Ставка на мертвого жокея (сборник рассказов)
Шрифт:
– - "Обижать"!
– - фыркнула миссис Малл.-- Попробуй его обидеть! Да у него кожа толстая, как у слона -- ничего не чувствует.
– - Что же случилось?
– - встревожилась Клэрис.
– - В дверь позвонили,-- начала свой рассказ миссис Малл.-- Стоит он на пороге, с этой своей обычной самодовольной ухмылкой,-- она всегда меня раздражала, и ему это прекрасно известно.
– - Ах, мама,-- начала было Клэрис,-- нечего зря выдумывать...
– - "Выдумывать"?
– - перебила ее мать.-- Прежде выслушай, а потом скажешь, выдумываю я или нет. Знаешь, на что хладнокровно, с полным равнодушием отважился этот человек сегодня ночью?
– - И умолкла.
Клэрис, разумеется, ободрила ее:
– -
– - Теперь-то наконец он перешел все границы. Я женщина терпеливая, знаю, хорошего без плохого не бывает, но даже терпение святых имеет предел. И вот, когда увидела их там, за дверью, сегодня ночью...
– - Да кого же?
– - Клэрис была совсем сбита с толку.-- Что ты имеешь в виду, кого это "их"?
– - Вот именно -- их!
– - упрямо повторила миссис Малл.-- Твоего отца и эту рыжеволосую, в крепдешиновом платье, да еще таком узком, как это она дышит, пищу переваривает и как ребенка выносила!
– - Какого ребенка?
– - чуть слышно спросила Клэрис.
– - Большого такого, толстого парня,-- не смутилась миссис Мал,-- из одежды давно вырос, но ухмылка на лице такая же наглая, как у твоего отца. Приклей ему усы -- и может в любой день отправляться в трамвайное депо и выводить на линию трамвай на Третью авеню. Проедет по ней до самого конца -и все примут за твоего отца, и не сомневайся!
– - Послушай, мама,-- Клэрис, конечно, знала о той рыжеволосой женщине на крыльце отеля у Кротонского водопада летом 1921 года, но сейчас она впервые услыхала это от матери,-- никто ничего не говорил мне о ребенке.
– - Я тоже о нем не знала до сегодняшней ночи. Ах, он самый большой обманщик, какой когда-либо ходил по улицам этого города, твой отец! Но вот сегодня ночью он наконец предстал в своем истинном облике. Стоят, голубчики, абсолютно спокойно рядом передо мной, вот как ты сейчас, под ручку, и этот ребенок, копия твоего отца, а сам он говорит мне: "Берта, я привел к тебе своих друзей. В доме есть что-нибудь выпить?"
– - Ну и что же ты сделала после этого?
– - Клэрис решила потакать матери,-- впрочем, ей и самой стало интересно.
– - Ну, я, конечно, была с ними отменно вежлива. Никогда ведь не устраивала семейных сцен перед незнакомыми людьми, и твоему отцу это прекрасно известно, он и пользовался. Холодно им поклонилась, взяла у мальчишки картуз, проводила их со всей церемонностью к столу, приготовила чай, вытащила для них из шкафа половинку пирога из крошек сухарей. Сидела с ними за столом, лишь вежливо вставляя "да" или "нет". А рыжеволосая все время тараторила о Кротонском водопаде, о том, что тамошняя погода для нее слишком жаркая и влажная, что на кухне в отеле готовили на маргарине, как она и подозревала, хоть и утверждали, что на масле, даже готовы поклясться. По правде говоря, я не слишком старалась, чтоб им было у меня приятно, и они, слава Богу, не стали задерживаться. Улучила я минутку, отвела твоего отца в сторону и сказала ему вполне определенно, что не желаю больше никогда видеть в своем доме ни эту женщину, ни его сына, зачатого в грехе. Все ему высказала, хладнокровно и ясно, чтобы в будущем избежать всякого между нами недопонимания: захочет снова меня увидеть -- пусть приходит, но один.
– - Ну и как отреагировал на это отец?
– - Да он только рот открыл, как в прихожую вплывает эта женщина и рот ему ладошкой закрывает. "Фредерик,-- говорит,-- уже поздно, нас ждут внизу". И они ушли, правда, поблагодарили меня за чай,-- бесстыдная троица, понятия не имеют о порядочности.
