Стихотворения и поэмы

221. ПЕРВЫЙ СНЕГ

Как на спутниц на живых, Я любуюсь на березы… В полушалках снеговых Щеголяют по морозу! Жаль, что только у меня Так некстати сердце ноет. Жаль, что только для меня Радостно бродить с одною, С той, что села у огня — Греет руки, дует губы; С той, которая меня И берез моих не любит.

222. «Жаловалась: грустно мне, одна я…»

Жаловалась: грустно мне, одна я, Нету сна, и мысли неясны. Наклонился бы, сказал: «Родная, Успокойся, — бы сказал, — усни». Я сказал. Ей стало веселее, Судя по дыханию груди. Только освещенные аллеи Снились ей и кланялись в пути. Утром встала юная, живая, Весело глядела на меня, По-иному всё переживая В ясном свете солнечного дня. Не напрасно мы, выходит, славим, Не напрасно завещали нам: Сны, которые бы не мешали яви. Явь, которая бы не мешала снам.

223. ПОСТСКРИПТУМ

Я письмо свое направил Просто в адрес синевы. И письмо, согласно правил, Получили вы. Увы! Слишком знают люди почты Эту тягу к небесам. Если любишь — любишь то, что Просто выдумаешь сам…

224. НА ЗАСЕДАНИИ

Сидели. Кричали. Дымили. И вдруг в телефонную тишь: «Я очень соскучилась, милый. Ты долго еще просидишь?» Он трубку кладет… и, смущенный, Глядит, улыбаясь, вперед… «Ну, что там осталось еще нам?» Но слово никто не берет. И вдруг замечает начальник У всех опечаленный вид: Что всё заседанье печально Куда-то с улыбкой глядит! Как будто над скукой блокнотов Не только ему одному, — Им всем улыбается кто-то, Колеблясь в табачном дыму…

225. ЖУРАВЛИ

В синем небе журавли. Милый, а нельзя ли, Чтобы эти журавли Нас с собою взяли? Мы же с ними заодно И душой и телом, И земное нам давно, Милый, надоело. Мы, скажи им, чужды лжи, Мы из их же стаи, Только крыльев нам, скажи, Милый, не хватает…

ПОЭМЫ

226. ЯКУТЫ

Г. Ржанову

Доху песцовую тундра надела, — Время велело надеть. Поверху — бело, Понизу — бело, Бело, как белый медведь. Лайкой пришибленной каждого лижет, Гонит мороз в три ноги. Бросил якут и берданку и лыжи, Пьет огневое орги. [43] Ой, ой, морозка, Черен и бел ты. Черен, как русский торгаш. Русский возьмет половину белки, Ты и хвоста не дашь. Тощи олени, Слабей человека. Шкуру повыели вши. Как же мне, кыс, [44] из большого наслега Новые камосы [45] шить? Рыжие луны за тундрой потонут. Глубже упрячется звездный народ. А к моему худому хатону [46] Стройная кыс Ни за что не придет. Рыжие луны за тундрой потонут, Бросят олени под сани помет, В дальний наслег К огонеру-таену [47] Стройная кыс, напевая, уйдет… Соболем бурым дума вертится, Лапой скребет по груди. Э-э-э, заходи, человек или птица, Сам сатана — заходи!.. «Здравствуй, Олеська, охотник хороший, Глаз твой да будет как нож! Как поживают Олени и лошадь? Сам хорошо ли живешь?» — «Живы олени и лошади будто, Только что корм намесил. Здравствуй, Мисир, инородец безъюртный, Здравствуй, охотник Мисир. Пес за хатоном. Снимай свои лыжи, Сбрось с опояска ножи. Греет орги, Подвигайся поближе, Длинно про степь расскажи…» Славно Мисиру На шкуре мохнатой Вытеплить зяблые выкрутки рук; Рыжую гриву огонь волосатый Чешет на остром ветру… «Слушай, Олеська, В степи затаенной Много творится чудес. Воют волками собаки-таены, Стаями тянутся в лес. Помнишь места, где зимуют медведи, С троп, где кочует зверье, Красный шаман с шайтанятами едет, Новую веру везет. Глаз его мудрый Каждую щелку, Всякое горе найдет, Кыс молодую и черную белку Больше таен никогда не возьмет!..» — «Кыс молодую… и черную белку… Брать у таенов, сказал?» — Ой, как рассыпались остро и мелко Вдруг у Олеськи глаза. …Рыжие луны за тундрой потонут, Бросят олени под сани помет, В дальний наслег К огонеру-таену Стройная кыс, напевая, уйдет. Помнит Олеська за битой спиною Лет многорогий табун. Где же забыть, Если осенью ноют Годы на самом горбу? Где же забыть, Если столько таено То, что нельзя утаить? О-о, как умеют собаки-таены, Даже не трогая, бить!.. Время не вытравит челюстей волчьих, Годы кров авых рубцов не заткнут, — Целую ночь над берданою молча Медные скулы маячил якут… Вымерли жилы отчаянных речек… Снежные дали рыхлы и круты. Утром засветло, Солнцу навстречу, Ружья закинув, Ушли якут ы. 1924

