Стерва для демона

— У меня тоже когда-то был жених…

И тут стол вздрогнул, зашатался и, опрокидывая кастрюли и тарелки (кувшин я быстренько схватила со стола и крепко прижала к груди) появился бугор, из него, точно мыльный пузырь, надулся следующий ком, потом еще один поменьше. Пока перед нами не вырос кто-то, похожий на маленького снеговика. На верхнем шаре появились черные глазки, а под ними тонкой ниточкой изогнулся улыбающийся рот.

— _ Ха-ха-ха, Майя, а хозяин запретил тебе пить! Он даже наложил на кувшин запрет, и ты сама себе налить не можешь! Но ведь всегда найдутся добрые люди, правда?

Снеговичок с надеждой посмотрел на меня, на кувшин, опять на меня.

— Ты кто? — спросила я.

— А на кого похож?

— На снеговика, — честно ответила я.

— Снеговик? Это антропоморфное снежное создание? Интересная фантазия. Вообще, я — Бес мелкий и каждый человек создает мой образ в меру своей испорченности. Снеговик- символ холодной неприступности. Ты заморозила свое либидо в результате некой детской травмы. Вероятней всего неправильно инициированного комплекса Электры.

— Хм, девочка чиста и невинна, как снег. У нее вон жених вчера умер. У нас поминки, а тут ты — Бесик — балбесик, со своими психами. Олька, наливай.

Я нежно погладила бок кувшина и разлила эликсир дружбы по стаканам.

— Помянем!

— Эх, помянем! Да не захлопнутся перед ним грани! — поддержал Снеговичок. — Хороший был человек…

— Хороший жених! — поддакнула Майя. — Олька говорит, что щедрый был…У меня тоже был жених. Он был знатного рода. Граф. А я дочка булочника. Ух, и красивая я была! Как ты, Олька, золотоволосая блондинка. Представляете? А он, высокий, волосы черные, вьются. Похож, на моего нынешнего хозяина…Благородный, гордый и смелый!

Очень подходит под описание господин Демон, особенно «благородный» — во прямо-таки про него.

— Он влюбился в меня. — продолжала, между тем, Майя, уткнув подбородок в пустой стакан. — И сделал мне предложение. А мамаша у него была ведьма. Вот она и отправила меня сюда, на Грань. Вот так. Наливай, Олька!

Снеговичик посмотрел на меня и, хитро улыбаясь, мотнул головой в сторону Майи, которая тяжко вздыхая, расстёгивала рубашку. Я икнула от неожиданности и выпила-таки свой второй недопитый стакан.

У Квадрадамы под рубашкой вместо тела клубился туман — темно-серый, густой, серебристый, объёмный и пухлый в нужных местах. Как у кукол — тело ватное, а руки и голова — из пластмассы, так и у Квадрадамы шея росла из тумана. А самое интересное, что в середине этого облака на толстой цепи, точно маятник, болтался блестящий ключик.

— Ну, Олька, наливай!

Я покачала кувшин из стороны в стороны, там булькало еще много волшебной жидкости, точно она в принципе не могла закончиться. После второго стакана мне стало так уютно, что захотелось петь. Что-нибудь грустное и мистическое.

От любви краснеет небо на закате,

Точно бархатом укутывая море,

И мутнеют звезды на рассвете,

Пряча блеск от солнечного взора.

Точно призрак, вьется паутина,

Каждой нитке имя — бесконечность,

Убегая вдаль, Любовь резвится,

Превращая поиск себя в вечность.

И сойдутся, вздрагивая грани,

Поглощая, словно крошки, души.

Звон зеркал, разбитых, как в насмешку,

С каждым мигом глуше, глуше, глуше….

Наверное, Людви писал эту песню в очередной депрессии. Песня была в духе «любовь за гранью» и к антуражу вполне подходившая, а мотив напевный и тягучий, вязкий…как туман.

Больше я себе не наливаю.

— Ох, печалька! — сказала Маяй, растрогавшись и похлопав меня по руке. — Наливай.

— Хи-хи, Майя, хозяин тебя вряд ли похвалит.

— Хозяин меня никогда хвалит, но он, в любом случае, будет поздно. А у нас поминки. Давайте еще раз за безвременного погибшего…

— Недолюбишего… — согласился Снеговичок.

— Недопевшего… — продолжила Майя.

— Недопившего….- добавила «снежная проекция моего бессознательного.

— А в моей сумочке был телефон, а на телефоне была фотография моего жениха. Все, что у меня от него осталось! Только вот где теперь моя сумочка? — проговорила я, тяжко вздыхая.

— Сумочка, говоришь. Ох, жарко чего-то в этой униформе.
–

Квадрадама тяжко вздохнула, зевнула и почесала короткую шею, потом завела руки за голову и потянула голову вверх. Не совсем голову, получается, скорее кожу или нечто вроде кожи, не знаю. Но лицо поползло вверх, открывая серебристо — туманный рот, силуэт расплывчатых щек и пушистый с белыми завитушками лоб. Снятое «лицо» сморщилось и Майя сунула его в карман рубашки. То же самое Квадрадама проделала с руками, сняла точно перчатки, и туманные силуэты пальцев забарабанили по столу.

— Знаешь, а я знаю, где твоя сумка. Момент!

Квадрадама вынырнула из одежды и растворилась в воздухе. Я хотела глотнуть из кувшина, но вовремя себя остановила.

— А… — хотела я спросить, но не успела.

Квадрадама вернулась назад. Она победно улыбалась, держа в высоко поднятой правой руке болтающийся на длинной цепочке голубой клатч.

— Ой, Майя, Ой! — заохала я, понимая, что передо мой качается не просто клатч, а мой мобильный, моя банковская карта и еще много полезной мелочи.

— Держи! — крикнула Майя. — И Наливай! Я подчинилась. И подчинилась еще раз, а потом мы зашли на третий круг.

И на четвертый. Но я, конечно, держалась. В середине стола, по просьбе Майи я поставила телефон с фото. На фото был Роберт (я не стала разочаровывать Майю, а Роберт симпатишный и представительный). Когда мы пошли на пятый разлив, Майя, обнимая Снеговика, тихонько всхлипывала.

— Олька, спой чего-нибудь…про любовь! Хотя нет, давай споем вместе! Любо-о-о-овь! — затянула Майя басом. — Любо-о-о-о-вь! Где ты-ы-ы!

— Любо-о-о-овь! — подхватила я. — Ччччч!

Квадрадама всхлипнула, откинулась на спинку стула и захрапела. Снеговичок уютно посапывал рядом. Ключ все так же болтался в туманной груди Квадарадамы.

Я встала. Я подошла. Я протянула руку. Майя не шевелилась. Я ухватила ключ.

Майя не шевелилась.

Я потянула ключ вверх. Цепочка звякнула.

Майя вздохнула во сне, покрепче обняла Снеговика и снова застыла.

Я потянула вверх еще. Затем еще чуть-чуть. Раз, два, три. Я не дышала.