Степи Евразии в эпоху средневековья

В Старом Крыму, бывшем центром золотоордынского Крыма, от золотоордынского периода остались медресе и мечеть эпохи Узбека [Бороздин И.Н., 1917; Башкиров А.С., 1914, 1927]. Изучается золотоордынский слой в Белгороде Днестровском. Большие раскопки проводятся на памятниках золотоордынского времени в Молдавии: исследованы крупные архитектурные сооружения в г. Старый Орхей, гончарные комплексы на городище Костеншты и др. [Бырня П.П., 1974а, 1974б; Полевой Л.Л., 1969; Полевой Л.Л., Бырня П.П., 1974] (рис. 101).

Материальная культура собственно золотоордынских городов изучена сейчас довольно подробно. Для нее характерно прежде всего смешение различных черт и традиций, заимствованных завоевателями у покоренных народов, с элементами, принесенными монголами из глубин Центральной Азии. Последние наличествуют в домостроительстве. Так, общий тип дома и ряд строительных приемов, в частности оформление входов Г-образными стенками, каны, видимо, восточного происхождения. Такие черты, как угловые башни по фасаду, тандыры и умывальники типа тошна, суфы, — среднеазиатского происхождения [Егоров В.Л., 1970]. Планировка соборной мечети на Водянском городище близка Болгарской, так же как и подпольное отопление бани. Купольные мавзолеи с пештаками имеют четкие аналогии в среднеазиатских.

Для неполивной керамики характерна большая стандартизация, четкость форм и простота орнаментации, сводящейся главным образом к линейно-волнистому орнаменту. Это наряду с хорошим обжигом и высоким качеством глины говорит о крупном ремесленном производстве ее. Формы имеют аналогии главным образом в памятниках Северного Кавказа XII–XIII вв. Есть заимствования из керамики Волжской Болгарии, Хорезма и Монголии (рис. 101).

Поливная керамика из красной глины, орнаментированная резьбой под поливой по ангобу, техникой резерва или росписью ангобом и полихромной росписью под поливой имеет черты заимствования в керамике Закавказья и византийско-херсонесского круга. Поливная керамика из кашинного теста очень близка хорезмской керамике такого же типа, что было отмечено еще А.Ю. Якубовским. Кашинная керамика с надглазурной росписью несет на себе влияние иранской керамики, выполненной в технике «минаи», и посуды с люстровой росписью. В золотоордынском гончарном ремесле в XIV в. складывается самостоятельный вариант росписи ультрамариновой краской по белому фону, ставшей потом характерным для так называемой тимуридской керамики. Среднеазиатское происхождение имеет штампованная сероглиняная посуда, иногда украшенная поливой (рис. 100; 102, 1–9, 12) [Булатов Н.М., 1968, 1971, 1974; Михальченко С.Е., 1973].

Для архитектурного декора золотоордынских зданий характерны майоликовые кашинные изразцы с надглазурными и подглазурными орнаментами, имеющими сходство со среднеазиатскими изразцами, резные мозаики с характерным включением красного цвета, имеющие аналогии в закавказской и среднеазиатской архитектуре, плитки резной терракоты, обычно покрытые поливой с растительным и эпиграфическим орнаментом (рис. 102, 10, 11, 13–19). Применялся резной камень, резной ганч. В целом архитектурный декор носит ярко выраженный среднеазиатский характер с чертами влияния архитектуры Закавказья и Ирана [Воскресенский А.С., 1967; Федоров-Давыдов Г.А., 1976б; Носкова Л.М., 1971, 1972а, б].

Металлические изделия имеют аналогии как в Волжской Болгарии (замочки в виде зверей) (рис. 98, 8), так и на Руси (железные замки). Широко было распространено производство чугунных котлов и чугунных втулок для колесниц. Оружие представлено стрелами так называемых монгольских типов, в том числе типичными для XIII–XIV в. широкоперными стрелами. Известны сабли с характерными перекрестиями, концы которых загнуты в сторону клинка, в частности сабля с именем Узбека, бронзовые шестоперы, кольца для натягивания лука. Искусство торевтики представлено серией золотых и серебряных сосудов с орнаментацией, восходящей к китайским орнаментам и мотивам. Но известно также множество сосудов и изделий со среднеазиатскими и передневосточными мотивами. Пышно развивается искусство скани и зерни, создавшее своеобразный золотоордынский стиль сложных вычурных форм ювелирных изделий [Крамаровский М.Г., 1973; 1975; Спицын А.А., 19096; Федоров-Давыдов Г.А., 1976б, с. 162–188].

В золотоордынских городах была распространена иранская литература и язык, ярким примером чему являются не только переводы поэм на кипчакский язык, но и персидские стихи на изразцах и блюде из Нового Сарая. Найденные в золотоордынских городах эпиграфические памятники отличаются большим языковым разнообразием — иранские и арабские надписи на вещах, половецкие надписи, уйгурское письмо и монгольские тексты, тамги на сосудах, восходящие к хазарским знакам (рис. 98, 3).

