Стихотворения. Рассказы. Гора
Шрифт:
– Как я рада услышать это от тебя,- воскликнула она.- Как раз то же самое думаю и я сама. Если люди несходны внешностью, характером, своими внутренними качествами, то считается, что это ничуть не мешает их союзу! Так почему должны мешать ему их убеждения и религия? Я так счастлива. Ведь я сильно беспокоилась за Биноя. Я знаю, что он отдал вам всю душу, и ему было бы страшно тяжело огорчить кого-то из вас. Один только господь знает, как мучилась я, стараясь удержать Биноя от этого шага. Но ведь какой счастливчик! Шутка сказать, так легко выпутаться из такого трудного положения! Но позволь мне задать тебе один вопрос – ты разговаривала об этом с Порешем-бабу?
– Нет еще,- смущенно ответила
– В этом я ничуть не сомневаюсь,- заметила Анондомойи.- От кого бы ты в противном случае унаследовала свой светлый ум и силу воли? Сейчас я позову Биноя, вы сами должны обсудить это и что-то решить. Но перед этим я хочу тебе сказать одну вещь. Я знаю Биноя с детства и могу тебя смело заверить: он стоит того, чтобы из-за него перенести столько горя. Я часто думала, что та, кому достанется Биной, будет счастливицей. Я присматривалась к некоторым девушкам, но мне все казалось, что они недостаточно хороши для него. Теперь я вижу, что и ему выпало немалое счастье.
Анондомойи поцеловала Лолиту и вышла позвать Биноя. Она тактично оставила их в обществе одной Лочмии, а сама ушла, сказав, что пойдет приготовить угощение Лолите.
Сегодня оба они сразу побороли свое смущение. Внезапно обрушившиеся на них трудности, необходимость преодолеть их помогли им понять и оценить всю глубину и серьезность своей любви. Тревога, неуверенность и иные чувства больше не разделяли их пестрой завесой. Торжественно, молчаливо, без колебаний признали они, что сердца их бьются в унисон и что потоки их жизней готовы слиться воедино, как Ганга и Джамуна. Биной и Лолита сознавали, что их сблизила не община, не общие взгляды, их союз родился совершенно естественно, и они знали, что в основе его лежит истинная глубокая вера, которая стоит выше мелких разногласий и придирок ученых пандитов.
Глаза Лолиты сияли.
– Я не перенесла бы, если бы ради меня вы совершили поступок, оскорбляющий ваше достоинство. Я хочу, чтобы вы, безо всяких колебаний, оставались тем, кто вы есть.
– Но и вы не должны порывать со своим прежним миром,- сказал Биной.- Для чего существуют на земле различия, если любовь не в состоянии мириться с ними?
Они говорили долго, совершенно забыв о том, что он – индуист, а она – брахмаистка, и сознание духовной человеческой общности согревало их ровным мягким светом, подобным немигающему пламени светильника.
Глава пятьдесят девятая
Солнце только что зашло. Окончив молитву, Пореш-бабу в задумчивости сидел на веранде перед своей комнатой.
Неожиданно в дверях показались Лолита и Биной. Низко склонившись перед ним, оба коснулись его ног.
Их появление немного удивило Пореша.
– Пойдемте в дом,- пригласил он, так как на веранде стояло только одно его кресло.
– Нет, нет, не вставайте,- ответил Биной, усаживаясь прямо на пол. Рядом с ним у ног Пореша села и Лолита.
– Мы пришли просить вашего благословения,- сказал молодой человек.- Других обрядов для вступления в жизнь нам не надо.- И когда Пореш-бабу с недоумением посмотрел на него, продолжал: – Я не хочу давать обществу никаких обетов, которые связали бы меня по рукам и ногам. Ваше благословение и будет той скромной церемонией, которая навеки соединит наши жизни истинными узами. Мы благоговейно кладем наши сердца к вашим ногам и знаем, что вместе с вашим благословением получим и счастье, которое господу угодно даровать нам.
– Так, значит, Биной, ты не станешь брахмаистом? – спросил Пореш-бабу после некоторого молчания.
