Степной рассвет

Пожилой мужчина подошел к окну и открыл его. Внизу шумела клаксонами, звенела трамвайными звонками и журчала на разные голоса столица пока еще даже не враждебного рейху государства…

***

— Виктор Михайлович, может все-таки разрешить ему, а? Ну неужели начальство не поддержит? Идея-то ведь правильная! Или вы его в шпионаже все еще подозреваете?

— Полной веры ему пока все равно нет. Хотя, какой из него, нахрен, шпион! Так ведь и лезет под пулю! И вот что, комэск…Я, конечно, не специалист в ваших авиационных вопросах, но что мы будем делать если этого психа «Кантонца» все-таки собьют? Он ведь и так уже несколько раз по самому краю прогулялся. Как нам об этом тогда командованию докладывать? И, кстати, вдруг это как раз та задача, которую перед ним японцы поставили? Вдруг он должен наши войска и авиацию в ловушку заманить? Момент сейчас в сражении очень ответственный. Если наша ночная атака провалится, то японцы еще один день получат. Или подорвут мост, когда наши танкисты окажутся на нем. Вы это понимаете?! А еще мне сегодня докладывали, что японцы бронированный кулак на той стороне собирают. Слава богу, не у самого моста, но все же…

Горелкин не спешил с ответом, понимая что сейчас начальника лучше не дразнить созданием помех к выпусканию пара. Невовремя перекрытый начальству клапан выпуска пара может ведь и вместе с головой оторвать. Естественно, вместе с головой подчиненного.

— Не можете мне ответить! Хватит уже риска, Иван Олегович! Намедни он под пистолетные пули охраны полез, вчера с недолеченной рукой с японскими истребителями дрался, а завтра… Завтра он у тебя пилотов в конную атаку на «Виккерсы» поведет. «Кантонца», по уму бы, вообще пора уже из операции выводить. Он свое дело сделал, реактивные двигатели испытал, японцев летать уговорил. И хватит! Отправить его, к чертям собачьим, в Москву или в Харьков, и пусть он там свои новации дорабатывает и испытывает. А дальше уж мы сами.

Несмотря на середину дня, в юрте было довольно темно. Комэск стоял, задумчиво разглядывая робкое пламя керосиновой лампы. Его командир уже успокоился, и неожиданно для подчиненного проворчал.

— Переправа ему, видишь ли, покоя не дает. Не один он такой умный. Да и как он вообще сумел этот летающий хлам бронировать?

— Да из пары разбившихся СБ он вместе с техниками нарезал дюралевых листов. Взял грузовик, приволок все сюда на базу, и самого изношенного «Кирасира» ими блиндировал. А между слоями дюраля и снаружи еще и перкалью обклеил. Потом на фонарь кабины еще три слоя плексигласа дополнительно прилепил. Два изнутри и еще один снаружи. И еще уболтал Ванина сделать систему заполнения топливных баков отработанными газами.

— Да уж, броня… Хм.

— Они с Ваниным потом проверяли, сделали кусок такой тройной обшивки, да еще кусок остекления фонаря, и стреляли по ним из винтовки. На дальности триста метров сквозного пробития дюралевого бутерброда нет. А фонарь с четырехсот пятидесяти метров надежно пули держит. Машина конечно здорово потяжелела и аэродинамика у нее теперь не ахти, как ее перкалью ни обтягивай. Поэтому, и скорость, и маневренность сильно увяли. Зато на таком блиндированном самолете да еще с шестью ПВ-1 и бомбовыми кассетами не страшно японские позиции штурмовать. Двигатель, конечно, сильно перегревается на боевом режиме, но при этом пулеметный и ружейный огонь практически не страшен. Из восьми наших учебных «Кирасиров» можно хотя бы шесть таких штурмовика на время операции сделать.

— Хм. Шесть самолетов. Всего шесть. А что ты там про ПВ-1 говорил? Это ж почти обычные «Максимы» …Там же вроде бы раньше пушки на крыльях этих «Кирасиров» стояли?

— Пушки Курчевского еще в Житомире демонтировали, только проводка осталась. Мы ее в том налете на аэродром как раз и использовали, помните? А тут Павел вместо каждой пушки пару ПВ-1 поставил. Вроде нормально бьют, кроме него еще пару командиров звеньев пробовали.

