Стихотворения

Не секрет, что критики, как правило, не очень-то жалуют писателей. Особенно крепко во все времена доставалось от них поэтам. Почему? Ответ, я думаю, лежит на поверхности. С чего начинают обычно литераторы свой творческий путь? В основном с поэзии. Самое сложное кажется почему-то им самым простым. Когда же постепенно выясняется, что с поэзией ничего не выходит, то автор переходит на прозу. Тут поле деятельности широкое: можно стать драматургом, рассказчиком, романистом, фельетонистом, ну и так далее. Когда же и тут ждет бедолагу провал, то он не бросает пера, а полный гнева и мстительного сарказма переходит на критику. То есть тот, кто не умеет писать, начинает учить мастерству других. И тут уж ничего не поделаешь, так как первое разочарование они испытали, встретясь с поэзией, то и главный шквал своего раздражения они обращают на тех, кто, не в пример им, стихи все-таки пишет. Ну, а если при этом он еще имеет успех, то держись поэт со всеми своими стихами! Пощады тебе не будет!

В первой половине двадцатого века одним из ведущих критиков, так сказать, критическим мэтром, был Владимир Ермилов. И крови, говорят, попортил он многим. Одной из серьезных мишеней для его критики была поэзия Владимира Маяковского. Один Владимир кусал другого Владимира. В начале 30-х годов Маяковский готовил к постановке свою пьесу «Баня». И вот в тридцатом году, предваряя это событие, поэт выпустил несколько прокламаций-листовок. Что-то вроде защитной рекламы. Одна из них была о Ермилове. Маяковский писал:

Сразу не выпаришь бюрократов рой! Не хватит ни бань и ни мыла вам, А еще бюрократом помогает перо Критиков — вроде Ермилова!

Но опубликовать такую листовку Маяковскому не разрешили. С этим запретом Владимир Владимирович не был согласен. И даже в предсмертном письме, говоря об этой своей эпиграмме, он написал:

«Лозунг снял зря. Надо было доругаться!»

Почему я вспомнил об этом случае? Сейчас расскажу…

…В подмосковном писательском поселке Переделкино у Ермилова была дача. Перед входом в калитку красовалась такая табличка:

«Осторожно! Во дворе — злая собака!» И вот кто-то из писателей (говорят, что это был Корней Чуковский) после слова «злая» написал: «и беспринципная!».

Вот так едко шутили порой писатели. Особенно поэты.

Как говорится «око — за око»!

P.S. Эпиграмма на Ермилова взята из 11-го тома тринадцатитомника Маяковского, страница 350.

Забавный эпизод

В Дом творчества Переделкино частенько приезжал работать и отдыхать чудесный человек-сказочник Александр Николаевич Нечаев, писатель и ученый, специалист по русскому фольклору. В свое время он был консультантом Алексея Толстого, когда тот работал над романом «Петр Первый». Человек это был веселый, даже озорной, умел и пошутить, и остро ответить. И вот где-то в семидесятых годах XX века ему дали от Союза писателей двухкомнатную квартиру.

Вскоре, гуляя по поселку, Нечаев встречается с авторитетным критиком Виктором Перцовым, членом правления Союза писателей. Короче — государственным человеком. И вот, увидев Нечаева, Перцов снисходительно улыбается и говорит:

— Ну что же, Александр Николаевич, поздравляю вас с получением новой квартиры!

А Нечаев с плутоватой улыбочкой отвечает:

— Да что же, Виктор Осипович, поздравлять-то меня? Перед революцией у моего отца был дом из шести комнат. После семнадцатого года дом этот у нас конфисковали. И вот теперь мне дали двухкомнатную квартиру. Это, конечно, приятно, но если говорить по совести, то мне от государства полагаются еще четыре комнаты. Вот тогда все было бы справедливо!

