Стихотворения

(30 июля 1830)

* Суму, кусок последний хлеба *

Суму, кусок последний хлеба Отнял у ближнего — и прав! Не он! — Но только тот блажен, Но тот счастлив и тот почетен, Кого природа одарила Душой, и чувством, и умом, Кого фортуна наградила Любовью — истинным добром. Всегда пред богом он с слезою Молитвы чистые творит, Доволен жизнию земною, Закон небес боготворит, Открытой грудию стоит Пред казнью, злобою людскою, И за царя, за отчий кров Собою жертвовать готов. Он, и не многое имея, Всегда делиться рад душой; На помощь бедных, не жалея, Всё щедрой раздаёт рукой!

20 августа 1830

Старобельск.

(Первая любовь)

Что душу юности пленило, Что сердце в первый раз Так пламенно, так нежно полюбило — И полюбило не на час, — То всё я силюся придать забвенью, И сердцу пылкому и страстному томленью Хочу другую цель найтить, Хочу другое также полюбить! Напрасно всё: тень прежней милой Нельзя забыть! Уснёшь — непостижимой силой Она тихонько к ложу льнёт, Печально руку мне даёт, И сладкою мечтою вновь сердце очарует, И очи темные к моим очам прикует!.. И вновь любви приветный глас Я внемлю страждущей душою… Когда ж ударит час Забвенья о тебе, иль вечности тобою?..

21 августа 1830

Близ Мур-могилы.

(Мука)

Осиротелый и унылый, Ищу подруги в свете милой, — Ищу — и всем «люблю» твержу, — Любви ж ни в ком не нахожу. На что ж природа нам дала И прелести и розы мая? На что рука твоя святая Им сердце гордым создала? Ужель на то, чтоб в первый раз Пленить любовию священной, Потом упорностью надменной Сушить и мучить вечно нас? Ужель на то, чтоб радость рая В их взоре видя на земли, Мы наслаждаться не могли, В любови муки познавая?.. Но ты, земная красота, Не стоишь моего страданья! Развейся ж, грешная мечта, Проси от неба воздаянья!

27 августа 1830

Кирчинская слобода

(Сирота)

Когда мне шёл двадцатый год, Я жил звериной ловлей И был укрыт от непогод Родительскою кровлей. Отец мой всех был богатей, Всяк знался с нашей хатой, Был хлеб, был скот рогатый… Моя богатая семья Копейкой не нуждалась; Такому счастию родня С досадой улыбалась. И кто б подумать прежде мог, Что после с нами стало: Прогневался на грешных бог — Что было — всё пропало. Два года не рожался хлеб, Иссохнула долина, Утратилась скотина, — Нужда на двор — и денег нет! Травою заросло гумно, Кошары опустели, С последним нищим заодно И в праздник мы говели. Ещё б мой жалкий жребий сносен был, Но с бесталанной Я всю семью похоронил… От скорби и от боли Без них для горького меня И радости скончались; Чуждалась бедного родня, Соседи удалялись. Пришлось с могилою родных Навеки распроститься И горевать среди чужих С пустой сумой пуститься. И люди мирных деревень, Живя без нужд, не знают, Что вся мне жизнь есть черный день Иль, зная, забывают.

4 сентября 1830

Кокенское поле.

(Песня)

На что ты, сердце нежное, Любовию горишь? На что вы, чувства пылкие, Волнуетесь в груди? Напрасно, девы милые, Цветёте красотой, Напрасно добрых юношей Пленяете собой, — Когда обычьи строгие Любить вас не велят, Когда сердца холодные Смеются, други, вам. Любовь, любовь чистейшая, Богиня нежных душ! Не ты ль собою всех людей Чаруешь и живишь? Сердца, сердца холодные, Не смейтеся любви! Она — и дев, и юношей Святыня и кумир.

5 сентября 1830

Близ Славяносербска.

(Кольцо) (Песня)

Я затеплю свечу Воска ярого, Распаяю кольцо Друга милова. Загорись, разгорись, Роковой огонь, Распаяй, растопи Чисто золото. Без него для меня Ты ненадобно; Без него на руке — Камень на сердце. Что взгляну — то вздохну, Затоскуюся, И зальются глаза Горьким горем слез. Возвратиться ли он? Или весточкой Оживит ли меня, Безутешную? Нет надежды в душе… Ты рассыпься же Золотой слезой, Память милова! Невредимо, черно, На огне кольцо, И звенит по столу Память вечную.