Находки астрономических инструментов (квадранта и астролябий арабского типа) говорят о развитии наук. Огромное число монетных находок свидетельствует о развитии мелкого городского торга. Привозные вещи, такие, как китайский фарфор и шелк, византийские иконки, итальянские и сербские вещи, сирийско-египетское стекло, украшенное эмалями, индийские золотые монеты, серебряная монета XIII в. из Бейрута, арабские ткани, свидетельствуют о том, что золотоордынские города на нижней Волге были центрами оживленной международной торговли, связывавшей Восток и Запад [Федоров-Давыдов Г.А., 1960, 1963, 1976б; Янина С.А., 1954, 1958, 1960, 1962; Савельев П.С., 1857–1858; Френ X.М., 1832].

Итак, собственно золотоордынская культура относится полностью к XIV в. — времени расцвета этого государства. Удары русских войск на Куликовом поле по армии Мамая в 1380 г. и разгром основных центров Золотой Орды в 1395 г. Тимуром положили конец могуществу Золотой Орды. В XV в., несмотря на некоторые попытки объединения, предпринятые Едигеем, Золотая Орда, раздираемая междоусобной борьбой и смутами, ослабла экономически. С трудом удерживала она власть над покоренными народами, которые, как, например, Русь, в течение этого столетия сумели окончательно сбросить ее иго. К концу XV в. Золотая Орда распалась на ряд государств: Астраханское, Казанское, Крымское и Сибирское ханства, Узбекское кочевое ханство, Большая Орда [Егоров В.Л., 1972; Федоров-Давыдов Г.А., 1973; Греков И.Б., 1975; Сафаргалиев М.Г., 1960].

Монгольское завоевание было реакционным историческим явлением. Оно отбросило назад в историческом развитии покоренные монголами народы, задержало их экономический и социальный прогресс, привело к уничтожению массы материальных ценностей и производительных сил. И, хотя в кочевнической степной части Золотой Орды завоевание и перераспределение пастбищ и кочевых угодий способствовало развитию феодальных отношений, в целом государство Золотая Орда не имело исторических перспектив, было паразитическим наростом, задержавшим ход исторического развития Восточной Европы.

Но, тем не менее, его историческое и археологическое изучение весьма важно. Оно оставило значительный след в истории народов Восточной Европы, Казахстана и Сибири, и без учета этих явлений не может быть понята их дальнейшая историческая судьба.

Заключение

История народов, заселявших в эпоху средневековья евразийские степи, еще не написана. Объяснить это обстоятельство можно необъятностью источниковедческой базы и множеством встающих перед исследователями проблем. В настоящее время мы можем назвать только двух советских ученых, которые сделали попытку охватить в своих монографиях многовековую историю огромных массивов племен и народов, кочевавших на тысячекилометровых степных просторах Сибири и Европы. Это С.В. Киселев, написавший «Древнюю историю Южной Сибири» [М., 1949] и М.И. Артамонов, создавший поистине энциклопедический труд «История хазар» [Л., 1962]. Стремлением обобщить как можно более обширный хронологически и территориально материал ограничивается сходство этих двух работ. Книга С.В. Киселева исходит из обработанного и осмысленного им археологического материала, поскольку она посвящена в значительной степени бесписьменному периоду истории (начинается с неолита). Книга М.И. Артамонова полностью базируется на анализе письменных источников, археологические данные превращены в ней в иллюстративное сопровождение текста. Таким образом, даже эти работы, несомненно являющиеся первыми опытами широкого охвата материала, не смогли вместить в себя полный анализ всех имеющихся в распоряжении исследователей источников, не отразили все их многообразие и не использовали всей информации, которую эти источники могли бы дать.

Работы других исследователей обыкновенно посвящены отдельным более или менее крупным проблемам: истории каганатов и иных кочевнических государственных образований, всесторонней характеристике степных археологических культур, экономике и культуре того или иного кочевого объединения. В лучших из них поднятые проблемы рассматриваются очень глубоко, с максимальным использованием разносторонних данных: письменных, археологических, этнографических, антропологических, лингвистических и пр. В какой-то степени вопросы, поставленные или решенные в них, касаются всего степного населения, поскольку процессы, протекавшие в одном кочевом обществе, были в целом характерны и для другого. Тем не менее, общего представления о кочевых и полукочевых народах степей за тысячелетний период раннего и развитого средневековья они, естественно, не дают.

В данном томе впервые сведены воедино все известные сейчас археологические материалы, служащие одним из источников, необходимых для написания обобщающей монографии.

Следует подчеркнуть, что источник этот представляет собой для кочевниковедения громадное значение. Письменные сведения, несмотря на большое число средневековых авторов, путешественников, хронистов, ученых и политиков, писавших о кочевниках, весьма отрывочны, а нередко фантастичны и противоречивы. Собственных хроник или каких-либо записей ни у одного степного народа не сохранилось. Исключение составляют знаменитые сибирские эпитафии, написанные на тюркском языке орхонскими рунами. Однако они отличаются лапидарностью и в отрыве от других источников не играют заметной роли в восстановлении политической истории той эпохи.