Стихи Веры Полозковой разных лет

Это ты мала потому что, злость в тебе распирающая. Типа, все по-другому с нынешнего утра.

И поэтому тебе, девочка, не пора еще.

Вот поэтому тебе все еще не пора.

4-5 мая 2007 года.

@@@

Звонит ближе к полвторому, подобен грому.

Телефон нащупываешь сквозь дрему,

И снова он тебе про Ерему,

А ты ему про Фому.

Сидит где-то у друзей, в телевизор вперясь.

Хлещет дешевый херес.

Городит ересь.

И все твои бесы рвутся наружу через

Отверстия в трубке, строго по одному.

«Диски твои вчера на глаза попались.

Пылищи, наверно, с палец.

Там тот испанец

И сборники. Кстати, помнишь, мы просыпались,

И ты мне все время пела старинный блюз?

Такой – уа-па-па… Ну да, у меня нет слуха».

Вода, если плакать лежа, щекочет ухо.

И падает вниз, о ткань ударяясь глухо.

«Давай ты перезвонишь мне, когда просплюсь».

Бетонная жизнь становится сразу хрупкой,

Расходится рябью, трескается скорлупкой,

Когда полежишь, зажмурившись, с этой трубкой,

Послушаешь, как он дышит и как он врет –

Казалось бы, столько лет, а точны прицелы.

Скажите спасибо, что остаетесь целы.

А блюз этот был, наверно, старушки Эллы

За сорок дремучий год.

8 мая 2007 года.

@@@

Совпали частотами, Костя, бешеный резонанс; запели вчера – так слышно на полквартала. Похожи просто нюанс в нюанс, одно и то же на лбу у нас десница божия начертала.

Так вычисляют своих – на раз, без предисловий и прочих вводных. Слишком старые души сослали в нас, простых, тупых молодых животных.

Оба ночные, норные звери, обоим довольно зло, мех дыбом, глаза по блюдцу, ну - две шиншиллы. Обоим везло чуть реже, чем не везло, у обоих неблагодарное ремесло, симметричная дырка в черепе, в жопе шило.

Костя, как бы нас ни ломало тут по весне, ни стучало бы по башке на любом углу нам, с какой бы силой – счастье есть: вот я позвоню, ты откроешь мне и напоишь лучшим своим улуном. Или текилой.

Я люблю тебя слушать, Костя, в тебе миры и галактики, ты глядишь молодым джедаем. Мы оба с тобой не знаем правил игры, но внимательно наблюдаем и выжидаем. Умеем чуть-чуть заступать за Матрицу, видеть со стороны, слышать то, чего не секут другие; одиноки, сами себе странны – но проницаем дальше четвертой стены и немножко рубим в драматургии.

Костя! Меня жестоко разобрало. Я прячусь от всех и думаю, что соврать им. Ты, пожалуйста, не устань пускать меня под крыло и давать тепло. Как положено старшим братьям.

11 мая 2007 года.

@@@

Игорю

Из какого дерьма, мой друг, из какого сора.

У меня тут безденежье, грязь и менторы - табунами.

А у тебя золотые искры из-под курсора.

Вот и, пожалуй, разница между нами.

В этом городе все свои через две постели.

Никого невозможно слушать без пары рюмок -

Сводит скулы. Пока бокалы не опустели,

Уходи, чтоб не оказаться среди угрюмых

Привидений. Весной так хочется врать без пауз:

"Выйдешь на Тверскую - свернешь к Монмартру".

Каждый раз, когда я тут просыпаюсь,

Я пою себе "I Will Survive" как мантру.

Мне, конечно, пора пахать на попсовых нивах, -

Я подъебка небес, а вовсе не делегат их -

Перелагая классику для ленивых,

Перевирая истину для богатых, -

Буду крутая: в прищуре неохотца,

В голосе металлическая прохладца.

Из какой безнадеги, милый мой, это шьется -

Лучше даже и не вдаваться.

14 мая 2007 года.

@@@

– Выйди в скайп, пожалуйста, и камеру включи. Мужик должен быть в доме.

***

Хватаю кота и приношу его в комнату, где убирается мама.

– Ма, смотри, я нашла крысу-мутанта. Это они от грязи, наверное, заводятся. И сырости.

Мама глядит скорбно.

– Сразу по двое?..

14/05/07

@@@

Результаты спонтанного шоппинга неутешительны: я самка Гулливера, в этом городе живут любезные, гостеприимные лилипуты, которых удобно сгребать в охапку сразу штук по пять и обниматься, и сажать на колени, и кормить с рук - но когда я прошу для себя одежды, а тем более обуви, они округляют глаза, мотают испуганными головенками и виновато пожимают плечами.

И тогда я иду в раздел "for men".

Чтобы слыть красивой девочкой в этом городе, нужна дьявольская прорва денег и сил - при весьма неясных целях: красивой девочкой, чтобы что? Ну я, хорошо, перед выходом из дома буду краситься по тридцать минут, а не по две; я не буду носить удобные мужские ботинки, мужские рубашки, мужские кольца и солдатские ремни, а начну - не без содрогания - бюстгальтеры, каблуки и платья; на каблуках меня ходить учили профессионально, но если они выше семи сантиметров, то я зашкаливаю за метр девяносто, и этим зрелищем, знаете, можно сильно напугать неподготовленных.

И главное, это ведь ничего не изменит. Будет более броско, менее удобно, придется думать о таких диких для меня вещах, как стрелки на чулках, например, или отколовшийся с уголка лак на большом пальце, или шпилька, застрявшая в покрытии эскалатора - и? и?.. Аня Поппель, например, живет с девочкой, которая воспитана красавицей: она делает маски несколько раз в неделю, перед выходом на улицу тщательно выглаживает все свои воробьиные тряпочки с вырезами и кружевами, имеет на полке три разных средства для укладки волос - ну, принципиально иной биологический вид, не знаю, специальная, оранжерейная разновидность девочек - она холодеет, когда видит нас, выходящих из дома в растянутых толстовках и кедах, "как же вы так пойдете, там же будут мальчики" - но и она ведь нет, ничуть не счастливее нас, ни на йоту.

Плюс ко всему, у меня жесточайшая идиосинкразия на любые стразы, камешки, блестящие надписи: меня это всегда такой дешевизной обдает и пошлостью, что хочется сразу убежать и спрятаться. Девочки же, они совсем не этим должны быть прекрасны, не тем, что можно разглядеть при жестком мини, не черной стрелкой на верхнем веке до виска - а, я не знаю, смехом своим, гримасками, формой ладони, умением влет отбивать шутки, уютом, привычкой качать ногой в задумчивости, когда садятся на барный стул - ну, такими какими-то штуками, не очевидными сразу. Не срабатывающими в лоб и наповал.