Стихотворения. Поэмы

В эти дни теряешь имя, Толпы лиц сшибают с ног. Знай, твоя подруга с ними, Но и ты не одинок. 1914

ИВАКА

Кокошник нахлобучила Из низок ливня – паросль. Футляр дымится тучею, В ветвях горит стеклярус.

И на подушке плюшевой Сверкает в переливах Разорванное кружево Деревьев говорливых. Сережек аметистовых И шишек из сапфира Нельзя и было выставить, Из-под земли не вырыв. Чтоб горы очаровывать В лиловых мочках яра, Их вынули из нового Уральского футляра. 1916, 1928

СТРИЖИ

Нет сил никаких у вечерних стрижей Сдержать голубую прохладу. Она прорвалась из горластых грудей И льется, и нет с нею сладу. И нет у вечерних стрижей ничего, Что б там, наверху, задержало Витийственный возглас их: о торжество, Смотрите, земля убежала! Как белым ключом закипая в котле, Уходит бранчливая влага, — Смотрите, смотрите – нет места земле От края небес до оврага. 1915

СЧАСТЬЕ

Исчерпан весь ливень вечерний Садами. И вывод – таков: Нас счастье тому же подвергнет Терзанью, как сонм облаков. Наверное, бурное счастье С лица и на вид таково. Как улиц по смытьи ненастья Столиственное торжество. Там мир заключен. И, как Каин, Там заштемпелеван теплом Окраин, забыт и охаян, И высмеян листьями гром. И высью. И капель икотой. И – внятной тем более, что И рощам нет счета: решета В сплошное слились решето. На плоской листве. Океане Расплавленных почек. На дне Бушующего обожанья Молящихся вышине. Кустарника сгусток не выжат. По клетке и влюбчивый клёст Зерном так задорно не брызжет, Как жимолость – россыпью звезд. 1915

ЭХО

Ночам соловьем обладать, Что ведром полнодонным колодцам. Не знаю я, звездная гладь Из песни ли, в песню ли льется. Но чем его песня полней, Тем полночь над песнью просторней. Тем глубже отдача корней, Когда она бьется об корни. И если березовых куп Безвозгласно великолепье, Мне кажется, бьется о сруб Та песня железною цепью, И каплет со стали тоска, И ночь растекается в слякоть, И ею следят с цветника До самых закраинных пахот. 1915

ТРИ ВАРИАНТА

1

Когда до тончайшей мелочи Весь день пред тобой на весу, Лишь знойное щелканье белочье Не молкнет в смолистом лесу. И млея, и силы накапливая, Спит строй сосновых высот. И лес шелушится и каплями Роняет струящийся пот.

2

Сады тошнит от верст затишья. Столбняк рассерженных лощин Страшней, чем ураган, и лише, Чем буря, в силах всполошить. Гроза близка. У сада пахнет Из усыхающего рта Крапивой, кровлей, тленьем, страхом. Встает в колонны рев скота.

3

На кустах растут разрывы Облетелых туч. У сада Полон рот сырой крапивы: Это запах гроз и кладов. Устает кустарник охать. В небе множатся пролеты. У босой лазури – походь Голенастых по болоту. И блестят, блестят, как губы, Не утертые рукою, Лозы ив, и листья дуба, И следы у водопоя. 1914

ИЮЛЬСКАЯ ГРОЗА

Так приближается удар За сладким, из-за ширмы лени, Во всеоружьи мутных чар Довольства и оцепененья. Стоит на мертвой точке час Не оттого ль, что он намечен, Что желчь моя не разлилась, Что у меня на месте печень? Не отсыхает ли язык У лип, не липнут листья к нёбу ль В часы, как в лагере грозы Полнеба топчется поодаль? И слышно: гам ученья там, Глухой, лиловый, отдаленный. И жарко белым облакам Грудиться, строясь в батальоны. Весь лагерь мрака на виду. И, мрак глазами пожирая, В чаду стоят плетни. В чаду — Телеги, кадки и сараи. Как плат белы, забыли грызть Подсолнухи, забыли сплюнуть, Их всех поработила высь, На них дохнувшая, как юность. Гроза в воротах! на дворе! Преображаясь и дурея, Во тьме, в раскатах, в серебре, Она бежит по галерее. По лестнице. И на крыльцо. Ступень, ступень, ступень. – Повязку! У всех пяти зеркал лицо Грозы, с себя сорвавшей маску. 1915

ПОСЛЕ ДОЖДЯ

За окнами давка, толпится листва, И палое небо с дорог не подобрано. Всё стихло. Но что это было сперва! Теперь разговор уж не тот и по-доброму.

Сначала всё опрометью, вразноряд Ввалилось в ограду деревья развенчивать, И попранным парком из ливня – под град, Потом от сараев – к террасе бревенчатой.

Теперь не надышишься крепью густой. А то, что у тополя жилы полопались, — Так воздух садовый, как соды настой, Шипучкой играет от горечи тополя.

Со стекол балконных, как с бедер и спин Озябших купальщиц, – ручьями испарина. Сверкает клубники мороженый клин, И градинки стелются солью поваренной.

Вот луч, покатясь с паутины, залег В крапиве, но, кажется, это ненадолго, И миг недалек, как его уголек В кустах разожжется и выдует радугу. 1915, 1928

ИМПРОВИЗАЦИЯ

Я клавишей стаю кормил с руки Под хлопанье крыльев, плеск и клекот. Я вытянул руки, я встал на носки, Рукав завернулся, ночь терлась о локоть.

И было темно. И это был пруд И волны. – И птиц из породы люблю вас, Казалось, скорей умертвят, чем умрут Крикливые, черные, крепкие клювы.

И это был пруд. И было темно. Пылали кубышки с полуночным дегтем. И было волною обглодано дно У лодки. И грызлися птицы у локтя.

И ночь полоскалась в гортанях запруд. Казалось, покамест птенец не накормлен, И самки скорей умертвят, чем умрут Рулады в крикливом, искривленном горле. 1915

БАЛЛАДА

Бывает, курьером на борзом Расскачется сердце, и точно Отрывистость азбуки Морзе, Черты твои в зеркале срочны.