Стебелек и два листика
Шрифт:
– Я и правда проголодалась…- Она положила себе на тарелку чего-то - зеленого с белым.
– Разрешите мне поухаживать за вами.
– С удовольствием… Да, пожалуйста… Нет, это - потом…
Юниор налил ей кофе. Рука не дрожала. А в груди бешено колотилось сердце. Ну и мир! Такие провокации! Еще секунда - и я выпил бы! И конец всему. Нет, не всему - мне конец. Сожгло бы. Пусть вода здесь и натуральная, но кофе наверняка такой, как и все вокруг. Разорвало бы на кусочки. И Зое пришлось бы вместо завтрака наводить здесь чистоту…
– Чему вы улыбаетесь, Юниор?
– Так… может быть, тому, что вы подозреваете меня в обидчивости. Или в пристрастии к этикету.
– Не знаю… У вас могли быть какие-то… личные отношения с Георгом. Он, знаете, не из
– На работе бывает все что угодно.
– И все же он не из легких… У вас не возникало с ним никаких осложнений?
– Из-за чего?
– Помните - на банкете мы танцевали с вами, потом еще немного поболтали…
– И что же? По-вашему, это могло ему не понравиться? Он говорил вам что-нибудь по этому поводу?
Зоя ответила не сразу:
– Сейчас как раз такой период, когда мы не очень много разговариваем. Когда он занят серьезной работой, дома он почти немеет. Нет, мне он не сказал ни слова. О нас с вами - я это имею в виду.
– Простите.
– За что же?
– Предложить вам еще что-нибудь?
– Благодарю, но я сыта. Не позволяю себе много есть. Пресловутая линия…
– У вас она, я бы сказал, идеальна.
– Спасибо за комплимент, но к такой я стремлюсь.
– Это так важно?
– Мужчине никогда не понять таких вещей. Не примите за упрек: у нас от природы разное мышление.
Милая девочка, сожалел Юниор, какая же ты природа? Ты - продукт даже не вторичный, а третьего порядка, а природа тут - то, что за куполом. Но насколько же ты приятнее той природы!
– Да,- сказал он со вздохом,- в этом смысле мы глубоко ущербны. И все же - разве мы не умеем ценить красоту?
Интересно, отметил он для себя, как-нибудь потом надо будет потолковать со специалистами. Точно зная, что она - всего лишь фикция, я веду себя с нею так, как если бы она была самой настоящей женщиной. Что это - влияние красоты? Но ведь в самом деле - настоящая, только происхождение ее не то и условия существования крайне ограничены: до поры, пока не снято поле. А во всем остальном - женщина. И с ней можно…
Эта простая мысль ударила его, как боксер, прямо в одну из самых уязвимых точек - и он поплыл в «грогги» и перестал дышать.
– Умеете, хотя и не все. И часто - не так, как следует. Слишком утилитарно. Венеру ведь вы не примеряли к себе в постели?
– Нет,- улыбнулся он.
– А просто женщину, если она красива?
– Но она ведь живая!
– Да. И поэтому ей поклонение еще нужнее.
– Вы правы,- сказал Юниор.- Но этому надо учить. Как и восхищению Венерой, кстати.- Он поднялся, отодвинув кресло.- Позвольте поблагодарить вас…
Зоя протянула руку. Юниор поцеловал ее и в очередной раз удивился точности работы программистов. Все, буквально все - даже запах духов, какими пользуются много лет подряд, так что он как бы въедается в кожу… А ведь еще несколько часов назад этой женщины не существовало в природе.
– И все же меня терзает совесть,- сказала Зоя.- Вы так и вышли из-за стола голодным.
– Не ваша вина. Я рад тому, что и не моя: я не простил бы себе, если бы обидел вас как хозяйку дома.
