Стая
Шрифт:
— Алло, Моня? Это я.
— С наступающим, — ответили в трубку.
— Слушай, надо встретиться. Есть для тебя работа, срочная и высоко оплачиваемая.
— Интересно. Когда и где?
— Давай второго числа, в полдень, в «Руси».
— А ресторан будет работать?
— Будет. Я проверял, как раз все корпоративы закончатся. Ну, что? Договорились?
— Хорошо. Я приду.
Кривцов положил трубку, и ещё раз поблагодарив девушку, вышел из парикмахерской.
На противоположной стороне улице находилась автобусная остановка. Желающих уехать было немного. Кривцов обратил внимание на мальчишку лет двенадцати, у которого в руках был футляр для гитары. Точно такой же футляр использовал в своей работе и Кривцов. Сейчас этот футляр
— Играешь? — спросил он его.
— Ага, — ответил тот.
— Тяжело?
— Раньше было тяжело, а сейчас привык. Пальцы только болят.
— Это пройдёт. В музыкальной школе учишься?
— Ага, уже скоро закончу. Я бы сам никогда не стал учиться играть на классической гитаре. Мама замучила, она у меня музыкант.
— Повезло тебе, — сказал Кривцов, вспомнив свою мать.
— В чём же это мне повезло?
— Сам скоро поймёшь. Ну, будь здоров, — Кривцов медленно пошёл от остановки.
— С наступающим! — крикнул ему вслед мальчишка.
Кривцов помахал ему в ответ и пошёл своей дорогой.
— Мама — музыкант, — подумал он про себя, — конечно, тебе повезло, приятель. Не наркоманка, не пьяница, не наводчица, не воровка, а музыкант.
Он вспомнил свою мать, которую трезвой редко видел. Когда она напивалась, то всегда плакала и гладила его по голове. Но через несколько минут её настроение могло измениться, и вместо этого поглаживания можно было запросто получить и подзатыльник. Ещё она любила собирать в их комнате в коммуналке своих собутыльников и собутыльниц. Кривцов ещё в детстве задумывался, отчего так вышло? Мать была образованной женщиной, в своё время закончила институт, работала в каком-то конструкторском бюро. Как могло произойти, что всё в жизни ей заменила водка? Почему в тридцать с небольшим она выглядела на все пятьдесят? Когда ему было лет двенадцать, мать устроилась на работу в стрелковый тир, в парке культуры и отдыха. После школы, а в выходные с утра до вечера Кривцов стрелял. Никто его не учил, но он тогда еще заметил, что у него хорошо получается, что к этому делу у него был несомненный талант. Там, в тире, он разучил свой дуплет. Когда стрелять в мишени стало неинтересно, так как попадал он в них легко, юный стрелок решил усложнить себе задачу, благо и двуствольные винтовки в тире имелись. Он так приспособил какую-то зверюшку, что та падала, если только в нее попадали две пульки подряд, причем между выстрелами должно пройти не больше секунды. Не сразу, но этот трюк стал у Кривцова получаться.
Мать умерла, когда Кривцову было пятнадцать, а в стране начали строить капитализм. Можно было ещё допустить, что пристрастие матери к алкоголю вызвано потерей работы, крушением идеалов и другими переменами в жизни страны. Тогда многие спивались по этой причине, так как не были готовы самостоятельно выживать в новых условиях. Но мать Кривцова спилась гораздо раньше. Она пристрастилась к алкоголю ещё до перестройки. И никакие трудовые коллективы, никакие воспитательные меры местного участкового милиционера не помогли. Даже её муж и отец Кривцова не смог ничего поделать. Он просто с ней развёлся, и Кривцов его больше ни разу не видел. Не захотел его отец бороться, а нашёл самый лёгкий способ избавиться от всех проблем. Сначала Кривцов на него обижался, а потом, с годами понял, что папаша был прав. Как говориться, против лома нет приёма. Поэтому с пятнадцати лет Кривцов был предоставлен самому себе. Пару лет он пожил в семье родной сестры матери, но у той были свои дети и свои заботы. Поэтому все члены приемной новой семьи вздохнули с облегчением, когда Кривцова забрали, наконец, в армию. Отправляясь служить, Кривцов однозначно решил, что из армии в эту семью не вернётся. В армии, взяв в руки боевое оружие, он опасался, что навык, приобретенный им в тире, пропал, так как к началу службы он не стрелял года три. Но навык никуда не делся.