Клэрис, женщина разумная, нашла слова, чтобы восстановить обычный порядок и семейную гармонию:
– - Мне кажется, мама, тебе больше не о чем беспокоиться,-- уверена, он правильно тебя понял.
– - Могу только это ему посоветовать!
– - горячо отозвалась миссис Малл.-- Или я захлопну
В течение недели или даже больше, по сообщениям миссис Малл, все шло хорошо. Мистер Малл посетил ее трижды, один, был довольно спокоен и несколько рассеян. Она проявляла терпимость, тактично не поднимала тему рыжеволосой и ее ребенка -- вылитой копии ее мужа.
Но вот в него вновь вселился бес -- ночью, в субботу, раздался звонок в дверь. Открывает и видит: стоит он со своей обычной наглой ухмылкой на губах, а рядом, под ручку с ним,-- рыжеволосая в прозрачном, узком крепдешиновом платье -- из-под него ясно, как при дневном свете, видна каждая складка корсета,-- и этот увалень, ее парнишка, с точно такой же субботней наглой ухмылкой, как у его отца...
– - Стоит он в коридоре,-- миссис Малл рассказывала это Клэрис утром в понедельник,-- широко улыбается,-- получает, видно, большое удовольствие от чувства собственной вины,-- и говорит: "Мы случайно проходили мимо и подумали: может, тебе одиноко и ты не прочь немного побыть в нашей компании".
Миссис Малл пришлось ждать до понедельника, чтобы все рассказать дочери, так как на уик-энд Клэрис уехала в Провиденс, навестить семью мужа, мистера Смолли. Такая вынужденная задержка помогла ей запечатлеть в памяти с мельчайшими деталями виденное, и она торопливо все это стала излагать, не сняв даже шляпки, в гостиной Клэрис:
– - На него я бросила лишь один мимолетный взгляд, зато долго, со значением разглядывала эту рыжеволосую и ее зачатого в преступном грехе сынка. Это, конечно, не могло остаться без внимания твоего отца, держался он довольно развязно: "Разве ты не собираешься пригласить нас, Берта, хотя бы на минутку?" Стоял между нами как бык-победитель на ярмарке. "Ведь предупреждала тебя, Фредерик,-- вежливо, но твердо подвожу я черту.-- А теперь уходи и не смей больше никогда подниматься ко мне по этой лестнице!" "Да что ты, Берта?" -- уговаривает меня так медоточиво, умасливает -- всегда это умело использует, едва речь заходит о женщине. Ну, быстренько его осадила, повторила строго: "Уходи! Не желаю больше иметь с тобой ничего общего! Долго все выносила. Не трать зря время на уговоры! Дверь закрывается!" И закрыла у него перед носом, но не захлопнула, чтобы не доставить удовольствия этой его рыжей -- пусть не думает, что я разозлилась. Но закрыла резко. Через дверь слышу минуту-две их горестные перешептывания, а потом ногами зашаркали вниз по лестнице, а я спать легла.
Через час звонит в дверь, кричит: "Я теперь один, Берта, впусти меня ради бога!" Но я лежу, не двигаюсь: ни звука не издаю. Всю ночь в дверь названивал, возился возле двери; только я бесповоротное решение приняла, ничем себя не выдала, ни единым шорохом не дала ему понять, что слышу его звонки и возню.
В конце концов, когда взошло солнце, дал он последний, отчаянный звонок, в последний раз крикнул: "Я ухожу, Берта, прощаюсь с тобой навек!" Хоть обида от этих слов легла мне на сердце,-- не ответила: давно пора преподать ему урок. Вот и все, так я положила конец всему, что связано с твоим отцом.
Клэрис попыталась было убедить мать -- дай, мол, отцу еще один шанс,-но отказалась от своей затеи: уж очень у нее выражение лица грозное, и челюсти так плотно сдвинуты... Принесла ей чашку чаю, постаралась, как могла, утешить. Внимательно следила, как она надевает шляпу -- точно солдат перед боем шлем, и долго прислушивалась к ее шагам на лестнице. Пошла делать свои ежедневные покупки -- такая беспощадная и одинокая...
Целый день думала Клэрис о матери, о том, как сильно жгла ей сердце любовь к отцу все эти сорок лет,-- нашла ведь в себе силы дать ему от ворот поворот, пусть даже теперь, когда его так долго нет в живых, и все только из-за какого-то поцелуя на крыльце отеля у Кротонского водопада в 1921 году.