— Вы б еще блоки ракет на него повесили. Чтоб они поскорее японским спецам достались…

— Блоки ракет навесим, когда этот «летающий танк» зачет по выживанию в зоне огня с земли сдаст. Вот тогда и впрямь из него «Кирасир» получится.

— И сколько времени займут эти ваши поделки? Японцы-то ведь уже на том берегу основательно закрепились. На этом берегу их сейчас танкисты так утюжат, что сами половину танков уже потеряли. А ночью самураи будут по починенным переправам на свою сторону уходить. Смушкевич, конечно, завтра планирует бомбовый налет. Но это завтра. Потом снова танкисты в атаки пойдут. И уж если в этот раз наши на тот берег не прорвутся, то еще через день они мост расшибут и тогда их оттуда уже ничем не выкурить будет. Ведь те наши мосты, что южнее расположены, не позволяют нам быстро перебросить войска в центр. А потом нам самим на тот берег под их огнем переправляться придется, иначе затянется война. Так все-таки, сколько времени вам для этого нужно?

В голосе главного монгольского чекиста прозвучала робкая надежда на неосуществимость данной затеи, но эта мольба так и осталась неуслышанной.

— Да я вообще-то, не дожидаясь вашей команды, уже распорядился продолжить переделку шести аппаратов. Сперва четыре хотел делать, а потом понял, что и шести маловато. Часам к трем ночи Ванин обещал закончить, значит можно планировать налет. Первый-то образец уже со вчерашнего дня летает. И потом, Виктор Михайлович… вы же читали этот план операции. Идея-то толковая, можно так самураям врезать, что только пятки их сверкать будут. Да и танкистам нашим поможем. Нам бы хотя бы три ТБ-3 раздобыть и еще хоть роту десанта. А танкисты, да пусть они сразу после налета атакуют и на плечах японцев на тот берег врываются. А? Виктор Михайлович…

— Опять самовольничаете вы, товарищ старший лейтенант госбезопасности! Думаете, я сам японцев прищучить не хочу? «На плечах японцев». Или, может, думаете легко мне будет сейчас разрешение у командования получать? И где я два десятка толковых монголов для десанта найду? И парашюты… Ладно! Готовь своих орлов, но чтоб два вылета этих штурмовиков и не больше. И с соседями согласуйте, чтобы надежно прикрыли вас. Пушки березинские, эрэсы с И-14 и эти ваши гранд-зажигалки я разрешаю использовать. Но чтоб без потерь мне…

Через час вызванный по рации капитан госбезопасности был отправлен заниматься подготовкой ночного десанта. Поставленная задача отдавала матерым авантюризмом. Впрочем половину требуемых для этого дела людей и парашюты старший майор нашел довольно быстро. Но оголять все монгольские части НКВД он не собирался, поэтому остальными участниками ночного броска должны были стать профессионалы. И эти профессионалы могли через пару часов вылететь из Амурской области двумя бортами. А командир этих профессионалов майор Затевахин, считался знатоком своего дела. Вот только отдавать ему приказы могло лишь командование военного округа, и это уравнение еще требовалось решить. Как впрочем и получить «добро» на операцию от командующего 1-й армейской группой комкора Жукова.

***

В кабинете за длинным столом сидело несколько человек в парадной форме НКВД и командиров Красной Армии. Рядом со столом прохаживался невысокий человек в полувоенном френче.

— Почему вы, товарищи, считаете, что Жуков поступил неправильно?

— Но он ведь потерял в нескольких атаках почти все свои механизированные части!

— А если так было нужно?

— Даже если так, встает вопрос о грамотности этих действий. Таких потерь наши танковые части еще никогда не несли!

— Хорошо. Раз вы в этом сомневаетесь, то немедленно собирайте следственную комиссию и сами выезжайте на место…

Через полчаса за участниками совещания закрылись тяжелые дубовые двери кабинета, и вечно подтянутый секретарь поднял черную эбонитовую трубку для получения новых указаний. А двое сияющих громадными звездами в петлицах участников завершившегося совещания шли себе по коридору, негромко обсуждая между собой услышанное и увиденное.

— Как ты думаешь, Клим, что с ним теперь за это Хозяин сделает?