Стихотворения

1923

Со съезда

Ростепель. Телеге нет проезда… Но, меся лаптями снег и грязь, В кожухе, под вешним солнцем теплым Он идет, в деревню торопясь. Он идет из города, Со съезда — Сельским миром выбранный ходок. Много дельного он там услышал И теперь спешит вернуться в срок. Убеждали: — Через дней десяток, Грязь подсохнет — Соберешься в путь. Лошадьми тебя домой доставим. Ты еще с недельку здесь побудь! Но ходок не хочет ждать нисколько. Много дельного узнал он тут, Должен он с друзьями поделиться. Невтерпеж! Односельчане ждут. Словно лишь вчера ему Калинин Говорил: — Есть тракторы для вас. Время перейти на многополье, Время взяться всем за труд сейчас! И ходок спешит по бездорожью. Он вспотел. Взбираться тяжело. Близок вечер. Вот и холм знакомый. Скоро он придет в свое село.

1925

Утро

Мимо окон моих, едва светает, Льется шумный поток Работниц-девчат. Веселые песни они распевают, Будят меня, в окошко стучат. И уже далеко Их смех шаловливый. Им пора на работу, в цеха. И вот Посылает утру гудок горделивый Мой могучий сосед, чугунный завод. Я с постели встаю. Заря на востоке Разлилась широкой багряной струей. Утром свежим румянцем пылают щеки, Утром радостно бьется сердце мое. Далеко еще лето. С большим опозданьем Солнце встает и берется за труд. Но улыбка подруги в грохочущем зданье, Словно солнечный зайчик, светла поутру. Наша улица кажется мне пригожей. Не потому ль, что завод твой на ней? Ты, подруга моя, ты, что всех мне дороже, Там стоишь у станка за работой своей. Ты в работе быстра, и недаром горжусь я, И недаром я счастлив подругой такой, — Засучив рукава, железные брусья Ты сгибаешь девичьей, но сильной рукой. Ты сама, вероятно, не замечаешь, Что, с тобою дружа, вперед я иду. Что во мне, как чугун из руды, — из мечтаний Выплавляешь ты волю к борьбе и к труду. Снова утро над городом. Не иссякая, Неустанно шумит трудовая волна. Как полна и как радостна жизнь! Дорогая, И тебе ведь не кажется грустной она?

1927

На Кавказе

По Воробьевым горам я ходил И думал: «Нет краше громад!..» Здесь горы закутались в облака, В море зашли и стоят. Когда же, с пылью и сажей в ноздрях, Сомлев от жары городской, Я грудью вдохнул кипарисовый дух, — Что стало с моей душой! Я часто в Цека комсомола твердил: — Ударники… Культпоход… А тут соревнуюсь с прибоем, ползу По гребням горных высот. На этом Кавказе и воздух с водой И солнце — не то, что у нас: Лежишь, загораешь — ведь наше оно! — Хвалишь его и Кавказ. Абхазец курчав и черноволос, Остер подбородок, как сабля — нос… И тут есть, конечно, рабочий класс. И есть кулаки, как в деревне у нас. Есть и совхоз и сельсовет, — Не скажешь, что бюрократизма нет… Весь как новенький, бронзовый весь, Прокаленный жарким лучом, В Москву я вернусь, бурей ворвусь — Новое дело сдвину плечом. Спасибо Союзу за этот Кавказ, За этот Дом отдыха, нужный для нас. Сберкассу я тоже добром помяну: Кто деньги мне приберег на весну? Зачем же в походах брюзжать и стонать? Зачем же усталость, друзья, проклинать? Для отдыха место найдется у нас: Хочешь — Крым, хочешь — Кавказ!

