Стихотворения
Шрифт:
Правеж
Зимний день. В холодном блеске Солнце тусклое встает. На широком перекрестке Собрался толпой народ. У Можайского Николы Церковь взломана, грабеж Учинен на много тысяч; Ждут, назначен тут правеж. Уж палач широкоплечий Ходит с плетью, дела ждет. Вот, гремя железной цепью. Добрый молодец идет. Подошел, тряхнул кудрями. Бойко вышел наперед, К палачу подходит смело,— Бровь над глазом не моргнет. Шубу прочь, долой рубаху, На кобылу малый лег… И палач стянул ремнями Тело крепко поперек. Сносит молодец удары. Из-под плети кровь, ручьем… — Эх, напрасно погибаю,— Не виновен в деле том! Не виновен, — церкви божьей Я не грабил никогда… — Вдруг народ заволновался: «Едет, едет царь сюда!» Подъезжает царь и крикнул: «Эй, палач, остановись: Отстегни ремни кобылы… Ну, дружище, поднимись! Расскажи-ка, в чем виновен,— Да чтоб правды не таить! Виноват — терпи за дело. Невиновен — что и бить!» — За грабеж я церкви божьей Бить плетями осужден. Но я церкви, царь, не грабил, Хоть душа из тела вон! У Можайского Николы Церковь взломана не мной, И грабители с добычей Забралися в лес густой: Деньги и кучками расклали… Я дубинушку схватил — И грабителей церковных Всех дубинушкой побил. «Исполать тебе, детина! — Молвил царь ему в ответ. — А цела ль твоя добыча? Ты сберег ее иль нет?» — Царь, вели нести на плаху Мне головушку мою! Денег нет, перед тобою Правды я не утаю. Мне добычу эту было Тяжело тащить в мешке; Видно, враг попутал, — деньги Все я пропил в кабаке! Богатырская жена
I
Князь Владимир стольнокиевский Созывал на пир гостей, Верных слуг своих — дружинников, Удалых богатырей. Звал их яства есть сахарные, Пить медвяные питья; И сходились гости званые, И бояре и князья. Много было ими выпито Искрометного вина; То и дело осушалися Чаши полные до дна. Обходил дружину храбрую С хмельной брагой турий рог; Только хмель гостей Владимира Под столы свалить не мог. Вот, как вполсыта наелися И вполпьяна напились, Гости начали прихвастывать, Похваляться принялись. Кто хвалился силой крепкою, Кто несметною казной. Кто своей утехой сладкою — Богатырскою женой. Кто товарами заморскими, Кто испытанным конем. Лишь Данило призадумался. Наклонившись над столом. На пиру великокняжеском Он не хвалится ничем; И насмешливо дружинники Шепчут; «Глух он али нем?» — Ты почто, скажи, задумался? — Князь Даниле говорит.— Взор твой ясный темной думою. Словно облаком, покрыт. Али нет казны и силушки У тебя, Данило-свет? Платье ль цветное изношено? Аль жены-утехи нет? Встрепенулся свет Денисьевич, Молвя князю: «Всем богат; А своей я темной думушке. Добрый княже, сам не рад. На твоем пиру на княжеском Собеседник я плохой; И тебе, я, княже, кланяюсь: Отпусти меня домой. Отчего я сам не ведаю, Грусть взяла меня теперь!..» Встал Данило, князю-солнышку Бил челом и вышел в дверь… II
И дружине молвил ласково Князь Владимир, поклонясь: — Все вы, други, переженены. Не женат лишь я, ваш князь. Между вами обездоленным Я хожу холостяком: Помогите же, товарищи, Мне в несчастии таком. Приищите мне невестушку. Чтобы ласкова была, И смышлена в книжной грамоте, И румяна, и бела. Чтоб женой была мне доброю, Доброй матушкою вам. Чтоб не стыдно государыней Звать ее богатырям. Князь умолк, и призадумалась Все его богатыри: Сватом быть для князя стольного Трудно, что ни говори! Лишь Мишата не задумался: «На примете есть одна,— Молвил он. — лебедка белая. Богатырская жена. То жена Данилы славного. Уж куда как хороша Василиса свет Микулишна, Раскрасавица-душа! Ясны очи соколиные, Брови соболя черней; В целом городе Чернигове