Стерва для демона

— Ишь, какой нервный!

Я подпалила портрет матери о сигаретный окурок. Бумага медленно тлела, скукоживалась. Лицо съедал огонь. Бросив его догорать на поднос с остатками ужина, я встала, потянулась. Подошла к окну и взглянула на мольберт, где был пришпилен изрисованный карандашом акварельный лист, под которым стояли открытые нетронутые краски. Все это богатство вместе с едой доставила мне Квадрадама. Смотрела она зло, но учтиво поклонилась, уходя, правда зубы оскалила так, что было страшно поцарапаться, даже находясь на значительном от нее расстоянии.

Скала. Можжевельник. Волна. Брызги разлетаются, как черемуха на ветру. На берегу стоит Сашка. Я прорисовала его обнаженные плечи, он в джинсах, без футболки. Джинсы чуть подвернуты, но морские брызги намочили их до самых колен. Я пытаюсь нарисовать его улыбку. Сашка любил море. Холодное северное море. Я думаю теплое ему бы тоже понравилось. Но улыбка не выходит. Глаза сощурены от яркого солнца, но выражение глаз ускользает. Я беру краски, прохожусь зеленью по волнам, добавляю голубизны. Снова хватаю карандаш, очерчиваю Сашкины скулы. Высокие, как у демона. Беру ластик, стираю. Швыряю карандаш на пол. Закуриваю.

И отправляюсь бродить по замку. Вернее, это был уже не замок, а скорее королевский дворец в стиле Людовика 15. Позолота и бархат, грудастые пастушки на картинах, много укромных закутков с атласными креслами и оттоманками. Я прошла просторную бальную залу с огромным зеркалом в тяжелой раме над камином, где потрескивали дрова. Круглая хрустальная люстра мерцала в полумраке, свечи на ней не горели, а электричество здесь — роскошь, присущая только моей комнате. По широкой лестнице я поднялась наверх и вышла на балкон. Внизу укутанное туманом дремало море.

Я посмотрела на море. Потом на кольцо на пальце, вспомнила, как Квадрадама мне зверски кланялась. И мою голову посетила гениальная мысль. А ведь я здесь хозяйка и могу приказывать. А где вообще мои подданные, фрейлины или крепостные? Слуги одним словом?

— Эй! — Я хлопнула в ладоши.

— Чего ты кричиш…шш, сумашедшшшшая блошшдинка! — прошипело нечто, медленно материализующееся передо мной в воздухе. Сначала я увидела длинный раздвоенный язык, потом два черных, знакомых мне по Cнеговичку глаза, а затем вниз пополз длинный — длинный зеленый хвост.

Получалась этака смесь гадюки и удава.

— Ты… в смысле как это…

— В шшмысле, кто, ты хотела сказать, да? Давай, блонди, тренируй мозг. На что я стал похож?

— На змею, причем ядовитую и упитанную.

— Кхе, кхе, о чем ты интересно думаешь, если я превращаюсь в такого длинного, гладкого, большшшого…ого-го-го, я извиняюсь, змея, а, крошшка моя?

— Не о том, о чем ты подумал, бес мелкопакостный!

— А о чем ты подумала, я подумал?

— Я подумала, что у ящериц нет мозгов, в принципе!

— Я — не ящерица. Я- змей!

— В следующий раз будешь ершиком для унитаза!

— Фи-и, фантазия блондинки примитивна! О, женщины, как говорил Шопенгауэр, вы так духовно близоруки!

— Но у нас очень длинные руки! — ответила я, хватая змея за язык. На мое счастье он оказался совсем не ядовитым.

— Ой, о, ой! Пусти, хозяйка, я больше не буду! — застонал змей.

Я отпустила.

— Коренным недошшшатком женского характера является нешшшсправедливость!

— Да…мое подсознание шутит злые шутки. Знаешь, мой отец очень любил 3 ШШШ — Шопенгауэра, коего ты цитируешь, Шопена и шампанское. Правда, в связи с переездом на природу, он Шампанское поменял на Шуберта. У нас были пластинки Рихтера. А хорошее шампанское в местном ларьке не водилось, и папа перешел на самогон.

— Полшшшен сравнением! Промежуточный род между мужчиной и ребенком, да еще и блондинка, да еще и немного дружна с логикой.

— Я все слышу! Но плохо вижу! Почему в зале темно! И где Квадрадама?

— Кто?

— Майя! Майя!

— Здеся я. Чего надо? В смысле, какого этого…кричим…будим людей…которые работают, а не только целый день на кровати валяются и бумагу пачкают.

— Я устала целый день валяться и утомилась пачкать бумагу. Я хочу развлечений. Хочу бал, танцы, чтобы было светло и весело. Где мой двор?

— Двор? Задний что ли? Куда мусор сваливаем. Внизу…

— У тебя ум задний. Двор — в смысле дамы там, кавалеры, фрейлины.

— Кхе, кхе…фрейлины, тоже мне каралевна. Да господин твой из-за тебя, между прочим, со всеми разругался, а ты фраайлен захотела.

Квадрадама сплюнула под ноги, опомнилась и растерла плевок тапкой по паркету.

— То есть из слуг у меня только вы?

— Ну типа того…

— Окей. А деньги у меня есть?

— Зачем?

— На шопинг.

— Сколько надо?

— Много.

— Я…поищу. Все?

— А интернет здесь есть?

— Интер. что?

— Она хочет подключиться к файфаю.

Квадрадама почесала затылок.

— На кой…этот самый…опять чего удумала, а? А меня потом хозяин развоплотит.

— Мне нужны интернет-магазины. Ну не провалюсь же я в ноутбук.

— Куда?

— Это шутка блондинки. — пояснил Змей.

Следующие полчаса я занималась тем, что перечисляла с банковской карты Раша значительные средства на счета детских домов и фондам помощи бездомным. Каждый раз, когда телефон в руках у Квадрадамы пикал, сообщая о списании средств, я чувствовала мрачное удовлетворение. Наконец, энтузиазм иссяк, и я затребовала утех иного рода.

— Мне нужен большой белый рояль!

Квадрадама нахмурилась, исчезла, но минут через 10 появилась вместе с роялем. Вернее, на рояле. Я захлопала в ладоши. Не то, чтобы мне было очень весело. Скорее, для поднятия собственного духа.

Руки коснулись клавиш, упругих и податливых. Ноктюрн…

— А вы танцуйте!

— Ага, яблочком в присядку, едрить твою налево!

— Как умеете!

— Тьфу! — Майя сплюнула, растерла и скрестила руки на груди. Рельефные мышцы вздулись.

Хм, я подумала, что такая рельефность может позировать.

— Ладно, свободны! А то мешаете тут.

На какой-то момент я провалилась в музыку, закрыв глаза и убегая за нотами, растекаясь. Свечи догорали, шипя и коптя. Я пришла в себя в полумраке. Демона ещё не было. Ну, и слава богу. Закрыв рояль, я двинулась к лестнице. Моя комната на втором этаже. Интересно, есть ли здесь библиотека. Я решила спуститься на первый и проверить. Зал с красными цветами так же краснел в полумраке, дальше коридор, выход наружу. А…

— Ну и куда мы чешшшем, глупенькая Барби! Тебешшш, сказали — не убежишшшшшшь…