Стихотворения. Поэмы. Проза

Наплакавшись, Александра Степановна встала и хотела сейчас же выйти, но, подошедши к дверям, остановилась и полуобернулась к своей растроганной матери.

– - Маменька!
– - сказала она.-- Пожалуйста, не говорите ничего папеньке, никому не говорите, я сама ему скажу, если надо, сама. Я не хочу, не хочу, чтоб это кто-нибудь знал, не хочу!

– - Ну, ну! Не скажу, не скажу,-- начала утешать ее Марья Саввишна,-- да и зачем это, стоит ли говорить! Мало ли дураков на свете, никому не закажешь.

– - Ну да-с! Конечно, дурак, но и дураку спасибо за то, что он... что он один полюбил меня...

Последние слова Александра Степановна произнесла с усилием, слезы опять навернулись в ее глазах, и она с опухшим носиком ушла к себе в комнату.

А в это самое время на другом конце дома Степан Степаныч выслушивал жалобу Трофима, которого привели к нему в кабинет через коридор и переднюю, а вслед за Трофимом в зале случайно появился Христофорский и, услыхавши голос своего слуги, остановился, вытянул лицо, насторожил уши и стал подслушивать... что такое говорит Баканов, а Баканов, усталый и измученный, только что воротившийся, говорил Трофиму:

– - А зачем ты ему сдачи не дал! Эх! Глуп же ты, братец. Он тебя, а ты бы его, ну и были бы квиты.

Христофорский, услыхавши такую мораль, постоял с минуту и, рассудив, что он пришел не вовремя, незаметно скрылся из залы и так же незаметно вышел из дому.

Его сильно озадачили слова Баканова; он никак не мог переварить их. "Черт знает какое невежество! Вот что значит необразованность!" Гордость заговорила в его мелкопоместно-дворянском сердце. Никогда еще лицо его не казалось таким измятым, никогда еще глаза его не глядели так мрачно и так тупо на проходящих и едущих по улице.

– - А я только что был у вас, -- сказал Христофорскому знакомый голос, и чья-то рука тяжело легла ему на плечо.

Это был Стуколкин.

– - Я ходил прогуляться, -- сказал Христофорский.

– - Ну, что?

– - Ничего. А вы разве отнесли письмо?

– - А вы сомневаетесь, а?

– - Неужели же отнесли?

– - Гм! А как вы смеете сомневаться?
– - И Стуколкин посмотрел на него свирепо и с недоверием.

– - Я очень, напротив, благодарен вам..

– - Нет, вы скажите, вы меня вчера, может быть, морочили. А? Может быть, и девицы такой нет?

– - Ей-богу, Осип Осипыч, я...

– - Что ей-богу?

– - Ей-богу, все есть, и если вы отдали письмо, то как вы думаете, дошло оно или не дошло?

– - А почему бы ему не дойти, если я сам отнес его и отдал кучеру?, три рубля ему дал на водку. За вами три рубля серебром, вы этого не забывайте, и когда я принимаю в ком-нибудь участие, то я не шучу. Понимаете вы меня?

– - Я уверен, Осип Осипыч.

– - Что вы уверены?

– - Уверен в вашем истинно родственном ко мне расположении.

– - Ну, то-то же.

– - И уверен, что девушка эта до безумия влюблена в меня и что никакие препятствия...

– - А разве есть препятствия? Как же вы мне вчера сказали, что никаких препятствий...

– - Очень может быть, что и никаких препятствий... Вы курите?

– - Нет, не курю.

– - А я хотел предложить вам Жукова трубку, если вы ко мне зайдете, то...

– - Это еще будет, это еще впереди, мой любезнейший, зайду к вам я еще, не раз и не два зайду, ждите меня через три дня. А где ваша квартира? А! Здесь! Как же это к вам вход-то -- со двора? А! вижу, вижу теперь. Слушайте: через три дня вы мне, как отцу родному, должны все сказать и не солгать ни на волос, ни, ни... Боже вас избави! А то вы, пожалуй, вчера мне наврали с три короба, ну, не наживите себе беды. Я на вас начальству донесу... только за жалованьем и являетесь в конце месяца.

– - Неужели вы мне не верите, Осип Осипыч!
– - сказал Христофорский и повесил нос.

– - Ну, хорошо, верю, -- снисходительно отвечал Стуколкин, подозрительно взглянув на поникший нос Христофорского, -- погляжу, как вы на миллионе женитесь, погляжу, прощайте.

И Христофорский, с чувством пожавши красную, покрытую волосами руку Стуколкина, расстался с ним.

XV

Пришла ночь; вслед за ней, не спеша, и Степан Степаныч пришел в спальню к своей Марье Саввишне.

При свете неугасимой лампадки он начал раздеваться и заметил, что подруга его жизни глядит во все глаза, не спит, как будто дожидается его так, как дожидалась когда-то в медовый месяц.

– - Аль больна?
– - спросил он жену.
– - Что болит?

– - Больна не больна, а ты вот ложись, и, как ляжешь, я тебе новость скажу.

– - Какую?
– - не без удивления спросил Степан Степаныч и даже приостановился; спальный сапог так и остался у него в руке. Он вообразил, что его или надули, или обокрали приказчики, или какой-нибудь вышел такой необычный скандал, что Марье Саввишне не терпится, чтоб не передать его со всеми подробностями.

– - Какую новость?

– - А вот ложись...

Степан Степаныч снял халат, обошел массивное брачное ложе, лег подле своей супруги и уперся подбородком в дебелое плечо ее.

– - Ну, вот, лег, матушка ты моя! Ну, какая тут у тебя новость?
– - заговорил он заигрывая.
– - Ничто не ново под луной.

– - За Сашу жених сватается,-- помолчав, сказала Марья Саввишна.

Баканов сел на постели, как человек, готовящийся говорить о таком деле, при котором спать или дремать не следует.

– - Али сваха опять наврала?
– - спросил он.

– - Нет, не сваха.

– - Ну, так что ж, почему же Александрине и не выйти замуж, девка в соку; надо судить по-человечески: коли сама замужем, и другим не мешай.

– - А ты не бойсь не помешаешь?

– - Ну вот! Я что за помеха! Да за кого хочет, за того пусть и выходит, был бы человек, был бы...

Тут Степан Степаныч собрался чихнуть и стал искать платок, но чихнул без платка.

– - Значит, правду говорю, -- сказал он.

Жена сунула ему в руку свой платок и сказала; "На здоровье".

– - Ну, кто же это сватается?

– - Ну, отгадай; за тем и говорю, чтоб сам догадывался, коли ты умный человек.

– - Уж не доктор ли?..

– - Нет, куда тебе... променяет он свою актерку на жену.

– - Ну, Косаткин?

– - Нет.

– - Гм! Может быть, от Башлыкова или от Позументовых -- у них сыновья на возрасте.

– - То-то, что во веки веков не отгадаешь. Что тебя томить! Вот сам прочти, авось догадаешься.