Перцов бледнеет, оглядывается: не слышал ли кто-нибудь эту крамолу? И, убедившись, что никто не слышал, вежливо прощается и быстренько уходит прочь…

Переполох в литературном семействе

Произошла эта история в Доме творчества писателей в Малеевке, в конце семидесятых годов, ну, а так как у двадцатого века осталось всего два месяца, то к словам «семидесятых годов» надо добавить: «прошлого века». Этот Дом творчества находится примерно в ста километрах от Москвы. И называется он Домом творчества совершенно не зря. В доме этом создают свои бессмертные, а иногда, что греха таить, и совершенно смертные (чего даже больше) произведения поэты, прозаики и критики нашей страны. А для того, чтобы вдохновение почаще посещало душу, они выгуливают свои мудрые головы среди сказочной лесной красоты, пополняют мысли в прекрасной библиотеке и оттачивают глаз на бильярде. Вот о бильярде-то сейчас у нас и пойдет разговор. Катать шары по зеленому сукну любят многие. И действительно: почему, например, не сразиться перед обедом или вечерком с кем-нибудь из товарищей?! Вот именно сразиться, разгуливая вокруг большого стола, озирая поле боя многоопытным сощуренным глазом и задумчиво натирая мелком кончик кия… Тут же рядом толкались зачастую и те, кто играть в бильярд и вообще не умел.

Эти, как правило, и были главными знатоками и советчиками. И если кто-нибудь из бильярдных бойцов мазал, такой вот «знаток» досадливо восклицал: «Ну что ж ты, Сережа! Я ж тебе говорил: режь «свояка» вон в ту дальнюю лузу!» Хотя ничего подобного перед этим абсолютно не говорил. Случалось, что бильярдисты заигрывались по вечерам допоздна. Иногда от усталости и от досады по поводу проигранных денег даже ссорились. Припоминается такой случай: однажды до глубокой ночи сражались между собой два поэта — Алексей Марков и Николай Доризо. Как уж они там играли — не знаю, но утром в столовой произошел такой разговор: Алексей Марков, жуя котлету и запивая ее стаканом кофе, громко рассказывал соседям по столу — голос у него был хрипловатый, но настолько громкий, что слышен был всем находившимся в столовой: «Я, может быть, и не совсем классный бильярдист, но играю вроде бы не плохо. А вчера мне, ну вот как нарочно, везло и везло! Я выигрываю у Николая и выигрываю. Доризо начинает нервничать, пересчитывает деньги, и даже пальцы у него от волнения начинают немного дрожать. А я закладываю шар за шаром!.. И уже выиграл денег ну не так чтобы много, но довольно прилично. И вот я начинаю уже думать, как бы найти благовидный предлог, чтобы с выигрышем смыться… Но Коля сердится, брови нахмурил, и из глаз уже сыплются молнии! Чувствую — никак мне не удрать, отыгрывается, дьявол! И тут на мое счастье приходит дежурная и говорит, что Доризо вызывает по междугороднему жена его, певица Гелена Великанова, из Ленинграда. Она там на гастролях и всегда, когда кончается концерт, звонит ему по телефону. А Николаю и уходить не хочется, и не пойти нельзя. Он нервным таким голосом и говорит мне: «Алеша, ты никуда не уходи! Очень тебя прошу! Я вернусь через три минуты… Ну хорошо? Договорились?» А я говорю: «Ну конечно, договорились! Иди звони!» Но как только Доризо ушел, я тут же исчез из бильярдной. И дунул к себе в комнату! Быстренько закрыл дверь на ключ и взглянул на часы — два часа ночи… бухнулся в постель и думаю: ну нет! Больше ты меня, голубчик, не вытащить из постели ни за какие коврижки!.. Проходит минут пять или семь — и вдруг тихий стук в дверь… Я молчу… Снова слабое поскребывание, ласковый стук и шепот: «Леша… Это я — Николай… Не спишь? Пойдем доиграем партию…» Я молчу… Молчу и молчу… Тогда Доризо стучит уже сильнее и говорит уже погромче. Особенно-то кричать нельзя, кругом спят. «Алеша! Откликнись! Я же знаю, что ты не спишь… Ну пойдем… доиграем!..» А я — ни гугу… Лежу и думаю: ишь чего захотел!.. Не дурак же я «просаживать» выигрыш! Чувствую, Николай уже начинает злиться. «Марков! Алексей! Перестань притворяться! Ты же ни черта не спишь!..» Начинает снова дергать дверь… Но дверь заперта. Дело пустое! Чувствую, Доризо окончательно обозлился. «Алексей! Открывай, скотина! Это же нечестно!.. Слышишь? Нечестно! Порядочные люди так себя не ведут!» А я лежу, пересчитываю деньги и смеюсь про себя. А что? Выигрыш вполне симпатичный. Завтра на бутылку, на закуску хватит да еще и останется… Но Доризо рассвирепел окончательно: лупит уже кулаком в дверь и орет: «Алексей, гад! Не притворяйся! Я же знаю, что ты не спишь! Ну подай хотя бы голос!» Нет, думаю, никакого голоса!.. Буду молчать как рыба… Тогда он с грозного рыка переходит вдруг на жалобный скулеж: «Леша! Милый… Ну не валяй дурака!.. Вспомни, мы же с тобой вместе начинали когда-то!.. Я прошу тебя, как друга прошу. Открой! Слышишь, открой!!!» Я молчу как скала… Тогда он приходит в бешенство, разбегается и… бах! ногой в дверь! «Открой, тебе говорят!» Снова разбегается — и снова в дверь бух!!! «Эй, Марков, открывай! Открывай сейчас же!» Но тут слышу пришла дежурная сестра Соня, испуганно говорит: «Николай Константинович! Что это вы тут так разбушевались?..» «Да вот мне надо с Марковым поговорить, а он не открывает!» Соня громким шепотом: «Ну все… все… все… с Марковым поговорите завтра! На дворе уже ночь, и все разговоры перенесем на утренние часы! И, кстати, не забудьте, что утром вы записаны к терапевту…» Ну тому нечего делать, поворчал, поворчал и отправился спать…

