Стихотворения. Поэмы. Романы. Опера

себя собою с ну скажи

винограв карандав в ти ры превращает

ры бы все как полюбит за все

ничего где то 13 78 скажите

с'еденные сырые бумага и д л

(незаметно переходят по сцене две фигуры)

мам и мали нельзя перечи печа ни и другой рог

и увижу и це г

(входят голоса:)

— узкий не широкий — проволка лопается лопается опадает — не догнать не догнать — конь ушел за… — бель

(входит некто непринужденный, читает быстро, — а в это время актеры уходят —):

сарча кроча буча на вихроль опохромел и т. д.

«опять влюблен нечаянно некстати произнес он…»

опять влюблен нечаянно некстати произнес он я только собирался упасть сосредоточиться занятье своими чрезвычайными открытиями о воздушных соединенных озером как появляется инте — ресненькая и заинтересовывается меня все считают северо-западным когда я молчу и не хочу называть почему созданы мужчины и женщины когда могли быть созданы одни мужчины (зачем же лишнее) и как сразу кому захочу стать бессмертием Я спрятался от солнцев, чтоб не сглазили и увлекся таки своими бумагами у забора стала и смотрит прямо в плечо там привезли большой воз ненужных вещей на них большой ящик я подставил лестницу забрался туда начал рыться и заблудился как будто пьяный уж я кричал и кар и мир да собаки подохли хозяева уехали к северному… что вы такой убегаете — кричит Она. я не зная что ответить и показал в рассеянности на свой рот О поняла вас морят голодом у меня под подушкой телятина нет нет я вас я могу все принесу и убежала довольно чуть не потеряла красных чулок когда О пришла (куда девалась ее душа?) у меня самом деле разболелась голова не знаю отчего плохо ли ел или меня душил ночью спрятаные под тюфяк сапоги О считала меня самого полного человека хотя я ничего особенного с ней не разговаривал только просила все время не разговаривай пожалуйста не разговаривай меня это смешило и я ел черный хлеб с солью тебя все считают тут гением тебя обвиняют только сопляки не замечают твоей гениальности обнаженно она захотела скинуть платье но я приказал ей она упала на руки села на пол и стала перелистывать мои тетради Я вытерся ватой люблю лю — блю вдруг заговорила она как будто с собою и вы ниночка не верьте что я вам там наврала убивать детей каждый день знал где гулял никаких он платков не уносил и не передавал мые все это не се слышишь оклеветали он у меня всегда голодный если бы ты за ним присматрела а то все ухаживаешь за своими кавалерствами знаем знаем красные лбы суконное сукноце ты заразил чу-мою тихо обращаясь к нам я никому об этом не сожгу что ты хочешь отравить сестер кер жар мир не убежишь нечего запираться ящики у меня есть ключи бешеной слюны я знаю ты все врал мои глаза слепнут не бойся твои американцы ничего не помогут мае маши маслом масленица не замазывай глаз…

Поросята (1913) *

«в позоре бессмыслия…»

в позоре бессмыслия жизнь мудреца дороги голове лысой цветы поросят

«железобетонные гири-дома…»

железобетонные гири-дома тащут бросают меня ничком — объевшись в харчевне впотьмах плавно пляшу индюком гремит разбитая машина как ослы на траве я скотина палку приставил слоновый рог не разберу никак сколько во мне ног собираюся попаду ль на поезд как бы успеть еще поесть что то рот мои становится уже уже бочка никак не вмещается в пузо на потолок забрался чертяка и стонет не дали ему вина хвост опустила тетка сваха и пригрозила… бревна…

Тропический лес

пробуждается и встает в белых клубах негр смотрит на круглый живот пробует острый верх водомет голубой крыло головы зубы сверкают среди барвинков лежа на копьях листвы кто-то играет на скрипке

В игорном доме

горячей иглою проходят через чей то мозг, неудержимою волною стремит сквозь сетку розг цветных попугаев пестрая стая и что там брачные цепи пред цепью златою тельца видвы человечьи нелепы душа ничтожна для купца…

Русь *

в труде и свинстве погрязая взрастаешь сильная родная как та дева что спаслась по пояс закопавшись в грязь по темному ползай и впредь пусть сияет довольный сосед!

