Стихотворения
Шрифт:
Источник: Прислал читатель
Орел на крыше мира, словно кошка,
Взъерошен ветром, дующим с Кавказа.
Титан казнимый смотрит в оба глаза
на Зевса зверского. Так выглядит обложка
бессонницы. И соки пересказа
клубит луны серебряная ложка.
У Зевса от страстей отвисли груди,
напряжена свирепая брюшина,-
туда, где любят скапливаться люди,
он извергает громы, как машина.
Титан
Кавказа ходит с ним по амплитуде.
Орел, приплод Ехидны и Тифона
и брат Химеры с козьей головою,
заводится, как ящик патефона,
и печенью питается живою.
Титан об этом думает: "Освою
дыханье крупное, чтоб избежать урона".
Плоды лимона в погребе долины
сплотили свет вокруг овчарни спящей.
Пастух, изделье из воды и глины,
пастушке в кружку льет отвар кипящий.
Орел титана жрет, как настоящий,
и брызжет в мощный пах слюной орлиной.
Титан не видит ни орла, ни плена,
он видит, как спускается со склона
Кентавр, смертельно раненный в колено.
О дьявол! В благородного Хирона
стрела врубилась, как топор в полено,
он почернел от боли, как ворона,
и пена пышным облачным обводом
усугубляет существа продольность.
Он просит смерти,
будь проклят рок,
Такая мука в нем
Титан колотит по
небесным сводам,-
но бессмертен родом -
бессмертья подневольность
такая больность!…
Выходит Зевс:-Чего тебе, ворюга?-
Титан диктует: - Сокруши порядок
и смерть мою перепиши на друга,
чтоб светел был отход его и сладок:
Кентавру пусть - нежнейшая из грядок,
а мне - ею бессмертья центрифуга,-
ты понял?
– Зевс кивнул ему невольно
и удалился ублажать титана.
Кентавру больше не было так больно,
его зарыл Геракл в тени платана.
Орел терзал титана неустанно,
въедаясь в печень. Но как раз об этом
известно всем и сказано довольно.
1973
Источник: Прислал читатель
Апрель над кровлями витал,
Накрапывало сверху,
И недостроенный квартал
Казался судоверфью.
Там пахли пакля и пенька,
И жирные белила.
Там из-под каждого пенька
Пиликало, бурлило.
Смеркалось рано. Пешеход,
Пуская дым колечком,
В жилище, как на пароход,
Взбирался по дощечкам,
Свечу в потемках доставал,
Приваривал к тарелке,
И черный кофе согревал
На газовой горелке.
И беспечальна, и светла,
Небесным уроженцем
В углу Снегурочка спала,
Чреватая
младенцем.Он раздевался и снимал
Все то, что спать мешало,
Во сне туманность обнимал,
Которая дышала.
И клялся матерью своей:
Растаем воедино!
И красным капало с ветвей
Испанского жасмина.
Источник: Прислал читатель
Сам по себе этот вечер нестоющ
Осень захламлена, словно чердак.
Если нечаянно окна откроешь,
Прямо за ними чернеет овраг.
Три фонаря сатанеют в овраге,
Клоун за хлебом идет в гастроном,
Ноги - в калошах, гвоздики - в бумаге,
Шел за батоном, выходит с вином.
Плащ нараспашку, черно под глазами,
Смотрит на окна в шестом этаже -
Это любимый, он пахнет слезами,
Словно бензином шофер в гараже.
Запахом этим давно пропитались
Голые стены жилья моего,
Он не выводится - люди пытались!
Я-то привыкла. Гостям каково?
Грянули двери во мгле коридорной,
Плащ опустелый закинут на гвоздь
Крылья наружу - вбегает коверный,
Держит за горло алмазную гроздь-
Мы все рассекречены грустью осенней
Общим устройством души и дождя,
Так справим поминки по душам растений
И рог изобилия снимем с гвоздя!
Красный ковер распластаем у входа
Красное, красное - вечно живи!
Мы из того же великого рода,
Что ландыш и яблоня,- грусть до крови!
Источник: Прислал читатель
Черкассы. Свирепость сирени.
Трещат перепонки оград.
И гроздью свисают ступени,
Туманные, как виноград.
Затмились отвагой и весом
Природы, питающей нас,
Ворота под медным навесом
И все выкрутасы террас.
Плоды над котлами нависли
В садах, где варенья бурлят.
У дачников даже при мысли
О яблоках - зубы болят.
Качелями связаны сливы.
Не зная, что это взаймы,
Мы молоды оба и живы,
И живы и молоды мы!
Лицо твое столь крутолобо,
Что выглядит светлым в тени,
Мы живы и молоды оба
И странствуем всюду одни.
Ситро допивая у кассы,
Мы поезда ждем у окна,
Чтоб наспех покинуть Черкассы
И выпить всю чашу до дна.
1969
Источник: Прислал читатель