43

Орги — водка (якутск.).

44

Кыс — девушка.

45

Камосы — оленьи сапоги.

46

Хатон — изба; юрта.

47

Таен — богач.

227. ПОВЕСТЬ О РЫЖЕМ МОТЭЛЕ, ГОСПОДИНЕ ИНСПЕКТОРЕ, РАВВИНЕ ИСАЙЕ И КОМИССАРЕ БЛОХ

Глава первая ДО БЕЗ ЦАРЯ И НЕМНОГО ПОСЛЕ

И дед и отец работали. А чем он хуже других? И маленький рыжий Мотэле Работал За двоих. Чего хотел, не дали. (Но мечты его с ним!) Думал учиться в хедере [48] А сделали — Портным. — Так что же? Прикажете плакать? Нет так нет! И он ставил десять заплаток На один жилет. И… (Это, правда, давнее, Но и о давнем Не умолчишь.) По пятницам Мотэле давнэл [49] , А по субботам Ел фиш [50] .

48

Хедер — школа.

49

Данвэл — молился.

50

Фиш — рыба.

Жили-были

Сколько домов пройдено, Столько пройдено стран. Каждый дом — своя родина, Свой океан. И под каждой слабенькой крышей, Как она ни слаба, — Свое счастье, Свои мыши, Своя судьба. И редко, Очень редко — Две мыши На одну щель! Вот: Мотэле чинит жилетки, А инспектор Носит портфель. И знает каждый по городу Портняжью нужду одну. А инспектор имеет Хорошую бороду И хорошую Жену. По-разному счастье курится, По-разному У разных мест: Мотэле мечтает о курице, А инспектор Курицу ест. Счастье — оно игриво. Жди и лови. Вот: Мотэле любит Риву, Но… у Ривы Отец — раввин. А раввин говорит часто, И всегда об одном: — «Ей надо Большое счастье И большой Дом». Так мало, что сердце воет, Воет как паровоз. Если у Мотэле всё, что большое, Так это только Нос. — Ну, что же? Прикажете плакать? Нет так нет! — И он ставил заплату И на брюки И на жилет. …………………………………… Да, под каждой слабенькой крышей, Как она ни слаба, — Свое счастье, свои мыши, Своя Судьба. И сколько жизнь ни упряма, Меньше, чем мало, — не дать. И у Мотэле Была мама, Старая еврейская мать. Как у всех, конечно, любима. (Э-э-э…Об этом не говорят!) Она хорошо Варила цимес И хорошо Рожала ребят. И помнит он годового И полугодовых… Но Мотэле жил в Кишиневе, Где много городовых, Где много молебнов спето По царской родовой, Где жил… господин… инспектор С красивой бородой… Трудно сказать про омут, А омут стоит У рта: Всего… Два… Погрома… И Мотэле стал Сирота. — Так что же? Прикажете плакать?! Нет так нет! — И он ставил заплату Вместо брюк На жилет. ………………………………….. А дни кто-то вез и вез. И в небе Без толку Висели пуговки звезд И лунная Ермолка. И в сонной, скупой тиши Мыши пугали скрипом. И кто-то Шил кому-то Тахрихим. [51]

51

Тахрихим — саван.