Весна гусиная

те ге не рю ри ле лю бе тьлк тьлко хо мо ло ре к рюкпль крьд крюд нтпр иркью би пу

«Я еще молод…»

Я еще молод ухо свинтили при тусклой светили лежу… ах холод! лежу или грежу? и саван мой бел был я прежде как пуля смел довольно прыти лежу для пользы и дева думает как быти ведь холодно бедняжке на морозе а я одела галстух пришла повеселиться — он гол и глух отрезана десница… с боков содрали кожу устроили свистало ты был не тощ на палец сала побольше напугать пятку к устам кто научил их глу — постям?.. и взбухнуло яро горло скользкое мое — уголь свезен яму кошке питье юной России за славу…

Смерть художника

привыкнув ко всем безобразьям искал я их днем с фонарем но увы! все износились проказы не забыться мне ни на чем! и взор устремивши к бесплотным я тихо но твердо сказал: мир вовсе не рвотное — и мордой уткнулся в Обводный канал…

«Я жрец я разленился…» *

Я жрец я разленился к чему все строить из земли в покои неги удалился лежу и греюсь близ свиньи на теплой глине испарь свинины и запах псины лежу добрею на аршины. Какой то вестник постучался разбил стекло — с постели приподнялся вдали крыло и кажется мелькнуло сурово-милое плечо то перст или мигуло иль уст свеча. Мозгам вареным страшно куда сокрылся он как будто в рукопашной с другим упал за небосклон иль прозвенело серебро в лучах невидимых что вечно не старо над низкой хижиной Тут вспомнилась иная что грозноуста стоит обещая дни мясопуста и томной грустью жажды томиться сердце стало вздохну не раз не дважды гляжу в светало гроза ли грянет к ночи весенний студень глины и вянет кочень среди долины он знал глаза какие в жерлах ресничных плит ну что ж! сто солнц спеки я но уж, змея шипит я строгий запах крылий запомнил но с свининой но тихо тихо вылей чугун души кувшинный

Утиное гнездышко дурных слов… (1913) *

«жижа сквернословий…»

жижа сквернословий мои крики самозваные не надо к ним предисловья — я весь хорош даже бранный!

«Если б тошнило вас…»

Если б тошнило вас… Как меня вечерами В книгах прочли бы вы желочь Голову увенчавши горшками

Эф-луч

Гудок раздавался все глуше Летящих по небу туш Что кроме кузнецов Не ведали отцов Огонь и смрад их платья А молоты обьятья Палач чума сестра и братья Быстро летели Скорее чем разум Иль совести ротозеи Разбивая древние вазы Одна вослед за другой Уродливое тело И птичьими лапками села Еврейской весело ногой С хлыстами и тростями люди Здесь лазали в яме В ушастой простуде Махали руками Поливая уснувший камень Птица царапает землю ногой Палач для клюва тащит черед Вблизи шагал часовой В шее распухнувший веред Железная няня сосцами висящими Кормила согбенных цыплят Усатых с очками блестящими Безмозглых безмордых телят Но с сердца чумой настоящими Клохтали цыплята в пуху Звенели их медные клювы С медною силой в паху Кричали и пели увы Баба из глины глазела Толстая села как кряк Из рубища падало тело А глаза умерший червяк Звенели трудные пасти Плутиной корявые пальцы И на груди торчали сласти Железные к девам скитальцы Ресниц разверзались веночки И на машине летел эф-луч Как будто в окно одиночки Взор узника узок и жгуч Кидая стозубость плевка Кровь собирая в сосуд Все доставала худая рука На ладонь укладая минут И падали жертвы со стоном Звеня мостовой о затылок Печалясь о прежнем и оном Для молнии празден напилок Все прочь побежали Как будто их ждали Как будто бы знали О смерти пожаре И только за лесом Мужчины орали Не зная о сбывшейся Лучистой каре О надзвездном на сердце ударе И только лягушки за озером крякали И псы лиш над пеплом выли И девушки в последний раз плакали Над книгою: люди когда то здесь были

«Глупости рыжей жажду…»

Глупости рыжей жажду И забвения давних путей Буду дик я дважды Коль убегу мыслей По полю оглохших камней Буду срывать плевков цветы И надежды больными руками Схвачу резиновый шип невесты Или сяду на наковальню И поскачу громыхая И подымется крик заваленных И не буду знать Может там мать родная…

«Я плюнул смело на ретивых…»

Я плюнул смело на ретивых Пришедших охранять мой прах — Сколько скорби слезливой в понуренных головах — Плевок пускай разбудит сих А мне не надо плача Живу в веках иных Всегда живу… как кляча …Живет гния и просветляясь Для сильных и ретивых укор Гения от себя бросая ясь И его неисчислен простор.