Громко расхохотавшись, Марков покинул столовую. Пришел Доризо. Он сначала рассмеялся, а потом нахмурился: «Милый Эдик! Чепуха это все собачья! Дело было абсолютно не так». И рассказал свою версию. В чем-то она повторяла рассказ Маркова, а в чем-то звучала иначе. Кстати, надо сказать, что Николай Доризо — великий мастер рассказа. И в смысле устного творчества и Маркову, и другим литераторам соревноваться с ним было бы бесполезно. Он превосходно умел передавать не только различные истории, но и замечательно имитировать голоса собеседников. И в этом жанре он уступал, пожалуй, только одному Ираклию Андроникову. Но в передаваемом мною случае рассказ Маркова звучал как-то нахальнее и веселее.

Но вернемся к началу нашего разговора. В смысле бильярдного мастерства писатели наши негласно как бы разделялись на три категории. Это — бильярдные дилетанты, затем, если так можно сказать, бильярдисты средней руки, ну и на самой вершине этой своеобразной иерархической лестницы уже «бильярдные асы». Эти последние, в отличие от остальной литературной братии, кроме пишущих машинок, привозили в Дома творчества в суконных чехлах свои собственные кии. Эти самые кии они никому не давали в руки и играли ими только сами. Нескольких из них я даже сейчас назову: это прозаик Николай Асанов, критик Херсонский, поэты: Александр Межиров, Григорий Поженян и Сергей Островой, ну и еще несколько человек. Вот именно, всего несколько, потому что асов много не бывает. Эти последние приходили в определенные часы и играли только между собой. На остальных они не тратили своего драгоценного времени. Вот так и каталась в Доме творчества, если так можно сказать, бильярдная жизнь размеренно и спокойно, пока не случилось вдруг одно происшествие. Происшествие вроде бы тихое и неприметное, но запомнившееся многим надолго. Однажды солнечным зимним днем в Дом творчества Малеевка приехала не то из Подмосковья, не то из Сибири — точно не помню — тихая скромная пара: он и она. Простые русские люди: тихие голоса, застенчивые улыбки… На фоне многих именитых писателей люди вроде бы неприметные. Но, как позже выяснилось, это только на первый взгляд… Однажды произошло следующее: как-то раз после обеда, когда одна часть «тружеников пера» находилась в объятиях Морфея, другая перелистывала страницы книг и газет в библиотеке, а третья — задумчиво прогуливалась по снежным дорожкам между елей, берез и дубов, несколько человек, как всегда, гоняли шары в бильярдной. Нет, это не были, так сказать, «зубробизоны» знаменитой игры, настоящие «асы» приходили только по вечерам, днем здесь толкались только «середнячки» и полнейшие дилетанты. Больше всех важничал у правого стола «середнячок» — критик с Кавказа и, кстати, доктор филологических наук по имени Ваче. Он беспощадно вышибал неумелых соперников одного за другим и самодовольно посмеивался: «Ну что, дорогой, никак не получается? Каши, каши надо побольше есть! Особенно гречневой. В ней много железа… Железо укрепляет руку и формирует характер!» И хохотал громко и весело. И тут взгляд его упал на незнакомую миловидную женщину лет сорока. Взгляд южанина вспыхнул заинтересованным любопытством.

