Стендаль и его время

Недаром в письме от 24 августа 1829 года Бейль писал Ромену Коломбу в Версаль [57] :

«Нынче вечером меня многое заставили сообщить о Байроне. Сейчас близится полночь. Сон отступил от меня, и поэтому хочется доверительно поведать тебе мою вечернюю болтовню.

Я имею возможность сказать тебе все, ибо те друзья, которых я тебе называю, уже погибли или томятся в кандалах. Мои слова не могут повредить заключенным, как никакая правда не может повредить благородным и мужественным сердцам.

57

Приводимые А. Виноградовым слова Стендаля о Байроне в действительности не были посланы Бейлем Ромену Коломбу как письмо. Публикуя в 1855 году переписку Стендаля, Коломб включил в нее и многие рукописи писателя, в том числе и его набросок воспоминаний о Байроне, снабдив его обращением и первыми тремя фразами, автором которых является, таким образом, не Стендаль, а Коломб.

Я не боюсь также, что меня будут упрекать мои умершие друзья, обреченные на жестокое забвение, всегда так быстро наступающее после смерти. Они, движимые естественным стремлением не быть забытыми, с радостью склонили бы слух свой к словам друга, произносящего их имена, и, чтобы оказаться на высоте моих умерших друзей-карбонариев, я обязуюсь и клянусь, что мой голос не произнесет ничего лживого и не позволит себе никакого преувеличения».

Нельзя не выразить удивления по поводу того, что все биографы Стендаля так легкомысленно обходят этот период его жизни и спокойно присоединяются к голосу тех, кто стремился доказать непричастность Бейля к карбонарскому движению. При жизни Бейля это, может быть, было целесообразно. Друзья стремились сохранить большого романиста, реалистического философа и просто прекрасного собеседника от грозной опасности. Но это вовсе не значит, что принятая ими система маскировки позволяет исследователю нынешних времен не заботиться о восстановлении правды. Если мы находим прямое признание Бейля в том, что он был участником заговора Моро в те годы, когда Бонапарт из революционного генерала становился узурпатором, то мы почти нигде не встретим его прямых признаний в принадлежности к карбонарским организациям Италии. И если бы не приказание австрийского правительства о розысках Бейля, известного полиции под чужим именем, если бы не серьезные косвенные доказательства, которые мы разберем, то историки-фальсификаторы Бейля могли бы и теперь удержать нас от вывода о несомненном карбонаризме Бейля.

В сентябре 1816 года Бейль пишет от имени Франсуа Дюрана предложение французскому законодателю— запретить политические дуэли. Комментатор писем Бейля приводит слова Ромена Коломба, что ужас Бейля перед дуэлями тем более замечателен, что он с большой легкостью сам был инициатором двух-трех дуэлей, причем стоял под выстрелами и стрелял хладнокровно. Мы должны сопоставить это письмо «господина Дюрана» с тем планом французских политиков, который стал известен карбонарским организациям. От графа д’Артуа, производившего секретную чистку армии от офицеров — приверженцев Бонапарта, офицеры-роялисты получили разрешение устранять наиболее заслуженных командиров Наполеона путем многократных дуэлей. Восемь или десять человек одновременно вызывали на дуэль нежелательное им лицо, и кто-нибудь из них убивал вызванного. Этот способ политических дуэлей описан Стендалем в его романе «Красное и белое».

Г-на Дюрана сменяет г-н Бомбэ в новых острых полемических выпадах, причем г-н Бейль сидит на концерте вместе с Цингарелли, обсуждает историю Карпани с этим музыкантом, затем по рассеянности опубликовывает весь этот разговор, якобы происходивший между г-ном Бомбэ и г-ном Цингарелли. Последний ввязывается в полемику Карпани — Бомбэ и говорит, что он никакого Бомбэ не встречал и с ним не разговаривал.

Г-на Бомбэ сменяет г-н Александр де Фирмэ, который пишет господину Луи Крозе из Рима 30 сентября 1816 года длинный план составления 3, 4, 5 и 6-го томов «Истории живописи в Италии». Ему же пишет письмо господин Дюбуа дю Бэ из Милана 21 октября, и из Рима же ему адресует письмо господин Онуфро Лани. Все эти письма содержат восторженные отзывы об итальянской живописи, впечатления от музыки и характере итальянского народа. Музыка и пение, живопись и скульптура внезапно сменяются политическими выпадами против Австрии и чисто карбонарскими высказываниями, которые делают понятной необходимость прибегать в переписке к двадцати-тридцати ложным именам.

В 1817 году Бейль выпустил первый том «Истории живописи в Италии». Эта книга вышла с очень странным обозначением имени автора: «Par М. В. А. А.». Книга, оригинал которой был в свое время, по выражению Бейля, «разорван казаками на пыжи», теперь, наконец, вышла в свет.

Бейль пишет распоряжение книгопродавцу, кому посылать и кому не посылать «Историю живописи в Италии». До истечения двухнедельного срока после выхода книги из типографии он просит не давать никаких объявлений и разослать книгу, к нашему удивлению, целому ряду французских аристократов, наполеоновских генералов и важнейших конспираторов Франции, будущих прямых участников июльской революции. Вместе с тем он красной чертой подчеркивает: ни одного экземпляра не высылать белым и католическим газетам: «Котидьен», «Дебаты», «Двухнедельное обозрение», «Добрый француз». Таким образом была исключена Бейлем вся правительственная пресса из списка тех, кто получает экземпляр его «Истории живописи в Италии».