– Посидите еще. Я попытаюсь разбудить Георга, он ведь вам нужен…
Зоя снова ушла в дом. Юниор глядел ей вслед, размышляя. Не так-то просто было понять, что побудило Георга снять матрицу именно со своей жены. Желание, чтобы и в других мирах увидели ее, поняли, что такое красота в земном понимании (в понимании Георга, точнее; но в этом случае никто, пожалуй, не стал бы с ним спорить). Может быть. Или… процесс матрицирования вовсе не так безвреден, как уверяли специалисты, и Георг не хотел подвергать риску постороннего? Кажется, времена трагической медицины давно миновали. И потом, Георг при всех приписываемых ему подлинных и вымышленных недостатках человек порядочный: нет никаких доказательств иного. Он прежде снял бы матрицу с самого себя. Может быть, он так и сделал? В таком случае Георг вскоре покажется в дверях, заспанный и немного злой. Странная была
бы ситуация: фикция Георга приняла бы участие в испытании и, наверное, у нее возникли бы какие-то идеи по улучшению аппаратуры, создавшей его самого… Ну, а если ни то и ни другое? Какие-то причины более личного порядка? Ходят слухи, что он смертельно ревнив. Остроумно было бы: создать фикцию собственной жены - для поклонения всех желающих, подлинник же держать поближе к дому. Да (фантазия обрадовано разыгрывалась, как жеребенок, выпущенный на никем не тронутый лужок), но можно представить, что фикция возвращается домой. А она неизбежно вернется домой, больше ей идти некуда, и потом - она его жена, и ее не убедишь в другом, их просто стало две абсолютно одинаковых женщины; она вернулась - и сможет ли Георг сам различить их. Нет, наверное: близнецы, по сути дела. И пришлось бы Георгу срочно выключать поле, чтобы разобраться: та, что останется, и будет настоящей. М-да, вот какие коллизии могли бы возникнуть. Нет, никакие личные интересы тут, конечно, не замешаны. Тут…Зоя вышла из комнаты; она казалась слегка удивленной.
– Странно: в спальне его нет… Юниор пожал плечами:
– Наверное, встал уже. Принимает ванну.
– Нет. Я посмотрела.
– А когда вы вставали - он еще спал?
– Н-не знаю…- Зоя чуть замялась.- Мы пользуемся отдельными спальнями. Но вечером он приехал, поужинал, ушел к себе и сразу лег, по-моему. Ушел… купаться? Мы бы его встретили. Может, отправился пройтись по парку?
– Вероятно.
– Я схожу посмотрю…
Зоя сбежала с крыльца. Юниор кивнул собственным мыслям. Никакой трагической медицины. Себя копировать Георг не стал. Он пребывает сейчас на Земле с Зоей - настоящей, но теперь не единственной в мироздании.
Какая великолепная работа, просто не устаешь удивляться! Не только структура тела, организма,- в конце концов, об этом мог бы судить разве что сам Георг,- но и сознание воспроизведено до невероятного правдоподобия, до едва уловимых мелочей. Значит, учтены все потенциалы мозга, все рассчитано, а еще вернее - гениально угадано. Однако… не очень мне это нравится, Георг. Ведь обнаружив, что тебя нет, Зоя неизбежно будет потрясена, будет тяжко переносить все, что ей предстоит узнать о себе - фикции. Не кажется ли тебе: фикцией или как угодно - пока поле не убрано - она живет: чувствует, переживает… Или это месть? Месть той Зое, которая осталась там, с тобой? Месть через копию, изображающую того, с кем человек опасался испортить отношения и предпочел, так сказать, лупить палкой куклу? Был, говорят, такой способ снятия стрессовых ситуаций… Это жестоко, Георг, как ни верти. Бедной молодой женщине будет нелегко. Да и мне с ней - тоже.
Однако "Юниор пытался развязать этот узелок. Георга здесь нет, ладно. А кто же есть? Я. Почему? Еще одна проблема. Если фикция человека, как и все прочее, предназначена для демонстрации Курьеру, то, по логике вещей, должны быть запрограммированы два человека. Мужчина и женщина. Двойка, на которой зиждется все. А существует пока только женщина. Должен быть еще кто-то. Но не я. Я- за скобками. Я не экспонат. Но, может быть, кто-то другой и существует? В таком же домике, в километре отсюда, в противоположном конце парка? Интересно, кто? Кто-то из знакомых? Фу, черт, если бы вовремя подумал обо всех этих сложностях - пожалуй, и не стал бы^еализовывать третью степень, обошелся бы без бунгало…
Послышались быстрые шаги. Зоя поспешно взошла по ступенькам. Она была взволнована.
– Юниор, его нигде нет.
– Вы хорошо посмотрели?
– Он же не булавка! Обошла весь парк, звала - никаких следов.
– И никого другого?
– Мы здесь как бы на отлете, к нам редко забредают случайные люди. Нет, никого не было.
– Вот как,- пробормотал Юниор.
– А что?
– Зоя с тревогой глядела на него.- Вы думаете, кто-то мог забраться, и… Но это невозможно. Юниор, мы живем не в каменном веке!
– Она поднесла ладони к вискам.- Как вдруг голова разболелась… Обождите, я приму что-нибудь. Только не уходите, пожалуйста…