Стихотворения и поэмы

И только их лица подобны доныне

Земле их – пустынной и дикой равнине.

И пламя до глаз их еще не дошло

Из темных-сердец, из подземных вулканов,

Чтоб, вольности факелом ярким воспрянув,

Той дивной печатью отметить чело,

Которой отмечены люди Восхода

И люди Заката, вкусившие яд

Падений и взлетов, надежд и утрат,

Чьи лица – как летопись жизни народа.

Здесь очи людей – точно их города,,

Огромны и чисты. И, чуждый смятенью,

Их взор не покроется влажною тенью,

В нем грусть состраданья мелькнет без следа.

Глядишь на них издали – ярки и чудны,

А в глубь их заглянешь – пусты и безлюдны.

И тело людей этих – грубый кокон,

Хранит несозревшую бабочку он,

Чьи крылья еще не покрылись узором,

Не могут взлететь над цветущим простором.

Когда же свободы заря заблестит,

Дневная ли бабочка к солнцу взлетит,

В бескрайную даль свой полет устремляя,

Иль мрака создание – совка ночная?

Дороги по голым полям пролегли.

Но кто протоптал их? Возов вереницы?

Купцы ль, караваны ли этой земли?

Царь – пальцем по карте – провел их в столице.

И в Польше, куда бы тот перст ни попал,

Встречался ли замок, иль дом, или хата

Их лом разбивал, их сносила лопата,

И царь по развалинам путь пролагал.

В полях не увидишь дорог под снегами,

Но тотчас приметишь их в чаще лесной.

На север уводят они по прямой,

Светлы в полутьме, как река меж скалами.

Кто ездит по ним? Вот выходят полки,

То конница скачет, за нею пехота

Змеей растянулась, за ротою рота,

А там артиллерия – пушки, возки.

И все они посланы царским указом

Тех гонят с восточных окраин сюда,

Те с Запада вышли, на битву с Кавказом,

Не знают, зачем, почему и куда,

Не спросят о том. Ты увидишь монгола

Скуласт, косоглаз, отбивает он шаг,

А далее бледный, больной, невеселый,

Плетется литовский крестьянин-бедняк.

Там ружья английские блещут, там луки,

И дышит калмык на озябшие руки.

Кто их офицеры? Немецкий барон.

В карете ездой наслаждается он,

Чувствительно Шиллера песнь напевает.

И плеткою встречных солдат наставляет.

Француз либеральную песню свистит

Бродячий философ, чиновный бандит

С начальником занят беседой невинной:

Где можно достать по дешевке фураж?

Пускай перемрет солдатни половина

Деньгам не ущерб. Если маху не дашь,

Рассудят, что это – казны сбереженье,

Царь орден пришлет и в чинах повышенье.

Но мчится кибитка – и все перед ней

Шарахнулось в сторону: пушки, лафеты,

Пехота и полк кирасир-усачей,

Начальство свои повернуло кареты.

Кибитка несется. Жандарм кулаком

Дубасит возницу. Возница кнутом

Стегает наотмашь солдат, свирепея.

Беги или кони сшибут ротозея!

Кто едет в кибитке? Не смеют спросить.

Жандармы сидят в ней, и путь их – в столицу.

То царь приказал им кого-то схватить.

"Наверное, взят кто-нибудь за границей?

Кто б мог это быть? – говорит генерал.

Французский король то, саксонский иль прусский?

Кого самодержец не милует русский,

Кого он в тюрьму заточить приказал?

А может быть, в жертву и свой предназначен?

Быть может, Ермолов жандармами схвачен?

Кто знает! Бесстрашен и горд его взгляд.

Хоть он на соломе сидит, как в темнице.

Из крупных, как видно! За ним вереницей

Возки, точна свита в них едет, летят.

Но кто ж эти люди? Как держатся смело!

Сверкают их очи, отвагой горя.

Вельможи ль они? Камергеры царя?

Нет, мальчики, дети! Так в чем же тут дело?

Иль принцы они и король, их отец,

Дерзнул покуситься на русский венец?"

Так, строя догадки, начальство дивилось;

Кибитка меж тем в Петербург уносилась.

ПРИГОРОДЫ СТОЛИЦЫ

И вот уже слышно столицы дыханье.

Дорога отлична – ровна, широка.

Дворцы по бокам. Точно сена стога,

В соломе, под снегом, стоят изваянья.

Большая часовня с крестом золотым,

Античного стиля портал, и за ним

Дворец итальянский под кровлею плоской,

А рядом японский, китайский киоски.

Екатерины классический век

Воздвиг и руины в классическом стиле.

На южных развалинах – северный снег.

Решеткой дома, как зверей, оградили,

Дома всех размеров и стилей любых,

Строения всякого вида и рода.

Но где же свое, самобытное, в них,

Где нации гений, где сердце народа?

А зданья чудесны! Искусной рукой

Взнесен на болоте их каменный строй.

Для цезарей цирк воздвигали когда-то,

И золото в Риме струилось рекой,

А в этих снегах, чтоб дворцы и палаты

Воздвиглись на радость холопам царя,

Лились наших слез, нашей крови моря.

И сколько измыслить пришлось преступлений,

Чтоб камня набрать для огромных строений,

И сколько невинных убить иль сослать,

И сколько подвластных земель обобрать!

Слезами Украины они оплатили

И кровью литовской и польской земли

Все то, что сюда из Парижа ввезли,

Чем в Лондоне их магазины прельстили.

И моют в их замках шампанским паркет,

И модный его залоснил менуэт.

Но зданья пусты. Двор в столице зимой.

И мухи придворные радостным роем

Во след ему ринулись, к царским помоям.

В домах только ветер танцует шальной: