Стена

И студенты споро потянулись на перемену. И философ-социолог тоже влился в разномастную толпу сверстников.

Давайте не станем гадать: был ли вышеупомянутый любознательный студент нашим знакомцем из опять же вышеописанного двора. Давайте не станем обращать внимания на явное совпадение примет: цвет волос, куртка, джинсы, возраст, наконец... История, как утверждал знаменитый профессор Топорин, должна опираться на голые факты.

А они таковы. Старик Коновалов запарился. Даже новые ноги гудели по-старому. Хотелось есть. А машины шли и шли, красные кирпичные курганы равномерно вздымались вдоль всего двора, старику Коновалову до чертиков надоело давать любопытным жильцам туманные объяснения по поводу массового завоза дефицитных стройматериалов. И ладно бы жильцы, а то сам домоуправ, строгий начальник, подскочил: что? зачем? кто распорядился? Старик Коновалов отговорился: мол, указание свыше, мол, в райисполкоме решили, мол, будут возводить детский городок, спортплощадку, бильярдный зал. Но домоуправ не поверил, помчался звонить в райисполком, но до сих пор не вернулся. Либо не дозвонился, либо что-то ему там путное сообщили, либо другие важные дела отвлекли.

Парень в куртке подошел к усталому старику.

– Пора шабашить, отец.

– А кирпич?
– сознательная душа Коновалова воспротивилась неплановому окончанию работ.

– Без тебя справятся. Да и осталось-то с гулькин нос. Пойди перекуси. Есть что в холодильнике?

– Как не быть. Слушай, а может, вместе?.. Суп есть куриный, курицу прижарим...

– Спасибо, отец, я не голоден...
– парень ласково обнял старика, прижался щекой к щеке, пошептал на ухо: - А после обеда поспи. Подольше поспи, ночь предстоит трудная, рабочая ночка, - отстранился, весело засмеялся.
– Не заснешь, думаешь? Заснешь как миленький. И сон тебе обещаю. Цветной и широкоформатный, как в кино.

Ирку Пахомову начальница с обеда отпустила. Ирка купила в "Гастрономе" четыре пакета шестипроцентного молока, завернула в аптеку за горчичниками и явилась домой - кормить и лечить больного супруга. Больной супруг спал, свернувшись калачиком, дышал ровно, во сне не кашлял. Ирка попробовала губами лоб мужа, слегка удивилась: холодным лоб оказался.

Позвала тихонько:

– Сеня, проснись.

Сенька что-то проворчал неразборчиво, перевернулся на другой бок, сбил одеяло, выпростав из-под него худые волосатые ноги. Ирка одеяло поправила, легко погладила мужа по взъерошенному затылку, решила не будить. Больной спит - здоровье приходит. Эту несложную истину Ирка еще от бабушки знала, свято в нее верила. Сенька зря сомневался: Ирка любила его и по-бабьи жалела, до боли в сердце иной раз жалела, до пугающего холодка в животе, и уж конечно, не собиралась навеки бросать, уезжать с Наденькой в теплый Таганрог, к старикам родителям. А что пьет - так ведь мно-о-го меньше теперь, с прежним временем не сравнишь, а зато когда трезвый - лучше мужа и не надо: и ласковый, и работящий, и добрый. И еще - очень нравилось Ирке - виноватый-виноватый...

Издавна в России считалось: жалеет - значит любит. О том, кстати, заявила в известной песне хорошая народная певица Людмила Зыкина.

А между тем время к трем подбиралось, пустой с утра двор стал куда многолюднее. Как отмечалось выше - да простится автору столь казенный оборот!
– "проблема кирпича" сильно волновала жильцов, вечно ожидающих от местных властей разных сомнительных каверз. То горячее водоснабжение посреди лета поставят "на профилактический ремонт", то продовольственный магазин - "на капитальный", то затеют покраску дома в веселые колера, и они, эти колера, логично оказываются на одежде, на обуви, и, как следствие, на полу в квартирах. Веселья мало.

А тут - столько кирпича сразу!..

Старика Коновалова раскусили быстро: примазался пенсионер к _мероприятию_, мается от безделья, занять себя хочет. Пусть его. Но домоуправ-то, домовой - он все знать должен!.. Рванули к домоуправлению, а там - замок. И лаконичная табличка, писанная на пишмашинке: "Все ушли на овощную базу".