«Прошу прощения! — сказал он галантно. — Но вы так внимательно наблюдаете за нашей игрой… с женщинами это бывает редко… Скажите откровенно: вам нравится бильярд?» «Нравится, — скромно ответила женщина, — а почему бы и нет?» «Замечательно! Превосходно! — восторженно воскликнул Ваче. — Если вы не против, давайте будем знакомиться! Меня зовут Ваче Амбарцумович. А вас?» «А меня зовут Еленой Сергеевной», — тихо ответила женщина. «Замечательно! Превосходно! — снова зарокотал Ваче. — Если хотите, могу поучить вас этой прекрасной игре! Нет возражений?» «Нет… — порозовела женщина. — С удовольствием немножечко поучусь…» «Гениально! — воскликнул Ваче. — Зачем откладывать? Давайте сразу же и начнем! Для начала я покажу вам, как надо держать кий. Прежде всего беретесь правой рукой за основание кия, а левую ставите на край бильярда вот так!» Он с галантной нахалинкой взял руки женщины в свои и стал показывать, как следует держать кий. «Спасибо, довольно! — смутилась Елена Сергеевна. — Я, кажется, уже поняла: кий надо держать вот так, а левую руку — вот сюда…» «Молодец! Умница! — снова рявкнул Ваче. — Дело у нас пойдет! Главное не торопитесь и смотрите внимательно!» «Спасибо! Хорошо… Торопиться не буду…» «Чтобы как-то уравновесить наши возможности, — покровительственно сказал Ваче, — я дам вам несколько шаров вперед! Ну, сколько же дать вам форы?» «Не знаю, — потупилась женщина. — Вам видней!» Распетушившийся Ваче Амбарцумович был великодушен и щедр: «Хорошо… на первый раз я дам вам два… нет три! Нет, даже четыре шара! Хотите?» «Хорошо… Большое спасибо… Согласна…» «Итак, начнем! — голосом шпрехшталмейстера воскликнул Ваче. — Будем играть в пирамидку!» Он взял деревянный треугольник, набил в него плотно шары, а один поставил далеко впереди. Затем жестом факира торжественно снял треугольник и важно спросил: «Ну как, вы будете начинать или предоставите это мне?» В поведении его была и важность, и легкая доля иронии. «Да нет. Вы тут свой человек… Начинайте уж вы…» — сказала, еще более порозовев, женщина. «Хорошо! — торжественно возгласил маститый филолог. — Я даже специально для вас разобью все шары!» Он мудро сощурил глаз, прицелился и ударил! Шар его молниеносно врезался в пирамидку, и она рассыпалась с треском. При этом один шар даже закатился в лузу. «Молодец, Ваче Амбарцумович! — восторженно воскликнули зрители. — Сразу видно по почерку мастера!» «Ну что вы, — смущенно потупился Ваче. — Не такое уж это мастерство! Я бы сказал, скорее удача!» «Не скромничайте, Ваче, не надо! — зашумели вокруг. — Дама же на вас не в обиде, она понимает!» «Разумеется, — кивнула женщина, — продолжайте играть». Следующий удар Ваче был менее успешен. Шары, столкнувшись друг с другом, покатились и постепенно застыли… «Ну что ж, как говорится, не сразу Москва строилась! — пошутил Ваче. — Прошу вас, Елена Сергеевна!» «Спасибо…» — кивнула женщина. На сей раз она подошла к бильярду не так робко, как прежде. Зашла с одного конца, потом с другого… «Прошу вас! — роскошным голосом пробасил Ваче. — Предлагаю вам ударить вот по этому шарику! А этим шариком — вон по тому шару! И пусть сразу не будет успеха! Самое главное тут — спокойствие и привычка!» «Я с вами согласна, — кивнула Елена Сергеевна, — но все-таки я попробую вот здесь!..» Она склонилась над бильярдным столом и, почти не целясь, коротко ударила. Раздался короткий сухой щелчок, и один из шаров мгновенно исчез в лузе… На несколько секунд воцарилось молчание, затем раздался шум, и кто-то со смехом воскликнул: «Вот здорово! А знаете, в жизни иногда вот так именно и бывает: пришел, к примеру, на бега человек, совершенно случайный. И вдруг, поставив на первую попавшуюся лошадь, выигрывает! Такое бывает, я знаю. Но только после подобного выигрыша лучше всего как можно быстрей удалиться. Не стоит испытывать мисс Удачу!» Женщина скромно улыбнулась: «Ну что же… возможно, вы и правы… Но я, кажется, должна бить снова. Не так ли?» «Так, так! Именно так! — весело закричал уже пришедший в себя Ваче. — К красивым женщинам судьба благосклонна! Хорошо бы выпить рюмку по случаю такого удара!» «Ну нет, — суховато сказала женщина, — пить в подобных обстоятельствах и смешно, и не нужно!» Она снова обошла вокруг стола, наклонилась, ударила… Щелчок… И новый шар мгновенно отправился в лузу… На сей раз никто не зашумел… Все удивленно воззрились на даму. Кто-то пораженно сказал: «А она, кажется, и вправду умеет играть?! Как думаете, Ваче Амбарцумович?» «Уж не знаю, что и думать, что и думать! — сокрушенно сказал Ваче. — Томиться не будем. Сначала поиграем, а потом, как говорят немцы, будем посмотреть!» Сражение продолжалось, но длилось оно очень и очень недолго. Через несколько минут все было кончено. «Так, — озадаченно сказал Ваче, — оказывается, играть вы умеете! А я еще дал вам форы четыре шара. И вообще, надо сказать, что играл я так, несерьезно. Ну что ж, а теперь, как говорится, будем играть на равных». Игра началась вновь. Но и на сей раз она была весьма и весьма недолгой. Ваче Амбарцумович проиграл почти всухую… И тут шум в бильярдной поднялся невообразимый. Кто-то хохотал, кто-то поздравлял Елену Сергеевну с успехом. А кто-то дружески хлопал Ваче Амбарцумовича по плечу и ласково восклицал: «Вы только не огорчайтесь, дорогой профессор! Проиграть такой красивой женщине, право, не грех! Всю жизнь потом рассказывать будете!» Ваче, нахмурясь, долго молчал. Затем сказал, заставив себя улыбнуться: «Честно говоря, сегодня я совершенно и не в форме. Всю ночь работал и вообще устал ужасно! Пойду отдохну…» Затем, ни к кому не обращаясь, со значением добавил: «А определять победителя пока не будем. Как говорят, цыплят по осени считают». И полный достоинства вышел. Кто-то предположительно сказал: «А ведь он сейчас пошел подымать в бой главные военные силы! Так что вы, милая Елена Сергеевна, если не хотите столкнуться с нашими бильярдными силами, то вечером сюда лучше не приходите! Пусть ваша нынешняя победа так и останется с вами!» Женщина без улыбки ответила: «Нет… зачем же? Я хоть и женщина, но прятаться не привыкла. Потом на ваших гигантов тоже посмотреть любопытно». Кто-то засмеялся: «Ну молодец! Безумству храбрых поем мы песню!» И после того, как она ушла, добавил: «А ведь прелюбопытная дамочка, честное слово! Есть в ней что-то такое, не ординарное!»

