Ставка на бандитов

Когда Бур с Брюсом вышли, плотно прикрыв за собой дверь, Фомин произнес в трубку злобным голосом:

— Послушай, сиповка сраная, если хоть воло-сок упадет с их голов, я разорву твое очко на немецкий крест! Ты понял, педрило?

— А ты меня на «понял» не бери, — в тон собеседнику ответил Вадим, — я ведь уже пуганый и терять мне больше нечего. Но тебе в отличие от меня есть о чем беспокоиться.

— Слушай сюда, паскудная бычара, — глаза авторитета метали молнии, а морщинистое лицо исказила злобная гримаса, — если через час Маша и Даша не появятся на моей даче, я выколю на твоем петушином сердце бубновую масть, «короля всех мастей». Бля буду, но тебя, козла вонючего, заставлю сожрать твои собственные яйца! На кого мазу тянешь, поганая дешевка? Решил выступить по беспределу, да? Таких чертей, как ты, на моей зоне «гребни» враз под шконку загоняли. Запомни, поганый баклан, что ты не на того прикуп сбил и это твой бок. Поэтому пасти тебе шалман на Химкинском кладбище.

— Все? — спокойно переспросил Стародубцев, когда Монах замолчал. — А теперь послушай меня. Может, ты и прав, может, мне действительно скоро придется гнить в могиле, но я вперед себя отправлю твоих телок, чтобы не скучно было. Если же захочешь сохранить им их молодые жизни, обязательно приезжай на развилку Можайского шоссе. Но учти, если с тобой окажется хоть один из твоих псов, завтра можешь смело заказывать для красю-чек деревянные сарафаны.

Фомин угрюмо молчал, обдумывая услышанное. Судя по тону, собеседник не собирался шутить и непременно приведет в исполнение угрозу, если не заполучит его, Монаха — Валерия Николаевича Фомина.

Судорожно сжимая трубку, авторитет произнес:

— Жди меня через полчаса, я выезжаю. Но за-руби на своем распрекрасном носу: если девчонок не отпустят, братва разорвет тебя на мелкие куски, как цирковая обезьяна газету.

— Я сдержу слово, — просто ответил Вадим, — можешь не переживать.

Какое-то время авторитет еще прижимал к уху трубку, отзывающуюся короткими гудками, а затем медленно опустил ее.

Подойдя к столу, Монах вырвал из лежащего на нем блокнота полосатый листок и написал коротенькую записку. Свернув ее в несколько раз, он громко выкрикнул:

— Рома, иди сюда.

Мгновенно распахнулась дверь, и на пороге появился Бур, вопросительно глядя на Фомина. Он догадался, что ночной звонок имеет какое-то отношение к исчезновению сестер, и был готов по первому зову пахана броситься хоть в адское пекло.

— Что?

— Вот послушай… — вместо ожидаемого призыва к действию Рома совершенно неожиданно услышал: — Бур, дай мне слово жулика, что не прочитаешь эту записку до утра и то только в том случае, если ни я, ни мои девчонки не вернемся. Если же сестры приедут, ты эту малявку, не читая, сожжешь.

— Пахан, а ты?

— Не ссы, братэлло, прорвемся, — улыбнулся Монах и добавил: — Ну а если не доведется свидеться, пригрей сестер, как своих собственных.

— Пахан, да ты что? — Глаза подручного недоуменно округлились. — О чем ты мне трешь…

— Рома, — на редкость сурово прервал его Фомин, — дай слово.

Рома сконфуженно молчал.

— Ну?!

— На пидера отвечу! Вот он слышит, — Бур указал на стоящего в сторонке Брюса, — сукой буду, клянусь!

Монах пристально посмотрел на товарища и улыбнулся, поворачиваясь к выходу.

— Ты куда, Валера? — спросил Брюс. — А как же мы?

— Кочумарьте, браточки, — ответил авторитет, а затем, секунду поразмыслив, добавил: — Хотя до дороги меня подбросьте, а там я сам доберусь.

Бур поспешно направился к зеленому «СААБу», и через минуту автомобиль выехал за ворота.

Сеня набрал номер — в динамике телефонной трубки раздался щелчок, и Сеня узнал голос Стародубцева:

— Алло…

— Вадим, ты скорее всего меня не знаешь, — торопливо проговорил молодой человек, боясь, как бы на том конце провода не положили трубку, не дослушав его, — но у меня есть что тебе сказать.

— Кто ты такой? — спросил Стародубцев. — Что тебе надо?

— От тебя мне не нужно ничего, — коротко ответил Сеня, — просто я знаю, что у тебя недавно убили брата и ты готов наделать много глупостей. Я хочу тебя предостеречь…

Вадим перебил неизвестного собеседника, задав неожиданный вопрос:

— Тебя попросил позвонить мне Монах?

— Нет, — ответил звонивший и от неожиданно охватившего его волнения переложил трубку в другую руку. — Монах здесь ни при чем. Поэтому я и звоню, а иначе никогда не стал бы этого делать. Поверь мне… Я знаю, кто приказал убить парня.

Стародубцев долго молчал, обдумывая услышанное, — это меняло все. Его так и подмывало бросить трубку или наговорить Бог знает чего, но он сдержался и только спросил:

— Если ты действительно что-то знаешь, приезжай ко мне, а если решил ваньку повалять, положи трубку и больше не звони. В любом случае я не поверю ничему сказанному, пока не увижу тебя и не смогу убедиться, что ты не человек Монаха.

Сеня не знал, что ответить.

Ему было необходимо подумать, прежде чем решиться на какие-то меры. Он представил себе, что доказать вину Заики можно только одним способом — лицом к лицу и в присутствии Вадима.

С другой стороны, молодой человек понимал, что ждет его, когда Стародубцев узнает, кто именно нажал на спусковой крючок.

Сеню охватил животный страх, и он уже был готов повесить трубку, но вдруг на него как будто что-то нашло: ему стала абсолютно безразлична собственная судьба. В конце концов, что его держит в этой жизни? Родных у него нет, друзей тоже, а есть только деньги, много денег, которые он заработал на чьем-то горе.

Бывают минуты, когда человек переосмысливает свою жизнь, смотрит на нее по-другому, меняясь не только в собственных глазах, но и в глазах окружающих. Обычно люди называют такие поступки безумством.

В жизни Сени наступила именно такая минута, и он решительно произнес:

— Говори адрес, я подъеду.

Помедлив, Стародубцев продиктовал адрес.

— Буду через час, — пообещал молодой человек, опуская трубку на рычаг, и поспешно вернулся к ожидающему его автомобилю.

Усаживаясь на сиденье и захлопывая за собой дверь, он почти приказал пожилому водителю:

— Все изменилось. Давай, батя, дуй на развилку Можайского шоссе, да притопи, старик — мне некогда.

Не договорив фразу, он достал из кармана несколько смятых купюр и протянул их ветерану:

— Держи — это тебе.

На секунду оторвавшись от дороги, престарелый извозчик едва не выпустил из рук баранку — на ладони пассажира лежало несколько стодолларовых банковских билетов.

Резко затормозив, он дрожащими руками взял деньги и пересчитал вслух:

— Один, два, три… семь! — Вопросительно уставившись на сидящего рядом, он повторил: — Семь! Семь стольников! Да за что же?

— Бери, дед, — грустно улыбнулся молодой человек, — они тебе нужнее, чем мне.

Круто развернувшись, «москвич» резво, насколько позволял его преклонный возраст, понесся по освещенной придорожными фонарями трассе, увозя в неизвестность щедрого пассажира.