20 сентября 1830

(Сельская пирушка)

Ворота тесовы Растворилися, На конях, на санях, Гости въехали; Им хозяин с женой Низко кланялись, Со двора повели В светлу горенку. Перед спасом святым Гости молятся; За дубовы столы, За набранные, На сосновых скамьях Сели званые. На столах кур, гусей Много жареных, Пирогов, ветчины Блюда полные. Бахромой, кисеёй Принаряжена, Молодая жена, Чернобровая, Обходила подруг С поцелуями, Разносила гостям Чашу горькова; Сам хозяин за ней Брагой хмельною Из ковшей вырезных Родных подчует; А хозяйская дочь Мёдом сыченым Обносила кругом С лаской девичьей. Гости пьют и едят, Речи гуторят: Про хлеба, про покос, Про старинушку; Как-то бог и господь Хлеб уродит нам? Как-то сено в степи Будет зелено? Гости пьют и едят, Забавляются От вечерней зари До полуночи. По селу петухи Перекликнулись; Призатих говор, шум В темной горенке; От ворот поворот Виден по снегу.

21 сентября 1830.

(Песня старика)

Оседлаю коня, Коня быстрого, Я помчусь, полечу Легче сокола. Через поля, за моря, В дальню сторону…

Соловей (Подражание Пушкину)

Пленившись розой, соловей И день и ночь поёт над ней; Но роза молча песням внемлет, Невинный сон её объемлет… На лире так певец иной Поёт для девы молодой; Он страстью пламенной сгорает, А дева милая не знает — Кому поёт он? отчего Печальны песни так его?..

(1831)

Видение Наяды

Взгруснуть как-то мне в степи однообразной. Я слёг Под стог, И, дремля в скуке праздной, Уснул; уснул — и вижу сон: На берегу морском, под дремлющей сосною, С унылою душою, Сижу один; передо мною Со всех сторон Безбрежность вод и небо голубое — Всё в сладостном ночном покое, На всё навеян лёгкий сон. Казалось, море — небеса другие, Казались морем небеса: И там и здесь — одни светила золотые, Одна лазурь, одна краса В объятьях дружбы дремлет. Но кто вдали, нарушив тишину Уснувшую волну Подъемлет и колеблет? Прелесная нагая Богиня синих вод — Наяда молодая; Она плывёт, Она манит, она манит К себе на грудь мои объятия и очи… Как сладострастный гений ночи, Она с девичьей красотой, Являлась вся сверх волн нагой И обнималася с волной!.. Я с берегов, я к ней…И — чудо! — достигаю. Плыву ль, стою ль, не потопаю. Я с ней! — её я обнимаю, С боязнью детскою ловлю Её приветливые взгляды; Сжимаю стан Наяды, Целую и шепчу: "Люблю!" Она так ласково ко мне главу склонила; Она сама меня так тихо обнажила, И рубище моё пошло ко дну морей… Я чувствовал, в душе моей Рождалась новая, невидимая сила, И счастлив был я у её грудей… То, от меня притворно вырываясь, Она, как дым сгибаясь, разгибаясь, Со мной тихонько в даль плыла; То, тихо отклонив она меня руками, Невидима была; То долго под водами Напевом чудным песнь поёт То, охватив меня рукою, Шалит ленивою водою И страстный поцелуй даёт; То вдруг, одетые в покров туманной мглы Идём мы в воздухе до дремлющей скалы, С вершины — вновь в морскую глубину! По ней кружимся, в ней играем, Друг друга, нежась, прижимаем И предаёмся будто сну… Но вспыхнула во мне вся кровь, Пожаром разлилась любовь; С воспламенённою душою — Я всю её объемлю, всю обвил… Но миг — и я от ужаса остыл: Наяда, как мечта, мгновенно исчезает; Коварное мне море изменяет — Я тяжелею, я тону И страсть безумную кляну; Я силюсь всплыть, но надо мною Со всех сторон валы встают стеною; Разлился мрак, и с мрачною душою Я поглощён бездонной глубиной… Проснулся: пот холодный Обдал меня… "Поэзия! — подумал я, — Твой жрец — душа святая, И чистая, и неземная!"

(1831)

Домик лесника

В темном лесе, за рекой Стоит домик небольшой, С двумя светлыми окнами, С распашными воротами. Под замком те ворота, И калитка заперта — Чтоб не вшел туда рогатый, Леший страшный и косматый; Чтоб не вшел туда упырь, Ни проезжий богатырь. Кто ж живет тут одиноко, От жилья кругом лалеко? Рыболов ли небогатый? Иль разбойник бородатый? В нем спасается мольбой, С сундуками и казной, Лесной староста, с женою, С третьей дочкой молодою. Он живет здесь с давних пор, Караулит царский бор. И для ней старик седой Замыкает домик свой, — Чтобы в каменны палаты Не увез купец богатый; Чтоб боярин окружной Не прильнул бы к молодой Безотвязной повиликой, — Чтоб не быть ей горемыкой.

1832

ИССТУПЛЕНИЕ

Духи неба, дайте мне Крылья сокола скорей! Я в полночной тишине Полечу в объятья к ней! Сладострастными руками Кругом шеи обовьюсь, Ее черными глазами Залюбуюсь, загляжусь! Беззаботно к груди полной, Как пчела к цветку, прильну, Сладострастьем усыпленный, Беспробудно я засну.

1832