По вечерам над ресторанамиГорячий воздух дик и глух,И правит окриками пьянымиВесенний и тлетворный дух.Вдали, над пылью переулочной,Над скукой загородных дач,Чуть золотится крендель булочной,И раздается детский плач.И каждый вечер, за шлагбаумами,Заламывая котелки,Среди канав гуляют с дамамиИспытанные остряки.Над озером скрипят уключины,И раздается женский визг,А в небе, ко всему приученный,Бессмысленно кривится диск.И каждый вечер друг единственныйВ моем стакане отраженИ влагой терпкой и таинственной,Как я, смирён и оглушен.А рядом у соседних столиковЛакеи сонные торчат,И пьяницы с глазами кроликов«In vino veritas!» [6] кричат.И каждый вечер, в час назначенный(Иль это только снится мне?),Девичий стан, шелками схваченный,В туманном движется окне.И медленно, пройдя меж пьяными,Всегда
без спутников, одна,Дыша духами и туманами,Она садится у окна.И веют древними поверьямиЕе упругие шелка,И шляпа с траурными перьями,И в кольцах узкая рука.И странной близостью закованный,Смотрю за темную вуаль,И вижу берег очарованныйИ очарованную даль.Глухие тайны мне поручены,Мне чье-то солнце вручено,И все души моей излучиныПронзило терпкое вино.И перья страуса склоненныеВ моем качаются мозгу,И очи синие бездонныеЦветут на дальнем берегу.В моей душе лежит сокровище,И ключ поручен только мне!Ты право, пьяное чудовище!Я знаю: истина в вине.24 апреля 1906.Озерки
6
«Истина в вине!» (лат.). – Ред.
Там дамы щеголяют модами…
Там дамы щеголяют модами,Там всякий лицеист остер –Над скукой дач, над огородами,Над пылью солнечных озер.Туда манит перстами алымиИ дачников волнует зряНад запыленными вокзаламиНедостижимая заря.Там, где скучаю так мучительно,Ко мне приходит иногдаОна – бесстыдно упоительнаИ унизительно горда.За толстыми пивными кружками,За сном привычной суетыСквозит вуаль, покрытый мушками,Глаза и мелкие черты.Чего же жду я, очарованныйМоей счастливою звездой,И оглушенный и взволнованныйВином, зарею и тобой?Вздыхая древними поверьями,Шелками черными шумна,Под шлемом с траурными перьямиИ ты вином оглушена?Средь этой пошлости таинственной,Скажи, что делать мне с тобой –Недостижимой и единственной,Как вечер дымно-голубой?Апрель 1906 – 28 апреля 1911
Передвечернею порою…
Передвечернею пороюСходил я в сумерки с горы,И вот передо мной – за мглою –Черты печальные сестры.Она идет неслышным шагом.За нею шевелится мгла,И по долинам, по оврагамВздыхают груди без числа.«Сестра, откуда в дождь и холодИдешь с печальною толпой,Кого бичами выгнал голодВ могилы жизни кочевой?»Вот подошла, остановиласьИ факел подняла во мгле,И тихим светом озарилосьВсё, что незримо на земле.И там, в канавах придорожных,Я, содрогаясь, разгляделЧерты мучений невозможныхИ корчи ослабевших тел.И вновь опущен факел душный,И, улыбаясь мне, прошла –Такой же дымной и воздушной,Как окружающая мгла.Но я запомнил эти лицаИ тишину пустых орбит,И обреченных вереницаПередо мной всегда стоит.Сентябрь 1906
Холодный день
Мы встретились с тобою в храмеИ жили в радостном саду,Но вот зловонными дворамиПошли к проклятью и труду.Мы миновали все воротаИ в каждом видели окне,Как тяжело лежит работаНа каждой согнутой спине.И вот пошли туда, где будемМы жить под низким потолком,Где прокляли друг друга люди,Убитые своим трудом.Стараясь не запачкать платья,Ты шла меж спящих на полу;Но самый сон их был проклятье,Вон там – в заплеванном углу…Ты обернулась, заглянулаДоверчиво в мои глаза…И на щеке моей блеснула,Скатилась пьяная слеза.Нет! Счастье – праздная забота,Ведь молодость давно прошла.Нам скоротает век работа,Мне – молоток, тебе – игла.Сиди, да шей, смотри в окошко,Людей повсюду гонит труд,А те, кому трудней немножко,Те песни длинные поют.Я близ тебя работать стану,Авось, ты не припомнишь мне,Что я увидел дно стакана,Топя отчаянье в вине.Сентябрь 1906
В октябре