17 июля 1929. Новый Афон

Наша любовь

Помнится, была весьма забавной Наша комсомольская любовь. Члены волостного комитета, Ехали на съезд мы. Вижу вновь Красный тот вагон и пар морозный… Мы укрылись шубою одной. Черт возьми, тогда-то показалась Ты, ей-богу, близкой мне, родной. Было то в крутом году — в двадцатом. Кто из нас не помнит той зимы?.. Тут же ты картошки наварила, Из одной тарелки ели мы. Помню, как мы весело смеялись, Словно закадычные друзья. Целовались иль не целовались — Этого никак не вспомню я. Резкий ветер дул из каждой щели, Забирался и за воротник. Ты о коммунизме говорила, Чт'o из головы, а чт'o из книг… — Тяжело еще пока живется, Трудною дорогою идем. Но победы все-таки добьемся, Вот увидишь — заживем потом! Коммунизм — великая эпоха, Счастье человечества всего. Мы с тобой увидим непременно Ленинской идеи торжество. Пусть нам нелегко, — ты говорила, — Одолеет все рабочий класс. Этому учил и Маркс когда-то, Этому и Ленин учит нас. — И стучавший в дверь вагона ветер И метель за ледяным окном Звали нас к борьбе неутомимой. Как и ты, твердили об одном. В это время нашим фронтом были Битвы против бунтов кулака, Были штабом той борьбы великой И райком и грозное Чека. Помню, ты на съезде выступала С гневной речью против кулаков, Защищала яростно комбеды, — Ты была душою бедняков. А когда домой мы возвращались, Ты, устав, ко мне прижалась вновь. До чего ж тогда была смешною Наша комсомольская любовь! Волосы моей щеки касались… Все точь-в-точь, как было в первый раз. Целовались иль не целовались — Точно уж не помню я сейчас… Времени прошло с тех пор немало. Светлые сбываются мечты: Строим мы ту жизнь для человека, О которой говорила ты. К ней, моя хорошая, идем мы, Трудной закаленные борьбой. В той борьбе очистили сердца мы, В ней и ум оттачиваем свой. Поровну тепло и хлеб делили Мы с тобою в пору той зимы. И друг друга и сыграну любили Настоящею любовью мы.

1932

Весна

Я открываю солнцу грудь. «Чахотка», — доктор говорит… Пусть лижет солнце эту грудь, Она от прежних ран болит. Ну что ж, ей надо отдохнуть. И солнцем вновь она блеснет… На белом камне я сижу, Мне слышится весны поход — Идут деревья, ветры ржут… Преступен разве отдых мой? Дышу я теплотой ночей, Готовящих работу дней… Я взял свое от войн и гроз. Зачем же не смеяться мне, Прошедшему сквозь грохот гроз, Когда весна, сломав мороз, Скачет, как бешеный снеговой поток? Скачет, как бешеный снеговой поток, Кружится безумный водоворот. Тонкий, как кружево, как пушок, Челтыр-челтыр [1] — ломается лед От жара-богатыря — весны… В небе лазурном, как взор Сарвар, Тихая тень облаков-ресниц Расходится, задрожав сперва, Лаская уколами небосклон… Ну как мне не радоваться и не петь, Как можно грустить, когда день — как звон, Как песня, как музыка и как мед! За то, чтобы крикнуть идущим дням: «Эти вёсны нам принадлежат!», — Я легкое отдал, я жизнь отдам, Не оборачиваясь назад… Я радуюсь дрожанью вен, — Весна по руслам их течет. И я кричу: «Ломая плен, Не кровь ли двинулась вперед, В днепровский яростный поход, Трудом вскипает и поет?!.» «Чахотка», — доктор говорит… Неправ он: это гул годин, Которые, теснясь в груди, Хранят походов грозный ритм И пламя флагов впереди.

1

Челтыр-челтыр (звукоподражание) — треск льда.

1933

Молодость

Молодость со мной и не простилась, Даже и руки не подала. До чего горда, скажи на милость, — Просто повернулась и ушла. Только я, чудак, дивясь чему-то, Помахал рукою ей вослед, — То ль просил вернуться на минуту, То ль послал признательный привет. Бросила меня в пути, не глядя, Упорхнула легким ветерком, Проведя, как на озерной глади, Борозды морщин на лбу моем. И стоял я долго на поляне, Чувствуя стеснение в груди: Молодость, как этот лес в тумане, Далеко осталась позади. Молодость, резвунья, чаровница, Чем же ты была мне так близка? Отчего же в сердце длится, длится Эта беспокойная тоска? Может быть, в тебе мне были любы Дни, когда я страстью был томим? Раузы рябиновые губы, Горячо прильнувшие к моим? Или дорог'a мне до сих пор ты Стадионом, где шумел, футбол? Был я одержим азартом спорта, Много дней в чаду его провел. Или вот… Стою перед мишенью, Нажимаю, щуря глаз, курок. Помню каждое свое движенье, Хоть тому уже немалый срок. Может быть, бывает так со всеми, Злая память жалит, как пчела? Или просто наступило время Погрустить, что молодость прошла. Ничего! Я унывать не стану, Много в жизни и разлук и встреч. Я и в старости не перестану Слушать звонкой молодости речь. Родина нас вместе с молодыми Призовет на бой с любой бедой, — Встанем все тогда в одни ряды мы И тряхнем седою бородой. Молодость, не чванься, дорогая, Жар в душе не только у тебя, — Это жизнь у нас теперь такая: Нам и жить и умирать, любя. Не одна ты радость и утеха. Разве счастье лишь в тебе одной? Силе чувства возраст не помеха, Солнце не кончается с весной. Если снова Рауз'a родится — Вновь придет к заветному ручью, Моему «джигитству» подивится И погладит бороду мою. Молодости нету и в помине, Сколько ни гляжу я ей вослед, Лишь на горизонте вижу синий, Как морские волны, синий цвет… Дай-ка я сегодня на прощанье Обернусь, махну тебе рукой. Это уж и вправду расставанье, Молодость, товарищ дорогой! За огонь затепленный — спасибо! А грустить?.. Не та теперь пора. Если бы ты возвратилась, ты бы Удивилась яркости костра. Не погаснет этот жар сердечный. Жить, гореть, бороться буду я. Вот что означает помнить вечно О тебе, далекая моя.