Василисы нет умней. Не уступит мужу книжному В русской грамоте она, И петью-четью церковному Хорошо обучена». С грозным гневом на Путятича Князь Владимир поглядел: — Спьяну, что ль, заговорился ты Али в петлю захотел? Разве я лишился разума? Разве зверь я али тать? От живого мужа можно ли Мне жену насильно взять? Не сробел Мишата, вкрадчиво Князю молвил он в ответ: «Князь Данило ходит под богом — Нынче жив, а завтра нет. Коль слова мои не по сердцу, То казнить меня вели; Только прежде поохотиться В лес Денисьича пошли. В темных дебрях под Черниговом Зверя тьма, а лову нет: Прикажи поймать Денисьичу Злого тура на обед. На охоте все случается: С буйным зверем труден бой, И не взять его охотнику, Княже, силою одной». Понял князь Владимир киевский Смысл лукавых этих слов. И писать к Даниле грамоту Он призвал своих писцов. Те писцы писали витязю. Чтобы он в лесах густых Ради князя поохотился На зверей и птиц лесных. Поискал бы тура дикого, С поля взял его живьем. И отправил князь Митятича С этой грамотой послом. III
В светлом тереме Даниловом. Призадумавшись, одна У окна сидит красавица, Богатырская жена. Муж уехал поохотиться В бор Черниговский чем свет: Вот уж время близко к вечеру. А Денисьича все нет. Скучно ей одной без милого, Грусть-тоска ее томит… Вдруг услышала: у терема Раздается стук копыт. Гость нежданный и непрошеный У Даниловых ворот, Привязав коня усталого, Скоро к терему идет. Не спросился слуг невежливый Володимиров посол: Он в светлицу безлокладочно С княжьей грамотой вошел. Василиса гневно встретила Неучтивого посла И неладным смердом княжеским, Рассердившись, назвала. А Путятич молвил, до земли Василисе поклонясь: «Не гневися, государыня. Что вошел я не спросись. Не своей сюда охотою Я приехал, князь велел; В терем твой без воли княжеской Я войти бы не посмел. К твоему Даниле грамоту Князь велел мне отвезти: Получи, а за невежливость, Государыня, прости». Василиса закручинилась, Прочитав княжой приказ: Побелели щеки алые, Слезы хлынули из глаз. Поняла она из грамоты. Что недоброе в ней есть. Что замыслил князь Денисьича Злою хитростью известь. Кличет слуг к себе Микулишна И велит седлать коня. «Снаряжайте, слуги верные. К мужу в поле вы меня! Дайте платье молодецкое, Принесите лук тугой! Сердце чует горе лютое И дрожит перед бедой…» И катились слезы горькие Крупным градом по лицу. Слуги верные ретивого Привели коня к крыльцу. На коня она садилася. Взяв колчан каленых стрел. И, едва земли касайся, Конь, как вихорь, полетел. IV
Над собой беды не ведая. Рыщет в поле богатырь. Быстрый конь Данилу по полю Быстро носит вдаль и вширь. Настрелял с утра Денисьевич Много дичи луговой; Он охотой не натешится. Не спешит к жене домой. Вдруг он видит: от Чернигова Не орел к нему летит — Мчится вихрем добрый молодец. Под конем земля дрожит. Закричал Данило молодцу. Меч подняв над головой: «Стой, удалый, добрый молодец! Говори, кто ты такой? Коли друг, то побратаемся. Поведем любовно речь; Коли недруг — потягаемся, У кого тяжеле меч». Говорит проезжий молодец, Шапку сняв с густых кудрей: «Не узнал ты, свет Денисьевич, Молодой жены своей! Знать, не долго нам