Открыл окно. Какая хмураяСтолица в октябре!Забитая лошадка бураяГуляет на дворе.Снежинка легкою пушинкоюПорхает на ветру,И елка слабенькой вершинкоюМотает на юру.Жилось легко, жилось и молодо –Прошла моя пора.Вон – мальчик, посинев от холода,Дрожит среди двора.Всё, всё по старому, бывалому,И будет как всегда:Лошадке и мальчишке маломуНе сладки холода.Да и меня без всяких поводовЗагнали на чердак.Никто моих не слушал доводов,И вышел мой табак.А всё хочу свободной волеюСвободного житья,Хоть нет звезды счастливой болееС тех пор, как запил я!Давно звезда в стакан мой канула, –Ужели навсегда?..И вот душа опять воспрянула:Со мной моя звезда!Вот, вот – в глазах плывет манящая,Качается
в окне…И жизнь начнется настоящая,И крылья будут мне!И даже всё мое имуществоС собою захвачу!Познал, познал свое могущество!..Вот вскрикнул… и лечу!Лечу, лечу к мальчишке малому,Средь вихря и огня…Всё, всё по старому, бывалому,Да только – без меня!Октябрь 1906
К вечеру вышло тихое солнце…
К вечеру вышло тихое солнце,И ветер понес дымки из труб.Хорошо прислониться к дверному косякуПосле ночной попойки моей.Многое миновалосьИ много будет еще,Но никогда не перестанет радоваться сердцеТихою радостьюО том, что вы придете,Сядете на этом старом диванеИ скажете простые словаПри тихом вечернем солнце,После моей ночной попойки.Я люблю ваше тонкое имя,Ваши руки и плечиИ черный платок.Октябрь 1906
Ночь. Город угомонился…
Ночь. Город угомонился.За большим окномТихо и торжественно,Как будто человек умирает.Но там стоит просто грустный,Расстроенный неудачей,С открытым воротом,И смотрит на звезды.«Звезды, звезды,Расскажите причину грусти!»И на звезды смотрит.«Звезды, звезды,Откуда такая тоска?»И звезды рассказывают.Всё рассказывают звезды.Октябрь 1906
Я в четырех стенах – убитый…
Я в четырех стенах – убитыйЗемной заботой и нуждой.А в небе – золотом расшитыйНаряд бледнеет голубой.Как сладко, и светло, и больно,Мой голубой, далекий брат!Душа в слезах, – она довольнаИ благодарна за наряд.Она – такой же голубоюМогла бы стать, как в небе – ты,Не удрученный тяготоюДух глубины и высоты.Но и в стенах – моя отрадаЛазурию твоей гореть,И думать, что близка награда,Что суждено мне умереть…И в бледном небе – тихим дымомГолубоватый дух певцаСмешается с тобой, родимым,На лоне Строгого Отца.Октябрь 1906
Окна во двор
Одна мне осталась надежда:Смотреться в колодезь двора.Светает. Белеет одеждаВ рассеянном свете утра.Я слышу – старинные речиПроснулись глубоко на дне.Вон теплятся желтые свечи,Забытые в чьем-то окне.Голодная кошка прижаласьУ жолоба утренних крыш.Заплакать – одно мне осталось,И слушать, как мирно ты спишь.Ты спишь, а на улице тихо,И я умираю с тоски,И злое, голодное ЛихоУпорно стучится в виски…Эй, малый, взгляни мне в оконце!..Да нет, не заглянешь – пройдешь…Совсем я на зимнее солнце,На глупое солнце похож.Октябрь 1906
Хожу, брожу понурый…
Хожу, брожу понурый,Один в своей норе.Придет шарманщик хмурый,Заплачет на дворе…О той свободной доле,Что мне не суждена,О том, что ветер в поле,А на дворе – весна.А мне – какой дело?Брожу один, забыт.И свечка догорела,И маятник стучит.Одна, одна надеждаВон там, в ее окне.Светла ее одежда,Она придет ко мне.А я, нахмурив брови,Ей в сотый передам,Как много портил кровиЗнакомым и друзьям.Опять нам будет сладко,И тихо, и тепло…В углу горит лампадка,На сердце отлегло…Зачем она приходитСо мною говорить?Зачем в иглу проводитВеселенькую нить?Зачем она роняетВеселые слова?Зачем лицо склоняетИ прячет в кружева?Как холодно и тесно,Когда ее здесь нет!Как долго неизвестно,Блеснет ли в окнах свет…Лицо мое белее,Чем белая стена…Опять, опять сробею,Когда придет она…Ведь нечего боятьсяИ нечего терять…Но надо ли сказаться?Но можно ли сказать?И что ей молвить – нежной?Что сердце расцвело?Что ветер веет снежный?Что в комнате светло?7 декабря 1906
Пожар
Понеслись, блеснули в очиОгневые языки,Золотые брызги ночи,Городские мотыльки.Зданье дымом затянуло,Толпы темные текут…Но вдали несутся гулы,Светы новые бегут…Крики брошены горстямиЗолотых монет.Над вспененными конямиФакел стелет красный свет.И, крутя живые спицы,Мчатся вихрем колесницы,Впереди скакун с трубойНад испуганной толпой.Скок по камню тяжко звонок,Голос хриплой меди тонок,Расплеснулась, широка,Гулкой улицы река.На блистательные шлемыКаплет снежная роса…Дети ночи черной – где мы?..Чьи взывают голоса?..Нет, опять погаснут зданья,Нет, опять он обманул, –Отдаленного восстаньяНадвигающийся гул…Декабрь 1906