В маленькой автобиографической записке, датированной «Воскресенье, 30 апреля 1837 года. Париж.

Гостиница Фавар», Бейль пишет о себе в третьем лице:

«Он издал в 1817 году «Жизнь Гайдна» и «Рим, Неаполь и Флоренция», а затем «Историю живописи в Италии». В 1817 году он возвратился в Париж, который показался ему отвратителен; он поехал посмотреть Лондон и возвратился в Милан».

Биограф Бейля Ромен Коломб пишет:

«Все улыбалось Бейлю. Он не помышлял о будущем, а настоящее было безоблачно. Но пришел день, когда довольно сильные сердечные горести заставили его желать перемен: в июне 1817 года он выехал в Париж. В своем обычном состоянии он казался странным. Он был или крайне печальным, или веселость его доходила до шутовства. Во всем сказывалась попытка удержаться от крайней степени отчаяния».

Резкие отзывы о Париже 1817 года и горячая ненависть к Бурбонам — таково содержание парижской жизни Бейля. Все его поиски даже самого незначительного места во французских консульствах в Италии получили решительный отказ.

В августе 1817 года Бейль с неизвестными целями выезжает в Англию. Письма этого периода не уцелели. С кем он виделся, как он проводил время в Лондоне, был ли он где-нибудь в других местах, кроме столицы, — об этом не сообщают даже его биографы. Только Коломб пишет: «В августе месяце маленькое путешествие ограничилось лишь кратким посещением Лондона».

Чрезвычайно характерна поездка в Англию непосредственно после знакомства с Байроном, а молчание Бейля зачастую было гораздо красноречивее его писем и мемуаров…

Быстро, почти нигде не останавливаясь, проезжает Бейль из Лондона через Францию и Швейцарию в Милан [58] .

В Париже у Делоне и Пелисье появляется книжка ин-октаво в 366 страниц под названием «Рим, Неаполь и Флоренция в 1817 году». И впервые на этой книжке появляется имя: «Стендаль — офицер французской конницы». Если историки литературы считали хорошим тоном расценивать «Историю живописи в Италии» как простой плагиат «Истории» Ланци, то ничто так не подтверждает право Стендаля на авторство «Истории живописи в Италии», как замечательные очерки «Рим, Неаполь и Флоренция». Ланци никогда не читал Гельвеция, Ланци не был материалистом, Ланци не читал «Дух законов» Монтескье и не был в состоянии определить всю сумму факторов, направляющих волю и творчество живописцев, факторов чисто материального свойства.

58

В данном случае А. Виноградов не вполне точен: после кратковременной поездки в Англию Стендаль месяц живет в Париже (с 16 августа до 16 сентября), а затем около двух месяцев в Гренобле (до 17 ноября).

Своеобразной прелестью полны и описания истории городов, и характеристики их внешнего вида, и отдаленные эпизоды, встречи, впечатления от людей, архитектуры, скульптуры, музыки; в особенности интересны чрезвычайно острые характеристики австрийских властей в Италии и национально-политического характера итальянских стремлений. В отличие от простого прославления архитектуры древних и средневековых храмов, в отличие от более или менее тонких или грубых характеристик Рима античного, средневекового, папского и Рима барокко Бейль сумел дать живую итальянскую душу, дышащую и творящую в этих трех столицах.

Друзья Бейля, посмеиваясь, говорили, что в этой книге виден не только пламенный итальянский патриот, но и человек, умеющий дать наставления, как проехать без паспорта через границу, как обмануть бдительность папских и австрийских жандармов. Насмешливые, веселые страницы книги настолько напугали австрийскую полицию, что она начала разыскивать автора, но нигде никакого Стендаля не нашла. Она обнаружила только, что это странствующий барон, выехавший из Италии, очевидно, под другой фамилией. Ответа на запрос, кто такой барон Стендаль, от издательства австрийская полиция не получила. Это была первая полицейская пометка на жизненном паспорте Анри Бейля.

В этом же 1817 году произошло событие, радикально изменившее весь строй жизни, все поведение Бейля.

В Милане проживала Метильда Висконтини, молодая женщина, вышедшая замуж за польского офицера Дембовского. Адъютант командующего войсками и начальник штаба итальянской дивизии в 1810 году, а затем бригадный генерал в армии принца Евгения, Дембовский рано ушел из жизни. Метильда Висконтини принимала у себя лучших людей Милана. Одним из ее друзей был Конфалоньери. Женщина острого и тонкого ума, прекрасно образованная, она обладала той высшей формой ломбардской красоты, которая больше всего пленяла Анри Бейля в Италии. Он сравнивал голову Висконтини с ломбардскими рисунками Леонардо да Винчи, с теми женщинами, которые волнующими улыбками, поворотами головы и выражением полураскрытых глаз одинаково пленяют и в мадоннах Леонардо да Винчи, и в Иродиаде Бернардо Луини, и в богоматери Чезаре да Сесто, и в Монне-Лизе Джоконде его учителя.