«При чем» и «ни при чем»

Этот день был таким новым, Молодым, как заря! Первый раз тогда в Кишиневе Пели не про царя! Таких дней не много, А как тот — один. Тогда не пришел в синагогу Господин Раввин. Брюки, Жилетки, Смейтесь! Радуйтесь дню моему: Гос-по-дин по-лиц-мейстер Сел В тюрьму! Ведь это же очень и очень, Боже ты мой! Но почему не хохочет Господин Городовой? Редкое, мудрое слово Сказал сапожник Илья: «Мотэле, тут ни при чем Егова, А при чем — ты И я». …………………………………… И дни затараторили, Как торговка Мэд. И евреи спорили: «Да» или «нет»? Так открыли многое Мудрые слова, Стала синагогою Любая голова. Прошлым мало в нынешнем: Только вой да ной. «Нет», — Инспектор вырешил. «Да», — Сказал портной. ……………………………………… А дни кто-то вез и вез. И в небе Без толку Висели пуговки звезд И лунная Ермолка. И в сонной скупой тиши Пес кроворотый лаял. И кто-то Крепко Сшил Тахрихим Николаю! Этот день был таким новым, Молодым, как заря! Первый раз тогда в Кишиневе Пели Не про царя!

Глава вторая КИШИНЕВСКИЕ ЧУДЕСА

Чудо первое

Мэд На базаре Волнуется. И не Мэд, Весь Ряд: На вокзал По улице Прошел Отряд … Но не к этому Доводы, Главное (чтоб он сдох!) В отряде С могендовидом [52] Мотька Блох! Идет по главной улице, Как генерал на парад. И Мэд на базаре волнуется, И волнуется Весь ряд.

52

Могендовид — шестиконечная звезда.

Чудо второе

Каждому, слава богу, Каким аршином ни мерь, — Особая дорога, Особая дверь. И — так Себе, Понемногу, В слякоть, В снег Идут особой дорогой Люди весь век. Радостный путь не многим, Не всем, Как компот: Одни ломают ноги, Другие — Наоборот. Вот! ……………………………………. Ветер гнусит у околицы, Горю раввина вторит. По торе [53] Раввин молится, Гадает раввин По торе. Трогает рыжие кончики Выцветшего Талэса [54] : «Скоро ли всё это кончится? Сколько еще осталося?» Тени свечей, Проталкиваясь, Мутно растут И стынут, И кажется Катафалком Комната над раввином. — Это прямо наказанье! Вы слыхали? Хаим Бэз Делать сыну обрезанье Отказался Наотрез. Первый случай в Кишиневе! Что придумал, сукин сын?! Говорит: «До-воль-но кро-ви, Ува-жае-мый рав-вин!!!» ……………………………………….. Много дорог, много, Столько же, сколько глаз! И от нас До бога, Как от бога До нас.

53

Тора — священное писание.

54

Талэс — молитвенное одеяние.

Еще о первом чуде

И куда они торопятся, Эти странные часы? Ой, как Сердце в них колотится! Ой, как косы их усы! Ша! За вами ведь не гонятся? Так немножечко назад … А часы вперед, Как конница, Все летят, летят, летят … ……………………………….. В очереди Люди Ахают, Ахают и жмут: «Почему Не дают Сахару? Сахару почему не дают?» Видимо, Выдать Лень ему. — Трудно заняться час? Такую бы жизнь — Ленину, Хорошую, Как у нас! — Что вы стоите, Сарра? Что может дать Слепой, Когда Комиссаром Какой-то Портной? Ему бы чинить Рубаху, А он комиссаром Тут!.. В очереди люди ахают, Ахают И жмут.