понежиться И в любви пожить с тобой. Перестань охотой тешиться. Поезжай скорей домой!» Тут прочла ему Микулишна Володимиров ярлык, Но Данило в хитрый умысел Князя стольного не вник. Отвечает он с усмешкою Молодой своей жене: «Вижу и, тебе кручинушка Померещилась во сне. Где же видано и слыхано, Чтобы князь богатыря За любовь и службу верную Извести задумал зря? Лучше в тереме хозяйничай. Знай домашний обиход И словами неразумными Не пугай меня вперед. Я на тура поохотиться Рад для князя всей душой; Только мало стрел осталося, А запасных нет со мной. Привези колчан мне маленький, А большого не бери: Мною стрел ловцу не надобно — Метко бьют богатыри!» Говорит она: «Со стрелами Я большой колчан взяла. Не сердись, нужна при случае В поле лишняя стрела. Чует горе сердце вещее. Ты словам моим поверь. Тур не страшен для охотника,— Человек страшней, чем зверь…» С грустью тяжкою Микулишна Крепко мужа обняла И вернулася к Черниюву, Путь слезами полила. V
Рыщет витязь день до вечера По лугам и по лесам; Зверя тура круторогого ищет он и там и сям: В буераках и кустарниках, В чашах диких и густых… Вот уж день склонился к вечеру, И дремучий лес затих. Но не слышно по окружности Рева турьего нигде… Шепчет витязь опечаленный: «Надо ж быть такой беде!» Рыщет по лесу Денисьевич — Как на грех, удачи нет! Не привезть и нынче витязю Дичь на княжеский обед! Снова день склонился к вечеру, Нет в лесу души живой. Только рысь порою быстрая Промелькнет вдали стрелой. Только вороны зловещие С криком носятся вверху, Громко каркая над витязем: Быть невзгоде! быть греху! Только холодом кладбищенским Вдруг повеет нетопырь… Ночи сумрачней, под дерево Лег могучий богатырь. Шею вытянув упругую. Конь дыханием своим Греет доброго хозяина И печально ржет над ним. «Что ты льнешь ко мне, ласкаешься, Мой товарищ боевой? — Говорит ему Денисьевич,— Что поник ты головой? Что своим дыханьем огненным Жгешь ты мне лицо и грудь? Иль боишься зверя лютого? Или чуешь что-нибудь?..» Конь трясет косматой гривою И копытом в землю бьет, Точно хочет что-то вымолвить, Только слов недостает. Лишь блеснул на небе розовый Луч зари, предвестник дня, Встал Данило с ложа жесткого. Сел на доброго коня. Едет он из леса темного В поле счастья попытать… Чу… вдали, там, что-то слышится: Не идет ли с юга рать? Мать сыра-земля колышется, И дремучий бор дрожит: Словно гром гремит раскатистый. Раздается стук копыт. Стал Данило за кустарником, Видит: с южной стороны Грозно движутся два всадника. Будто две больших копны. Что-то будет, что-то станется? Сердце екнуло в груди… Видно, пасть в борьбе Денисьичу С тем, кто едет впереди. Скачет конь под ним, играючи. Блещет золотом шелом… И узнал Данило с горестью Брата названого в нем… Он одет в кольчугу крепкую. Тяжела его рука: И на смертный бой Деннсьича Он зовет издалека. Словно сокол с черным вороном. Близкой смерти вещуном. Он с Алешею Поповичем Мчится по полю вдвоем… Дрогнув, слез с коня Денисьевич… Сердце сжала злая боль… Он с Добрынею Никитичем Побратался для того ль?.. «Видно, князю я не надобен! — Говорит он сам себе.— Но по воле князя стольного Не погибну я в борьбе. Кровью брата и товарища Я земли не обагрю. Для потехи княжьей совестно В бой вступать богатырю. Не убить Добрыне молодца В поединке роковом!»— И воткнул копье злаченое В землю он тупым концом. Сбросил с плеч доспехи твердые, Грудью пал на острие — И пробило молодецкую Грудь злаченое копье. Мать сыра-земли зарделася. Теплой кровью полита. И душа Данилы чистая Вышла в алые уста. И когда борцы подъехали Вызывать его на бой, Только труп один безжизненный Увидали пред собой. VI
