Стихотворения

1919

У ЦЫГАН

Толстый, качался он, как в дурмане,Зубы блестели из-под хищных усов,На ярко-красном его доломанеСплетались узлы золотых шнуров.Струна… и гортанный вопль… и сразуСладостно так заныла кровь моя,Так убедительно поверил я рассказуПро иные, родные мне края.Вещие струны – это жилы бычьи,Но горькой травой питались быки,Гортанный голос – жалобы девичьиИз-под зажимающей рот руки.Пламя костра, пламя костра, колонныКрасных стволов и оглушительный гик,Ржавые листья топчет гость влюбленный,Кружащийся в толпе бенгальский тигр.Капли крови текут с усов колючих,Томно ему, он сыт, он опьянел,Ах, здесь слишком много бубнов гремучих,Слишком много сладких, пахучих тел.Мне ли видеть его в дыму сигарном,Где пробки хлопают, люди кричат,На мокром столе чубуком янтарнымЗлого сердца отстукивающим такт?Мне, кто помнит его в струге алмазном,На убегающей к Творцу реке,Грозою ангелов и сладким соблазномС кровавой лилией в тонкой руке?Девушка, что же ты? Ведь гость богатый,Встань перед ним, как комета в ночи.Сердце крылатое в груди косматойВырви, вырви сердце и растопчи.Шире, все шире, кругами, кругамиХоди, ходи и рукой мани,Так пар вечерний плавает лугами,Когда за лесом огни и огни.Вот струны-быки и слева и справа,Рога их – смерть и мычанье – беда,У них на пастбище горькие травы,Колючий волчец, полынь, лебеда.Хочет встать, не может… кремень зубчатый,Зубчатый кремень, как гортанный крик,Под бархатной лапой, грозно подъятой,В его крылатое сердце проник.Рухнул грудью, путая аксельбанты,Уже ни пить, ни смотреть нельзя,Засуетились официанты,Пьяного гостя унося.Что ж, господа, половина шестого?Счет, Асмодей, нам приготовь!Девушка, смеясь, с полосы кремневойУзким язычком слизывает кровь.

1920

СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

I

Серебром холодной зариОзаряется небосвод.Меж Стамбулом и СкутариПробирается пароход.Как дельфины, пляшут ладьи,И так радостно солоныМолодые губы твоиОт соленой свежей волны.Вот, как рыжая грива льва,Поднялись три большие скалы —Это Принцевы островаВыступают из синей мглы.В море просветы янтаряИ кровавых кораллов лес,Иль то розовая заряУтонула, сойдя с небес?Нет, то просто красных медузПроплывает огромный рой,Как сказал нам один француз, —Он ухаживал за тобой.Посмотри, он идет опятьИ целует руку твою…Но могу ли я ревновать —Я, который слишком люблю?..Ведь всю ночь, пока ты спала,Ни на миг не мог я заснуть,Все смотрел, как дивно белаС царским кубком схожая грудь.И плывем мы древним путемПерелетных веселых птиц,Наяву, не во сне мы плывемК золотой стране небылиц.

II

Сеткой путаной мачт и рейИ домов, сбежавших с вершин,Поднялся пред нами Пирей,Корабельщик старый Афин.Паровоз упрямый, пыхти!Дребезжи и скрипи, вагон!Нам дано наконец прийтиПод давно родной небосклон.Покрывает июльский дождьЖемчугами твою вуаль,Тонкий абрис масличных рощНам бросает навстречу даль.Мы в Афинах. Бежим скорейПо тропинкам и по скалам:За оградою тополейВстал высокий мраморный храм,Храм Палладе. До этих порТы была не совсем моя.Брось в расселину луидор —И могучей станешь, как я.Ты поймешь, что страшного нетИ печального тоже нет,И в душе твой вспыхнет светСамых вольных Божьих комет.Но мы станем одно вдвоемВ этот тихий вечерний час,И богиня с длинным копьемПовенчает для славы нас.