– Нет,- ответил Биной.
– Ты хочешь остаться правоверным индуистом?
– Да.
Пореш-бабу перевел взгляд на Лолиту, и она, догадавшись, о чем он думает, сказала:
– Отец,
я считаю, что моя вера – это мое личное дело. Пусть из-за этого у меня будут трудности в жизни, пусть даже неприятности, но я никогда не поверю, чтобы религия могла встать между мной и людьми, которые не сходятся со мной во взглядах и придерживаются других обычаев. Раньше мне казалось,- продолжала девушка, видя, что отец по-прежнему молчит,- что в мире только и существует один «Брахмо Самадж», все, что находилось за его пределами, терялось для меня во мраке. Я считала, что отойти от «Самаджа» – значит отойти от истины. Но теперь я освободилась от этого заблуждения.Пореш-бабу грустно улыбнулся.
– Я не сумею объяснить тебе, отец, какая огромная перемена произошла во мне. В «Брахмо Самадже» я встречала многих людей, с которыми у меня не было ничего общего, кроме религиозных убеждений. И мне кажется глупым утверждать, что все те, кто состоит со мной вместе в «Самадже»,- обязательно близкие мне люди, а всех-всех остальных я должна чуждаться.
– Довольно трудно рассуждать трезво, когда человек взбудоражен мотивами личного порядка,- промолвил Пореш-бабу, погладив по спине свою непокорную дочь.- Общество необходимо для сохранения преемственности поколений, и эта необходимость естественна и закономерна. Подумала ли ты о том, что на твоей общине лежит бремя забот о счастье твоего будущего потомства?
– Но ведь есть еще и индуистская община,- вмешался Биной.
– А если она не возьмет на себя ответственности за вас, если она не признает вас?
Биной вспомнил слова Анондомойи.
– Тогда мы должны будем заставить ее взять на себя эту ответственность. Общество индуистов всегда брало под свою защиту молодые религиозные общины, со временем оно может превратиться в сообщество людей самых разнообразных религиозных направлений.
– Слова одно, а вот когда доходит до дела, все оказывается иным,- возразил Пореш-бабу.- В противном случае неужели кто-нибудь решился бы добровольно оставить свою старую общину? Если общество стремится опутать религиозное чувство человека цепями бессмысленных обрядов и приковать его навечно к одному месту, то получается, что члены его обречены на роль вечных марионеток.
– Но если индуизму свойственна такая узость,- ответил Биной,- наше дело попытаться вывести его из этого состояния. Никто не станет разрушать хороший каменный дом ради того, чтобы впустить в него побольше света и воздуха, если для этого достаточно шире распахнуть двери и окна.
– Отец,- вступила в разговор Лолита,- все, о чем вы говорите, мне не очень понятно. Лично я никогда бы не взяла на себя ответственности в таком деле, как усовершенствование какой бы то ни было религиозной общины. Но со всех сторон меня окружает такая несправедливость, что я просто задыхаюсь, и я не вижу основания, почему я должна молча мириться с этим. Мне не совсем ясно, что я должна делать и чего не должна, но терпеть это я просто не могу.
– А не разумнее ли было бы подождать немного? – ласково спросил Пореш-бабу.- Сейчас ты слишком взволнована.
– Я не против того, чтобы подождать,- ответила девушка.- Но я уверена, что ложь и несправедливые притеснения будут расти чем дальше, тем больше, и очень боюсь, что у меня не хватит сил сдержаться и я натворю что-нибудь такое, что огорчит тебя. Пусть тебе не кажется, что я не думала над всем этим. Я размышляла долго и поняла, что со своими взглядами и образованием вне «Брахмо Самаджа» я обязательно столкнусь с большими трудностями и испытаниями. Но в моей душе нет робости, наоборот, я испытываю радость, чувствую прилив новых сил! Единственно, о чем я беспокоюсь, отец, это как бы не огорчить тебя.- И Лолита нежно дотронулась до ноги Пореша-бабу.