Стерва для демона

Но я ошибалась.

Сначала я услышала звонкий заливистый девичий смех, такой же назойливый, как сладкий черёмуховый дух. Потом я услышала знакомый голос.

— Я…обязательно приду, — произнес Сашка, и в тоже время не Сашка.

Его голос звучал хрипло, напряженно и в нем было что-то еще, что-то, что заставило все внутри перевернуться. Я открыла глаза. Он и длинноволосая девчонка в короткой юбке стояли от меня в нескольких метрах. Девчонка так и льнула к нему. Сашка, который в последнее время сильно вымахал и раздался в плечах, возвышался над девчонкой. И всем было понятно, что она мечтает оказаться под ним.

Я пыталась его не отпускать. Я готова была убить его, ее и себя. Сашка довел меня до дома, перебинтовал мне руку и запер в чулане. Неделю мы с ним не разговаривали. Через неделю он подарил мне охотничий нож и стал учить, как с ним управляться.

Черемуха отцвела, наступило лето.

А Сашка исчез. Ушел и не вернулся.

Я решила, что он бросил меня и выкинула тот нож с обрыва. А вскоре дядя Миша получил письмо, где сообщалось, что…

Сашка погиб — убит в пьяной драке… Дядя Миша ездил на опознание, вернулся сам не свой. Сашку хоронили в закрытом гробу.

Та длинноволосая девчонка через месяц вышла замуж.

В конце лета разразилась гроза. Небо вспыхивало и дрожало. Лаборатория отца сгорела.

Я осталась в лесу одна и так и прожила там еще три года.

Я не верила, что Сашку могли убить. Даже побывав на похоронах, я не верила, что он мог меня бросить.

Но он мог.

И отец, и мать.

Дядя Миша.

Ами и Людви.

***

Не боюсь я крокодила,

Бегемота не боюсь,

Если ты меня разлюбишь,

Я, конечно, застрелюсь….

Я узнала голос Роберта и пробормотала:

— Заткнись, крысеныш! Ты — картавящая бездарность! Застрелись уже, пожалуйста!

Я попыталась перевернуться на бок и накрыться подушкой. Тело было каким-то непослушным. Что мы вчера пили? Вокруг плавал ментоловый дым. Роберт, сволочь, опять курит мои сигареты. С трудом подняв руку, я пощелкала пальцами. Роберт, душка, понял и сунул мне в пальцы раскуренную сигарету. Веки, как грозовые тучи, разбухшие и неподъемные, противно ныли и не хотели подниматься.

Я затянулась и медленно открыла глаза. Комната большая и я здесь уже просыпалась. Я все вспомнила.

Роберт в розовом халате, нахохлившийся и помятый сидел рядом на стуле, курил и смотрел на меня со смесью отчаяния и тоски.

— Привет! Как ты?

Я пожала плечами.

— Есть хочешь?

Я отрицательно замотала головой.

— Кофе?

Я кивнула.

Роберт поднялся, распахнул дверь, потянулся и сладко позвал:

— Маечка, птичка, а не принесёте ли вы мне кофе, моя красавица?

В проеме мелькнула Квадрадама, бросила злой взгляд на меня, нежно улыбнулась Роберту, исчезла и появилась снова. И вот передо мной дымился капучино в пузатой чашке на фарфоровом блюдечке. Я сделала глоток и повернулась к Роберту.

Тот заерзал, закашлялся.

— Оль, ты…они. Я знаю, то есть, я сожалею, что так все произошло…

Я пила кофе, теплая горькая жидкость скатывалась вниз, туда, где было и так горько, а ещё пусто. Но постепенно вместе с кофейной горечью внутри разливалась злость, ненависть и мне даже стало легко. Когда тебе нечего терять, наступает свобода. Абсолютная.

— …и все равно, — продолжал, между тем, Роберт-, уже ничего не изменить. Надо жить дальше. Ведь так?

Я пожала плечами.

— И, знаешь, может быть, оно и к лучшему, что так….

Чашка полетела в Роберта. Как опытный герой- любовник, о голову которого ревнивые мужья не раз пытались разбить вазы, он увернулся. Остатки кофе окрасили халат.

— Иуда! За сколько продал душу демону? Дешевка!

Я вскочила. Злость требовала действия. Вчерашний халат съехал на бок. Я кинулась к шкафу, схватила первую, попавшуюся под руку тряпку и хлопнула дверью ванную.

Ненавижу!

— Оля, ты можешь говорить обо мне все, что хочешь! Я, наверное, даже заслуживаю этого, но…Тебе стоит меня выслушать. Ты меня знаешь, я способен на глупость, на трусость, но не на подлость. Помнишь, в прошлом году ту машину на горном повороте, из-за которой мы чуть не слетели с обрыва? Знаешь, кто был за рулем? А тогда ночью после выступления, когда кто-то пырнул тебя ножом? Знаешь, что тогда сказал охранник клуба?

— Иди к черту, тварь продажная!

Я схватила подсвечник, швырнула в дверь.

— Хорошо, хорошо, я ухожу! Захочешь поговорить, найдешь. Но ты же умная девочка, ты же знаешь — случайностей не бывает.

Я слушала, как Роберт закрыл за собой дверь.

Я слышала, как капает вода.

Кап, кап, кап…

Плакал кран.

Случайностей не бывает.

Я часто скользила по грани — пропасть, нож, ступенька, колеса автомобиля. Нелепые случайности и несчастные случаи. Ами и Людви всегда оказывались рядом. Я пела, они сочиняли музыку, они играли музыку отражений, которую без меня им никогда бы не сыграть, а мне никогда бы не спеть этих песен без них…

Поэтому, не важно. Уже не важно. Никогда не важно.

Дверь в ванную распахнулась, и на пороге появилась Кавдрадама.

— Сидишь, зараза!

Я закурила, села на бортик ванной и посильней включила воду, выливая в нее полпузырька чего-то химически-косметического.

— Совести у тебя нет! — прорычала Квадрадама, сплевывая на пол, — такой красивый мальчик, и сдохнет из тебя!

Я выпустила дым в потолок и прямо в халате плюхнулась в просторную ванну.

— У-у-у! Проститутка! Он такой вежливый, такой молодой! И душа-то у него, как у младенца!

— У кого, у Роберта, что ли? Младенец! Иди, поменяй ему памперс!

— Ну вот тебе, что, сложно что ли?

— Сложно что? А-а-а, халат снять! Да, нет — не сложно!

Я бросила мокрый халат на пол, и растянулась в теплой воде.

Квадрадама злилась, пыхтела, но не уходила. И ее злость немного меня успокаивала.

— Нет, ну сходи ты с демоном, поужинай. С тебя не убудет, а человеку и душу спасешь, и жизнь.

— Ты это о чем, жертва спортзала, а? — спросила я, отшвыривая потухшую сигарету и раскуривая новую.