Вечером после ужина в бильярдную начал набиваться народ. Но, как легко было понять, главными действующими лицами на сей раз были два бильярдных «божка»: критик Хрисанф Херсонский и прозаик Николай Асанов. Херсонский, вынув из бархатного чехла кий и неторопливо натирая его мелком, лениво спросил: «Ну и где это ваше несравненное чудо? Любопытно было бы на нее посмотреть…» Асанов, устанавливая на столе шары в виде треугольника, спокойно ответил: «Не люблю я сенсаций. Боюсь, что этот славный Ваче ударился в панику. Полагаю, что дама эта вряд ли придет… Она скорее всего уйдет на гулянье… Так, конечно, удобней…» Он хотел еще что-то добавить, но, взглянув на дверь, неожиданно замолчал. В дверном проеме стояла Елена Сергеевна. Хрисанф Херсонский с некоторой долей развязности хохотнул. «Ну вот, кажется, и она — наша бильярдная амазонка!.. Так это вы недавно так напугали наших мужчин?» Елена Сергеевна подошла ближе и, улыбнувшись, сказала: «Нет, пугать я никого не пугала. Просто парочку раз здесь сыграла. Вот и все»… «Так, может быть, вы и нам окажете такую же честь?» — с холодноватой усмешкой спросил Херсонский. «Ну, если говорить о чести, — улыбнулась Елена Сергеевна, — то играть с вами это, вероятно, будет честь для меня»… «Ладно, сочтемся славою, — примирительно сказал Херсонский, — хотите пару шаров вперед?» Елена Сергеевна кивнула: «Спасибо. Не откажусь. Как говорится: бери пока дают!..»