Что за праздник в стольном Киеве? Князь с дружиной удалой На помолвку собираются К Василисе молодой. Многоценную жемчужную Он везет невесте нить… Хочет сердце неподкупное Ожерельями купить. Весел князь Владимир киевский: Витязь преданный его На лугу, в траве некошеной, Спит, не слышит ничего. Праздно вкруг его валяются Стрелы, меч и крепкий щит, Добрый конь бессменным сторожем Над хозяином стоит. Шею гордую, косматую Опустил он грустно ниц И от трупа грозным ржанием Отгоняет хищных птиц. Василиса убивается В светлой горнице своей: Не видать ей мужа милого. Не слыхать его речей! А Владимир по дороженьке На ретивом скакуне. Впереди своих дружинников. Мчится к будущей жене. Грудь высокая волнуется. В жилах кровь ключом кипит, К голубым очам красавицы Дума пылкая летит… Что стучит-гремит в Чернигове? Что вздымает пыль столбом? Поезд свадебный Владимира К Василисе едет в дом. И, предчувствуя недоброе. Слуги в страхе к ней сошлись. Говорят ей: «Государыня! В платье мужа нарядись! Из конюшни мужней лучшего Скакуна себе бери! За тобой идут из Киева Князь и все богатыри». Отвечает им красавица: — Мне не надобно коня; Не хочу, чтоб слуги верные Пострадали за меня. Перед князем неповинна я. Перед богом я чиста. Принимайте ж князя с почестью, Отворяйте ворота. Слезы вытерла горючие Богатырская жена, И велела платья лучшие Принести к себе она. Освежила в мыльне чистою Ключевой водой лицо И встречать гостей непрошеных Смело вышла на крыльцо. Словно дня сияньем ласковым Небо пышно рассвело, Словно утром рано на небо Солнце ясное взошло. То не зорюшка румянится. То не солнышко блестит — Василиса свет Микулишна На крыльце резном стоит. Тихо, словно очарованный. Подошел Владимир к ней, И не может от красавицы Оторвать своих очей, И не может ей разумное Слово вымолвить в привет… Изойди всю землю русскую — В ней красы подобной нет! Низко князю поклонилася Богатырская жена И в дверях остановилася, Молчалива и скромна. Что ж в душе у ней таилося. Князь того не угадал И в уста ее сахарные Горячо поцеловал. И промолвил он Микулишне: «Твой супруг в лугах погиб. На охоте трудной до смерти Дикий тур его зашиб. Не вернуть нам к жизни мертвого, Не роняй же горьких слез; Я колечко обручальное Молодой вдове привез. Жить не след тебе вдовицею, Век в кручине горевать, Красоту свою и молодость Погубить тебе не стать. Будь женою мне и матушкой Для моих богатырей. Одевайся в подвенечное Платье светлое скорей. В путь-дорогу мы отправимся.— Поезд свадебный готов». Василиса воле княжеской Покорилася без слов: Нарядилась в платье цветное И покрылася фатой И в рукав широкий спрятала Нож отточенный складной. VII
Едет князь с невестой милою, В стольный город свой спеша; Все сильней в нем кровь волнуется, И горит его душа. Но невесело дружинники Молча следуют за ним; Опустил Добрыня голову, Тяжкой думою томим. Шепчет он: «Владимир-солнышко! В деле злом не быть добру! Не подумавши затеяли Мы неладную игру. Все мне братний труп мерещится. Что неприбранный лежит; Рана страшная, как грозное Око, на небо глядит. Извели мы ясна сокола. Он попался в нашу сеть, Но едва ли белой лебедью Нам удастся завладеть». Молча едут князь с невестою… Слышно ржанье в стороне: Это конь Данилов весточку Подает его жене. Василиса встрепенулася, Придержала скакуна И Владимиру, ласкаючись, Тихо молвила она: «В чистом поле ржанье слышится. В небе вороны кричат… Князь Владимир! Я отправлюся В ту сторонку наугад. Видно, там мой муж валяется,— Отпусти меня к нему, Я в последний раз убитого Мужа крепко обниму. Вдоволь я над ним наплачуся. Труп слезами орошу; Если ж с мужем не прощуся я — Перед богом согрешу…» Потемнел Владимир-солнышко, Светлых дум пропал и след… Отказать невесте — совестно. Отпустить — охоты нет. Голова на грудь склонилася. Шевельнулась совесть в нем, И на просьбу Василисину Согласился он с трудом. В провожатые Микулишне Дал он двух богатырей, И помчалася красавица Ветра вольного быстрей.
Поделиться с друзьями: