Стихотворения и поэмы (основное собрание)

дождь барабанит в стекла и почти

звонит в звонок (чтоб в комнату войти,

где стол признает своего в чужом,

а чайные стаканы -- старшим);

то ниже он, то выше этажом

по лестничным топочет маршам

и снова растекается в стекле;

и Альпы громоздятся на столе,

и, как орел, парит в ущельях муха; -

то в холоде, а то в тепле

ты все шатаешься, как тень, и глухо

под нос мурлычешь песни. Как всегда,

и чай остыл. Холодная вода

под вечер выгонит тебя из комнат

на кухню, где скрипящий стул

и газовой горелки гул

твой слух заполнят,

заглушат все чужие голоса,

а сам огонь, светясь голубовато,

поглотит, ослепив твои глаза,

не оставляя пепла -- чудеса!
–

сучки календаря и циферблата.

Но, чайник сняв, ты смотришь в потолок,

любуясь трещинок системой,

не выключая черный стебелек

с гудящей и горящей хризантемой.

октябрь 1964

– ----------------

Орфей и Артемида

Наступила зима. Песнопевец,

не сошедший с ума, не умолкший,

видит след на тропинке волчий

и, как дятел-краснодеревец,

забирается на сосну,

чтоб расширить свой кругозор,

разглядев получше узор,

оттеняющий белизну.

Россыпь следов снега'

на холмах испещрила, будто

в постели красавицы утро

рассыпало жемчуга.

Среди полей и дорог

перепутались нити.

Не по плечу Артемиде

их собрать в бугорок.

В скобки берет зима

жизнь. Ветвей бахрома

взгляд за собой влечет.

Новый Орфей за счет

притаившихся тварей,

обрывая большой календарь,

сокращая словарь,

пополняет свой бестиарий.

октябрь 1964

– ----------------

Чаша со змейкой

I

Дождливым утром, стол, ты не похож

на сельского вдовца-говоруна.

Что несколько предвидел макинтош,

хотя не допускала борона,

в том, собственно, узревшая родство,

что в ящик было вделано кольцо.

Но лето миновало. Торжество

клеенки над железом налицо.

II

Я в зеркало смотрюсь и нахожу

седые волосы (не перечесть)

и пятнышки, которые ужу,

наверное, составили бы честь

и место к холодам (как экспонат)

в каком-нибудь виварии: на вид

хоть он витиеват и страшноват,

не так уж плодовит и ядовит.

III

Асклепий, петухами мертвеца

из гроба поднимавший! незнаком

с предметом -- полагаюсь на отца,

служившего Адмету пастухом.

Пусть этот кукарекающий маг,

пунцовой эспаньолкою горя,

меня не отрывает от бумаг

(хоть, кажется, я князь календаря).

IV

Пусть старый, побежденный материал

с кряхтением вгоняет в борозду

озимые. А тот, кто не соврал, -

потискает на вешалке узду.

Тут, в мире, где меняются столы,

слиянием с хозяином грозя,

поклясться нерушимостью скалы

на почве сейсмологии нельзя.

V

На сей раз обоняние и боль,

и зрение, пожалуй, не у дел.

Не видел, как цветет желтофиоль,

да, собственно, и роз не разглядел.

Дождливые и ветреные дни

таращатся с Олимпа на четверг.

Но сердце, как инструктор в Шамони,

усиленно карабкается вверх.

VI

Моряк, заночевавший на мели,

верней, цыган, который на корню

украв у расстояния нули,

на чувств своих нанижет пятерню,

я, в сущности, желавший защитить

зрачком недостающее звено, -

лишь человек, которому шутить

по-своему нельзя, запрещено.

VII

Я, в сущности... Любители острот

в компании с искателями правд

пусть выглянут из времени вперед:

увидев, как бывалый астронавт

топорщит в замешательстве усы

при запуске космических ракет,

таращась на песочные часы,

как тикающий в ужасе брегет.

VIII

Тут в мире, где меняются столы,

слиянием с хозяином грозя,

где клясться нерушимостью скалы

на почве сейсмологии нельзя,

надев бинокулярные очки,

наточим перочинные ножи,

чтоб мир не захватили новички,

коверкая сердца и падежи.

IX

Дождливым утром проседь на висках,

моряк, заночевавший на мели,

холодное стояние в носках

и Альпы, потонувшие в пыли.

И Альпы... и движение к теплу

такое же немного погодя,

как пальцы барабанят по стеклу

навстречу тарахтению дождя.

октябрь 1964

– ----------------

x x x

Брожу в редеющем лесу.

Промозглость, серость.

Уже октябрь. На носу

Ваш праздник, Эрос.

Опять в Ваш дом набьется рать

жрецов искусства

"Столицу" жрать и проверять

стабильность чувства.

Какой простор для укоризн.

Со дня ареста

приятно чувствовать, что жизнь

у нас -- ни с места.

Хлебнуть бы что-нибудь вдали

за Вашу радость,

но расстояния нули,

увы, не градус.

октябрь -- декабрь 1964

– ----------------

Письмо в бутылке

(Entertainment for Mary)1

То, куда вытянут нос и рот,

прочий куда обращен фасад,

то, вероятно, и есть "вперед";

все остальное считай "назад".

Но так как нос корабля на Норд,

а взор пассажир устремил на Вест