Кое-кто, конечно, в райисполком позвонил - но и там о предполагаемом строительстве ничего не слыхали. Правда, обещали подъехать, разобраться.

И тогда по двору пополз слух о неких парнях в белых куртках, которые-то и заварили подозрительную кашу. То ли они из РайАПУ, то ли из Промстройглавка, то ли из Соцбытремхоза. Где истина - кто откроет?..

А один юный пионер голословно утверждал, что рано утром на Москве-реке, в районе карандашной фабрики приземлилась небольшая летающая тарелка, из которой высадился боевой отряд инопланетян в белых форменных куртках и с походными бластерами в руках. Но заявление пионера никто всерьез не принял, потому что ранним утром пионер спал без задних ног, начитавшись на ночь вредной фантастики.

Но тут старик Коновалов, умаявшись руководить, ушел домой, грузовики с кирпичом во двор больше не заезжали, и жильцы мало-помалу успокоились, разошлись по отдельным квартирам. Известная закономерность: гражданская активность жильца прямо пропорциональна кинетике общественных неприятностей. Если возможная неприятность _потенциальна_, то есть ее развитие заторможено и _впрямую_ жильцу не угрожает, то он, жилец, успокаивается и выжидает. Иными словами, активность превращается в свою противоположность.

В этом, кстати, причина многих наших бед. Надо душить неприятность в зародыше, а не ждать, пока она, спеленькая, свалится тебе на голову. Именно в силу означенной закономерности парень в белой куртке, никем не замеченный, встретился в три часа с Павликом Топориным. А может, потому его не заметили, что он, хитрюга, снял куртку, остался в майке, а куртку свернул и под мышку устроил. Маскировка.

Но у парня, похоже, было другое объяснение.

– Парит, - поделился он метеорологическим наблюдением, садясь на скамейку рядом с Павликом.
– Как бы грозы не было.

– А и будет, что страшного?
– беспечно спросил Павлик.

– Гроза - это шум. А мне нужна тишина.

– Мертвая?
– Павлик был в меру ироничен. Но парень иронии не уловил или не захотел уловить.

– Не совсем, - ответил он.
– Кое-какие звуки возможны и даже обязательны.

– Это какие же?
– продолжал усмехаться Павлик.

– Плач, например. Стон. Крик о помощи. Проклятья. Мало ли...

– Ни фига себе!
– воскликнул Павлик.
– Вы что, садист-любитель?

– Во-первых, я не садист, - спокойно разъяснил парень.
– Во-вторых, не любитель, а профессионал.

– Профессионал - в чем?

– Много будешь знать - скоро состаришься, - банально ответил парень, несколько разочаровав Павлика.

И в самом деле: несомненный флер тайны, витающий над незнакомцем, гипнотическая притягательность его личности, остроумие и вольность поведения - все это сразу привлекло Павлика, заставило отменить важный теннис, а может - в дальнейшем - и кое-какие милые сердцу встречи. А тут банальная фразочка из репертуара родного деда-профессора. Ф-фу!

Но парень быстро исправился.

– Первое правило разведчика слыхал?
– спросил он. И, не дожидаясь ответа, огласил: - Не знать ничего _лишнего_, - голосом последнее слово выделил.

– Что считать лишним, сеньор Штирлиц?
– Павлик позиций не сдавал, считал обязательным слегка покалывать собеседника - кем бы он ни был.

– Все, что не относится к заданию.

– К какому заданию? К чьему?

– К моему. А какое - сейчас поймешь. Ну-ка, пройдемся, - встал и пошел вдоль школьного забора к выходу на набережную.

Павлику ничего не оставалось делать, как идти следом.

Поверьте, он никогда бы не поступил так, если б не обыкновенное юношеское любопытство. И что ж тут постыдного - удовлетворить его? Удовлетворим - и в разные стороны, никто никому ничем не обязан... Если, конечно, помянутое задание не окажется адекватным желанию самого Павлика.

Так он счел. Поэтому пошел за парнем. И ходили они вдоль по набережной минут эдак сорок.

А о чем говорили?..

Здесь автор позволяет себе применить до поры "первое правило разведчика"...