— А у этого парня
мама — музыкант, — подумал про себя Кривцов. — Значит, он, по крайней мере, не станет таким же, как я. Разве ему не повезло?Кривцов зашёл в цветочный магазин и купил букет из белых лилий. Ему захотелось доставить удовольствие своей квартирантке. А в этом случае цветы — самый верный способ угодить женщине.
Он поднялся на свой этаж и позвонил.
— Это мне? — удивилась Ольга, открыв дверь Кривцову.
— Вам, кому же ещё? Кстати, почему вы не поинтересовались, кто пришёл? — спросил Кривцов.
— Отвыкла, в Германии об этом не спрашивают, — Ольга взяла букет и поднесла к своему лицу, потом прошла на кухню и поставила цветы в вазу.
— Я все-таки вас попрошу в следующий раз спрашивать, и не открывать незнакомым людям.
— Хорошо, — пообещала Ольга, — вы кого-то боитесь?
— Я похож на человека, который может кого-то бояться? Нет, я просто боюсь за вас.
— Спасибо, за меня давно уже никто не боялся, и цветов никто не дарил, да ещё таких роскошных. Спасибо.
— Пожалуйста, — Кривцов сел за кухонный стол, — если все благодарности исчерпаны, то может, что-нибудь съедим?
— Конечно, — Ольга стала расставлять на столе посуду, — я кое-что смогла приготовить, несмотря на скудность имеющихся продуктов. Ключа у меня не было, а то бы я в магазин сходила.
— Банки не работают.
— При чём здесь банки?
— При том, что у вас нет наших отечественных рублей, а на евро в магазинах ничего не купишь. Давайте, мы с вами позже вместе сходим и купим еды. Скоро Новый Год, а у нас нет ничего.
— Точно, я и забыла. Только мне неудобно. Мало того, что поселилась в вашей квартире, так ещё нахожусь на полном иждивении.
— Бросьте вы это? Я же не предлагаю вам лобстеров купить. К тому же в нашем провинциальном городке их, наверное, не продают.
— А вы их пробовали?
— Нет, конечно. Где бы я их попробовал? Мы купим что-нибудь банальное, чтобы изготовить салат «Оливье», мясо по-французски, и торт на десерт. Надеюсь, вы сможете приготовить столь популярные блюда?
— Конечно, но всё равно неудобно.
— Перестаньте, прошу вас, — Кривцов закурил, — если бы мне не доставляло радости за вами ухаживать, я бы этого не делал. Поверьте мне.
— Вы, действительно, циник, — заулыбалась Ольга.
— Я вас об этом предупреждал. Кстати, предлагаю перейти на «ты».
— Без брудершафтов и поцелуев? — лукаво спросила Ольга.
— Уже поздно, спать пора, хотя время для поцелуев подходящее.
— Ладно, я пошутила. Переходим на «ты».
ГЛАВА 10
Одинцов внимательно слушал доклад Крыленко и что-то записывал у себя в блокноте.
— Это все? — спросил он, когда Крыленко затих.
— Все.
— Не густо, — откинулся он в кресле, — значит, стреляли, говоришь, с чердака дома напротив. Точнее никак?
— Все облазил лично. Никаких следов. Если бы не баллистики, то в это с трудом верится. Далековато.
— А винтовка-то, говоришь, штатовская? И, определить это удалось только по пулям, так как и винтовку и гильзы стрелок унёс с собой? Странно, обычно орудие убийства нормальные киллеры бросают на месте преступления. А этот забрал.
Крыленко пожал плечами.
— Жильцов опрашивал?
— Опрашивал. Но в Седовском доме из окон обычно не смотрят, не те люди, а смотреть из того дома, из которого стреляли — мало толку. Увидишь то же, что и все. В общем, этот стрелок — парень с головой.
— А кто спорит, что он не дурак. Дурак бы взял автомат, вышел на проезжую часть и расстрелял бы всю колонну. Теперь о Седовых.
— Седов — младший, — начал Крыленко, открыв блокнот, — ничего из себя не представляет, вернее не представлял. Студент — переросток, выросший на папиной шее. За ним ничего такого нет, разве что мелочи: девочки, рестораны, каннабис.