1933

«Года, года…»

Года, года… Придя ко мне, всегда Меня руками гладили своими. Вы с мягким снегом шли ко мне, года, Чтоб стали волосы мои седыми. Чертили вы морщинами свой след. Их сеть мой лоб избороздила вскоре, Чтоб я числом тех знаков и примет Считал минувшей молодости зори. Я не в обиде. Молодости пыл Я отдал дням, что в битвах закалялись. Я созидал, и труд мне сладок был, И замыслы мои осуществлялись. Как вдохновенно трудится народ, Социализма воздвигая зданье! Я знаю: камнем жизнь моя войдет И прочно ляжет в основанье.

1934

Зимние стихи

Снег похож на белую бумагу. Песню или стих писать начнем? Солнце, наш поэт, познав отвагу, Чертит по снегу пером-лучом. Вот и зимний ветерок несется. Вьется снег… Теки, строфа, теки! Я смотрю на снег в сиянье солнца: Это настоящие стихи! Их читает лес, не уставая, И кудрявые снега полей. Ель поет их — девушка лесная: Видно, строчки полюбились ей. Бархатное платье зеленеет, И земли касается подол. Солнце к ней любовью пламенеет: Это я в его стихах прочел. Вот на лыжах, в свитере зеленом, Ели молодой под стать вполне, Наполняя лес веселым звоном, Девушка моя спешит ко мне. Вот мелькнула, поднимаясь в гору, Вот остановилась у ольхи, Я смотрю на снег, дивлюсь узору… Это настоящие стихи! Солнце! Мы горим одною страстью, Мы с тобою счастливы сейчас. Песня юной жизни, песня счастья В сердце зарождается у нас.

Февраль 1935. Голицино

Во время катанья на лыжах

Мальчуган катается на лыжах, Мальчуган одиннадцати лет. Ловко прыгнул он с откоса. Вижу: Понимает парень, в чем секрет. Ровные прочерчены бороздки На блестящем сахарном снегу. На щеках у мальчика полоски — Здорово вспотел он на бегу. Я — за ним. Хотел без промедленья Пересечь овраг во весь карьер. Бац! — и я сижу в недоуменье, Весь в снегу. Смеется пионер. Ну, и я смеюсь. Чем тут поможешь? Взрослый, а срамится пред детьми! Если уж не можешь — так не можешь. Экая досада, черт возьми! И пришлось мне робко обратиться К мальчику одиннадцати лет: — Как с горы, не падая, скатиться? Научи, скажи, в чем тут секрет. И, в глаза мои спокойно глядя, Отвечал сочувственно мне он: — Запишитесь в пионеры, дядя, Сам всему я там был обучен.

1935

Одинокий костер

Ночной простор. Я жгу костер. Вокруг туман, как море… Я одинок — простой челнок, Затерянный в просторе. Горит бурьян. В густой туман Он мечет сноп огнистый, И смутный свет, минутный след, Дрожит в пустыне мглистой… То красный блеск, то яркий всплеск Прорежет вдруг потемки. То погрущу, то посвищу, То запою негромко… Огонь, светящийся во мгле, Заметят ли, найдут ли? На звук, летящий по земле, Ответят ли, придут ли?

1936

Май

Ночь нас подарила первым теплым ливнем, Он унес последний холод с мраком зимним, Вся земля покрылась пестрыми коврами, Бархатной травою, яркими цветами. Белая береза распахнула почки: Не стоять же голой в майские денечки! Босиком помчались мы под ветром мая. Растянись на солнце, грейся, загорая!

1936