На Вас было черное закрытое платье.Вы никогда не поднимали глаз.Только на груди, может быть, над распятьем,Вздыхал иногда и шевелился газ.У Вас был голос серебристо-утомленный.Ваша речь была таинственно проста.Кто-то Сильный и Знающий, может быть,ВлюбленныйВ Свое Создание, замкнул Вам уста.Кто был Он — не знаю — никогда не узнаю,Но к Нему моя ревность, и страх мой к НемуРевную к Божеству, Кому песни слагаю,Но песни слагаю — я не знаю. Кому.
5 мая 1903 (1907?)
«Я умер. Я пал от раны…»
Я
умер. Я пал от раны.И друзья накрыли щитом.Может-быть, пройдут караваны.И вожатый растопчет конем.Так лежу три дня без движенья.И взываю к песку: «Задуши!..»Но тело хранит от истленьяКрасноватый уголь души.На четвертый день я восстану,Подыму раскаленный щит,Растравлю песком свою рануИ приду к Отшельнице в скит.Из груди, сожженной песками,Из плаща, в пыли и крови,Негодуя, вырвется пламяБезначальной, живой любви.
19 мая 1903
«Если только она подойдет…»
Если только она подойдет —Буду ждать, буду ждать…Голубой, голубой небосвод…Голубая спокойная гладь.Кто прикликал моих лебедей?Кто над озером бродит, смеясь?Неужели средь этих людейНезаметно Заря занялась?Всё равно — буду ждать, буду ждать.Я один, я в толпе, я — как все…Окунусь в безмятежную гладь —И всплыву в лебединой красе.
3 июня 1903
Bad Nauheim
«Когда я стал дряхлеть и стынуть…»
Когда я стал дряхлеть и стынуть,Поэт, привыкший к сединам,Мне захотелось отодвинутьКонец, сужденный старикам.И я опять, больной и хилый,Ищу счастливую звезду.Какой-то образ, прежде милый,Мне снится в старческом бреду.Быть может, память изменила,Но я не верю в эту ложь,И ничего не пробудилаСия пленительная дрожь.Все эти россказни далече —Они пленяли с юных лет,Но старость мне согнула плечи,И мне смешно, что я поэт…Устал я верить жалким книгамТаких же розовых глупцов!Проклятье снам! Проклятье мигамМоих пророческих стихов!Наедине с самим собоюДряхлею, сохну, душит злость,И я морщинистой рукоюС усильем поднимаю трость…Кому поверить? С кем мириться?Врачи, поэты и попы…Ах, если б мог я научитьсяБессмертной пошлости толпы!
4 июня 1903
Bad Nauheim
(1906?)
«Неправда, неправда, я в бурю влюблен…»
Неправда, неправда, я в бурю влюблен,Я люблю тебя, ветер, несущий листы,И в час мой последний, в час похорон,Я встану из гроба и буду, как ты!Я боюсь не тебя, о, дитя, ураган!Не тебя, мой старый ребенок, зима!Я боюсь неожиданно колющих ран…Так может изранить — лишь Она… лишь СамаСама — и Душой непостижно кротка,И прекрасным Лицом несравненно бела.Но она убьет и тебя, старина,—И никто не узнает, что буря была…
10 июня 1903
Bad Nauheim
«Скрипка стонет под горой…»
Скрипка стонет под горой.В сонном парке вечер длинный,Вечер длинный — Лик Невинный,Образ девушки со мной.Скрипки стон неутомимыйНапевает мне: «Живи…»Образ девушки любимой —Повесть ласковой любви.
10 июня 1903
Bad Nauheim
«Очарованный вечер мой долог…»
Очарованный вечер мой долог,И
внимаю журчанью струи,Лег туманов белеющий пологНа зелёные нивы Твои.Безотрадному сну я не верю,Погрузив мое сердце в покой…Скоро жизнь мою бурно измерюПред неведомой встречей с Тобой…Чьи-то очи недвижно и длинноНа меня сквозь деревья глядят.Всё, что в сердце, по-детски невинноИ не требует страстных наград.Всё, что в сердце, смежило ресницы,Но, едва я заслышу: «Лети»,—Полечу я с восторгами птицы,Оставляющей перья в пути…
11 июня 1903
Bad Nauheim
(1908?)
«Сердито волновались нивы…»
К. М. С.
Сердито волновались нивы.Собака выла. Ветер дул.Ее восторг самолюбивыйЯ в этот вечер обманул…Угрюмо шепчется болото.Взошла угрюмая луна.Там в поле бродит, плачет кто-то.Она! Наверное — она!Она смутила сон мой странный —Пусть приютит ее другой:Надутый, глупый и румяныйПаяц в одежде голубой.
12 июня 1903
Bad Nauheim
«Ей было пятнадцать лет. Но по стуку…»
Ей было пятнадцать лет. Но по стукуСердца — невестой быть мне могла.Когда я, смеясь, предложил ей руку,Она засмеялась и ушла.Это было давно. С тех пор проходилиНикому не известные годы и сроки.Мы редко встречались и мало говорили,Но молчанья были глубоки.И зимней ночью, верен сновиденью,Я вышел из людных и ярких зал,Где душные маски улыбались пенью,Где я ее глазами жадно провожал.И она вышла за мной, покорная,Сама не ведая, что будет через миг.И видела лишь ночь городская, черная,Как прошли и скрылись: невеста и женихИ в день морозный, солнечный, красный —Мы встретились в храме — в глубокой тишинеМы поняли, что годы молчанья были ясны,И то, что свершилось, — свершилось в вышине.Этой повестью долгих, блаженных исканийПолна моя душная, песенная грудь.Из этих песен создал я зданье,А другие песни — спою когда-нибудь.
16 июня 1903
Bad Nauheim
«Многое замолкло. Многие ушли…»
Многое замолкло. Многие ушли.Много дум уснуло на краю земли.Но остались песни и остались дни.Истина осталась: мы с тобой — одниВсё, что миновалось, вот оно — смотри:Бледная улыбка утренней зари.Сердце всё открыто, как речная гладь,Если хочешь видеть, можешь увидать.
Июнь 1903
Bad Nauheim
«День был нежно-серый, серый, как тоска…»
День был нежно-серый, серый, как тоска.Вечер стал матовый, как женская рука.В комнатах вечерних прятали сердца,Усталые от нежной тоски без конца.Пожимали руки, избегали встреч,Укрывали смехи белизною плеч.Длинный вырез платья, платье, как змея,В сумерках белее платья чешуя.Над скатертью в столовой наклонились ниц,Касаясь прическами пылающих лиц.Стуки сердца чаще, напряженней взгляд,В мыслях — он, глубокий, нежный, душный сад.И молча, как по знаку, двинулись вниз.На ступеньках шорох белых женских риз.Молча потонули в саду без следа.Небо тихо вспыхнуло заревом стыда.Может быть, скатилась красная звезда.