Стена
Шрифт:
– Раньше не убивали, верно. Раньше были благодеянием. Благодаря им на земле появилась и расцвела жизнь.
– Ну так что же произошло?
– Этого, вероятно, никто из нас не знает и теперь уже но узнает никогда.
– А что ты думаешь об этом сам? Ты очень стар. Главная часть твоей жизни осталась там, за огненной чертой. Я готов поверить, что ты, как все, ничего не помнишь. Но разум твой еще жив и ты не можешь не думать о том, как все переменилось. И почему переменилось.
Старик сплел тонкие пальцы, подпер ими узкий, худой подбородок и долго молчал, устремив неподвижный взгляд в дальний
– Твой вопрос свидетельствует о твоем уме - прости, я не знаю твоего имени.
– Мы зовем его Борода, - сказал Одноглазый.
– Он единственный среди нас, у кого волосы растут на подбородке и на щеках.
– Единственный... Это интересно...
– пробормотал старик, словно обращаясь к самому себе.
– Так вот, Борода, - продолжал он совсем другим голосом - отчетливым и твердым, - я действительно думая об этом, и не раз. И если тебя интересуют мои мысли, охотно поделюсь ими с тобой. Я не знаю, чем я занимался раньше, до "огненной черты", как ты говоришь. Начав вторую жизнь под развалинами в долине, я нашел себе занятие, вероятно новое, но не менее интересное и важное для меня, - я стал изучать сны. Да-да, не удивляйтесь - сны. Свои сны, сны других людей, живущих рядом со мной. Я научился понимать сны, объяснять людям их значение. Если бы вы знали, какие иногда снятся интересные сны!
– Мне никогда ничего не снится, - сказал Борода.
– А я видел сон только раз, - добавил Одноглазый.
– Мне приснилась женщина, злая и безобразная. Она преследовала меня, а я никак не мог убежать, и, когда она настигла меня, я проснулся...
– А потом ты долго болел, не правда ли?
– спросил старик, внимательно глядя на Одноглазого.
– Верно. Как ты узнал?
– Такой сон - частый знак близкой болезни.
– А если снов нет?
– спросил Борода.
– Сны есть всегда, просто ты их сразу забываешь, как я и другие забыли то, что было до "огненной черты".
– Ты, кажется, хотел рассказать нам, какие бывают сны.
– Да... Вот однажды мне приснилось поле - зеленое поле, густо заросшее влажной травой и цветами. Было раннее утро, и я бежал по этому полю. Никто не преследовал меня. Просто мне было легко и весело. Я бежал по росистой траве, и надо мной плыли легкие розовые облака. А потом взошло солнце, но не смертоносное, а ласковое. Его лучи только согревали и сушили одежду, влажную от росы.
– И что же означал этот сон?
– хрипло спросил Борода.
– Вероятно, только то, что когда-то давно, задолго до "огненной черты", я встречал солнечный рассвет на цветущем зеленом поле.
– А еще?
– Еще мне часто снится город. Большой город с очень высокими домами и узкими улицами. Нигде не видно развалин, а на перекрестках улиц кое-где маленькие площади и на них среди камня правильные ряды деревьев и цветы. Много ярких цветов. И между цветами бьют к небу струи прозрачной воды, ярко сверкающие в лучах солнца.
– А люди?
– Да, и люди. Множество людей. Они спешат куда-то, не обращая внимания на цветы, водяные струи и солнце.
– Значит, ты когда-то жил в таком городе?
– Вероятно. И, в отличие от других его обитателей, находил иногда время посмотреть вокруг.
– Поэтому теперь он является
тебе в снах?– Вероятно.
– Что же ты помнишь еще?
– Я не говорил, что помню. Это всего лишь сны.
– Которые ты умеешь толковать.
– Толковать - да. Но это не значит, что все так и было.
– Я перестаю понимать тебя, отец, - нахмурился Борода.
– Сон - лишь призрак, который возникает тут, - старик коснулся пальцами головы, - призрак воспоминаний или того, что живет в тебе и самому тебе неведомо. Может, это только мечты, а в действительности ничего не было.
– Но "огненная черта" была.
– В сущности, и этого мы точно не знаем. Что-то переменилось в мире, в котором мы жили. И все...
– Хочешь запутать меня?
– Нет. Это мои мысли. Ведь ты хотел знать их, не так ли?
– Тебя трудно понять.
– Это удел всех нас. Люди давно разучились понимать друг друга и даже самих себя. Вероятно, с этого и начались все несчастья.
– Значит, в том, что произошло, все-таки виноваты люди?
– Я не могу утверждать, но порой думаю так.
– Твои сны подсказывают такие мысли?
– Не только... Ты умеешь читать, Борода?
– Да, но я знаю мало книг. Книги - такая редкость. Они сгорели первыми. А те, что чудом сохранились, пошли на топливо для костров немного позднее. Люди хотели выжить любой ценой.
– Знаю. У себя в развалинах я собрал немного старых книг. В некоторых есть предсказания, что такое может произойти, если люди не одумаются.
– Предсказания?
– Да. Были люди, имевшие смелость предсказывать. Их называли фантастами.
– Расскажи об этих предсказаниях, отец.
– Это даже трудно назвать предсказаниями. В одной книге описано то, что случилось, так, словно автор видел все это.
– Но эта книга?
– Она написана очень давно, наверно, до моего рождения.
– Значит, они знали?
– Некоторые, наверно, догадывались.
– Ты слышишь, Одноглазый?
– Слышу, но можно ли верить? Где эта книга?
– Она хранится в развалинах. Обещаю отдать ее вам, если освободите меня.
– Слушай, Ботс!
– Я не Ботс.
– Мы уже договорились, что ты Ботс. Мне нужна эта книга. Но кто поручится, что ты не обманешь?
– Ты должен мне поверить. У тебя нет иного выхода. В некоторых случаях люди должны верить друг другу, ибо неверие - это уже проигрыш. Я оставлю книгу в условленном месте между развалинами и вашей горой. Завтра ночью ты возьмешь ее.
– Хорошо. Я верю. С заходом солнца освободи его, Одноглазый. Пусть парни проводят его и условятся о месте, где он положит книгу. Я не буду больше утомлять тебя расспросами о снах, отец. Прощай. А пока отдохни у нас до наступления темноты.
– Что скажешь, Одноглазый? Ушел он?
– Нет. Он умер, Борода. Умер, не начав вспоминать.
– Ты... Ты посмел?
– Спокойно, Борода! Глупо было отпускать его так. Я хотел испытать его немного. Ведь я имел право. Я тоже исследователь, как мы все.
– Что ты наделал! Книга... Как достанем теперь его книгу?
– Книга могла оказаться такой же ложью, как и "президент Ботс". Он сказал, что его звали Стоб. Тот старик тоже обманул нас.
– Что ты наделал, Одноглазый!