?

— Хорошо, скажу. Мы пойдем к безутешному вдовцу Петрачкову.

— Мы будем его утешать? Все втроем? — заволновался Руперт. — Девочки, а без меня вы никак не обойдетесь?

Я поняла, о чем он, и постаралась утешить встревоженного гомофоба:

— Не беспокойся, Руп, гражданин Петрачков имеет нормальную сексуальную ориентацию.

— Ты это к чему? — теперь занервничала Трошкина.

У нее несколько замшелые представления о морали и нравственности.

— Ни к чему, не вибрируйте, группового секса не будет!

— А что будет? — не унималась Алка.

— Скажи ей, что будет жесткое порно! — развеселившись (как всегда, некстати), посоветовал мне внутренний голос. — Аттракцион «Принудительное обнажение истины»!

— Да ничего особенного, — уклончиво ответила я, не желая раскрывать карты раньше времени. — Посидим, покалякаем… Ладно, вы чего расселись? Подъем! В ружье и по коням!

Четверть часа спустя мы погрузились в такси и поехали по адресу, который сообщил бесценный Макс Смеловский. То есть это был адрес, по которому при жизни была прописана ныне покойная Мария Андреевна Петрачкова, но я надеялась, что супруги базировались на общей территории. С учетом вечного, как мерзлота, квартирного вопроса это было весьма вероятно.

По дороге Трошкина пыталась задавать мне разные вопросы, но я упорно отмалчивалась, и она наконец отстала. Руперт, золотой человек, любопытства не проявлял, сидел себе, тихонько подпевая группе «Раммштайн», поклонником коей оказался наш водитель. Из динамика звучали звероподобные вопли, Трошкина морщилась, а я подпитывалась сокрушительной энергией стиля индастриал, готовясь к последнему бою во имя победы добра над злом. Добро — это было, конечно, мое собственное второе имя.

— Индия Добро Кузнецова? Отличное имя для участника боев без правил, — высказался мой внутренний голос.

— Самая та ситуация, — согласилась я. — Правил нет, деремся кто во что горазд, но я твердо рассчитываю на победу.

— Ин-ка чем-пи-он! — проскандировал азартный внутренний.

— Не сглазь, — попросила я.

— Что ты бормочешь? — немного сердито спросила Трошкина.

Мы уже подъехали к нужному дому. Пока Руперт, как настоящий джентльмен, расплачивался с таксистом, я вылезла из машины и огляделась.

Петрачковы жили в скучной блочной шестнадцатиэтажке на восемь подъездов. Дом вытянулся буквой «Г», огибая грязноватое озерцо, по которому плавали уточки и полиэтиленовые пакеты. Вокруг разновеликими пеньками торчали ржавые гаражи и однотипные жилые башни, по илистому берегу бродили жирные вороны, и все вместе выглядело так уныло, что я удивилась: как это Петрачков сподобился написать мюзикл? Такой тоскливый пейзаж скорее должен был вдохновить композитора на сочинение реквиема.

— Ну, и что дальше? — тоже оглядевшись (и тоже без восторга), спросила Алка.