Стая бешеных

Допросы, на которых присутствовал адвокат, проходили нервно. Ирина это чувствовала. Сбивалась, часто впадала в истерику, что никак не помогало делу.

Гордеев пытался поговорить с Чекмачевым просто, по-человечески, расположить того к себе, что для адвоката всегда весьма и весьма полезно, но наткнулся на такую глухую стену, которую было не прошибить.

– Итак, давайте вернемся к моменту, предшествующему убийству, – нудно говорил Чекмачев. – Расскажите следствию, как вы познакомились с гражданином Ливановым?

Ирина протяжно вздохнула и начала:

– Я вернулась из Ялты. Поезд пришел вечером… Во сколько? Часов в девять, наверное, да.

– Куда пришел поезд?

– На Курский вокзал.

– Продолжайте.

– Денег на такси у меня не было. Вы знаете почему?

– Повторите.

– Когда я ехала на юг, меня в поезде обокрали.

– Кто?

– Это была женщина по имени Зина. Мы ехали в одном купе.

– Как она вас обокрала? Вытащила деньги из сумки или из кармана, как?

– Я сама ей отдала, – еле слышно сказала Ирина.

– Как это? Обокрала или отдали?

– Мы подъехали к российской границе, и она сказала, что на Украину можно провезти только задекларированные деньги.

– Почему же вы их не задекларировали?

– Так я не знала.

– Как не знали, если она вам сказала!

– Да, но она сказала поздно, когда мы уже были в поезде!

– И что? Проводник должен был дать вам декларацию. Так, кажется.

– Ничего он не давал, – опешила Ирина.

Гордеев сделал пометку в блокноте.

– Так. И дальше что? – спросил Чекмачев.

– Она и предложила провезти мои деньги на своем ребенке.

– У нее был ребенок?

– Да. Грудной младенец. Я и решилась.

Ирина сейчас почти что сама верила, что так оно и было, она забыла, как сама же и упрашивала Зину взять ее доллары.

– Она завернула деньги в пакет и сунула под пеленки. А когда украинскую таможню прошли, она мне пакет вернула.

– И как же вы не заметили, что в пакете нет денег?

Действительно, как она не заметила? Ирина задавала себе этот вопрос тысячу раз. И тысячу раз не могла на него ответить.

– Не заметила… Она очень торопилась выходить, я помогала ей выносить вещи… Я даже подумать не могла… Я не знаю…

Чекмачев откинулся на спинку стула и изобразил на лице нечто проницательное.

– Что-то тут не сходится, гражданка Пастухова. Вот вы очень хотите меня убедить, что вас обокрали, что вы такая несчастная, а вот не сходится.

– Простите, Игорь Владимирович, – сказал Гордеев, – вы не могли бы пояснить вашу мысль? Моя подзащитная явно теряется, пытаясь угадать, что же у нее, как вы изволили выразиться, не сходится.

– Да все не сходится, Юрий Петрович, – тем же язвительным тоном ответил следователь. – То вдруг она не знает про декларацию. То вдруг не может взять у проводника, то вдруг решает обмануть украинских таможенников и отдает деньги первой попавшейся женщине. Но самое замечательное – не проверяет их, когда женщина эти деньги ей возвращает.

– Если вы позволите, я попытаюсь объяснить…

– Свои соображения вы изложите в защитной речи, – перебил следователь. – Сейчас мне бы получить объяснения самой Пастуховой.

– Да честное слово, я не знала! Я в Крыму была лет десять назад! Откуда я могла знать, что там уже как заграница?!

– Узнать надо было, – наставительно произнес Чекмачев.

– Простите, о каком составе преступления вы говорите? – спросил Гордеев.

– Незнание законов не освобождает от ответственности, – изрек следователь.

– Простите, я не припомню, – начал рыться в Уголовном кодексе Гордеев. – Внимательно читал, а что-то не вспомню.

– Вы что, не знали, что незнание законов?..

– Нет, это я как раз очень хорошо знаю. Я просто не припомню, чтобы в постановлении о привлечении к уголовной ответственности говорилось что-либо о нарушении моей подзащитной таможенных правил.

– Там этого нет.

– Верно, поэтому, с вашего позволения, вернемся к сути дела.

Чекмачев проглотил.

– Хорошо, вернемся, я просто, Юрий Петрович, пытаюсь понять мотивы преступления, – несколько обиженно проговорил Чекмачев.

– Но, может быть, мы лучше спросим мою подзащитную?

– Продолжайте.

– Что продолжать? – совсем растерялась Ирина.

– Расскажите, как вы встретили гражданина Ливанова. То есть потерпевшего.

– Первый раз или второй?

– Первый.

– Так вот как раз он и сажал в вагон эту Зину. Я решила, что он ее муж. А когда вернулась в Москву, увидела, как он идет уже с другой женщиной. И я стала за ним следить. Он эту женщину тоже посадил в поезд, а сам пошел…

– Куда он пошел?

– Я только потом поняла, что он меня сразу вычислил. Он, понимаете, он вышел с ней из метро, а потом пошел вдруг пешком. Но я сразу не догадалась.

– А зачем вы за ним следили?

– Я уже говорила. Я и сама не очень понимала. Думала, сначала выслежу, а потом заявлю, куда следует.

– Зачем же вы с ним стали знакомиться?

Ирина опустила голову. И этот вопрос она задавала себе тысячу раз. И тоже не находила ответа.

И для адвоката этот момент имел немаловажное, если не первостепенное значение. Юрий Петрович подался вперед, ожидая от Ирины хоть каких-то разумных объяснений.

– Не знаю. Дура потому что, – еле слышно сказала Ирина.

Чекмачев тонко улыбнулся.

– А может быть, все было не так? А, Ирина Алексеевна?

Ирина удивленно вскинула глаза на следователя.

– Может быть, вам и знакомиться с ним не надо было?

– В каком смысле? – не поняла Ирина.

– В том, что вы уже были знакомы. И очень давно.

Гордеев переводил глаза с Ирины на следователя.

– С кем, с этим?.. – не поверила своим ушам Ирина.

– Да-да, с гражданином Ливановым. Вот показания ваших соседей и сослуживцев. Зачитываю. «Неоднократно встречала Пастухову, возвращавшуюся домой с молодым человеком. Рост приблизительно метр восемьдесят, черноволосый, симпатичный, одет элегантно…» Никого не напоминает? Дальше читаем. «Человек на этой фотографии очень похож на того, с которым Пастухова часто встречалась после работы». Мы показывали фотографию Ливанова, – вставил Чекмачев. – «Я видел его неоднократно». А вот совсем однозначно: «С этим человеком Ирина встречалась около года. Да, это он на фотографии. Она звала его Руфатом». Еще?