III

Чайки манят нас в Порт-Саид,Ветер зной из пустыни донес.Остается направо Крит,А налево милый Родос.Вот широкий Лессепсов мол,Ослепительные дома,Гул, как будто от роя пчел,И на пристани кутерьма.Дело важное здесь нам есть —Без него был бы день наш пуст —На террасе отеля сестьИ спросить печеных лангуст.Ничего нет в мире вкуснейРозоватого их хвоста,Если соком рейнских полейПряность легкая полита.Теплый вечер. Смолкает гам,И дома в прозрачной тени,По утихнувшим площадямМы с тобой проходим одни.Я рассказываю тебе,Овладев рукою твоей,О чудесной, как сон, судьбе,О твоей судьбе и моей.Вспоминаю, что в прошлом былМесяц черный, как черный ад,Мы расстались, и я манилЛишь стихами тебя назад.Только вспомнишь – и нет вокругТонких пальм, и фонтан не бьет,Чтобы ехать дальше на юг,Нас не ждет большой пароход.Петербургская злая ночь;Я один, и перо в руке,И никто не может помочьБезысходной моей тоске.Со стихами грустят листы,Может быть, ты их не прочтешь…Ах, зачем поверила тыВ человечью скучную ложь?Я люблю, бессмертно люблюВсе, что пело в твоих словах,И скорблю, смертельно скорблюО твоих губах-лепестках.Яд любви и позор мечты!Обессилен, не знаю я —Что же сон? Жестокая тыИли нежная и моя?

1920

ПАМЯТЬ

Анне Николаевне Гумилевой

Только змеи сбрасывают кожи,Чтоб душа старела и росла.Мы, увы, со змеями не схожи,Мы меняем души, не тела.Память, ты рукою великаншиЖизнь ведешь, как под уздцы коня,Ты расскажешь мне о тех, что раньшеВ этом теле жили до меня.Самый первый: некрасив и тонок,Полюбивший только сумрак рощ,Лист опавший, колдовской ребенок,Словом останавливавший дождь.Дерево да рыжая собака,Вот кого он взял себе в друзья,Память, Память, ты не сыщешь знака,Не уверишь мир, что то был я.И второй… любил он ветер с юга,В каждом шуме слышал звоны лир,Говорил, что жизнь – его подруга,Коврик под его ногами – мир.Он совсем не нравится мне, этоОн хотел стать богом и царем,Он повесил вывеску поэтаНад дверьми в мой молчаливый дом.Я люблю избранника свободы,Мореплавателя и стрелка.Ах, ему так звонко пели водыИ завидовали облака.Высока была его палатка,Мулы были резвы и сильны,Как вино, впивал он воздух сладкийБелому неведомой страны.Память, ты слабее год от году,Тот ли это или кто другойПроменял веселую свободуНа священный долгожданный бой.Знал он муки голода и жажды,Сон тревожный, бесконечный путь,Но святой Георгий тронул дваждыПулею не тронутую грудь.Я – угрюмый и упрямый зодчийХрама, восстающего во мгле,Я возревновал о славе Отчей,Как на небесах, и на земле.Сердце будет пламенем палимоВплоть до дня, когда взойдут, ясны,Стены Нового ИерусалимаНа полях моей родной страны.И тогда повеет ветер странныйИ прольется с неба страшный свет,Это Млечный Путь расцвел нежданноСадом ослепительных планет.Предо мной предстанет, мне неведом,Путник, скрыв лицо; но все пойму,Видя льва, стремящегося следом,И орла, летящего к нему.Крикну я… но разве кто поможет,Чтоб моя душа не умерла?Только змеи сбрасывают кожи,Мы меняем души, не тела.

1920

КАНЦОНА

И совсем не в мире мы, а где-тоНа задворках мира средь теней,Сонно перелистывает летоСиние страницы ясных дней.Маятник, старательный и грубый,Времени непризнанный жених,Заговорщицам секундам рубитГоловы хорошенькие их.Так пыльна здесь каждая дорога,Каждый куст так хочет быть сухим,Что не приведет единорогаПод уздцы к нам белый серафим.И в твоей лишь сокровенной грусти,Милая, есть огненный дурман,Что в проклятом этом захолустьи —Точно ветер из далеких стран.Там, где все сверканье, все движенье,Пенье все, – мы там с тобой живем,Здесь же только наше отраженьеПолонил гниющий водоем.

1920

СЛОНЕНОК

Моя любовь к тебе сейчас – слоненок,Родившийся в Берлине иль ПарижеИ топающий ватными ступнямиПо комнатам хозяина зверинца.Не предлагай ему французских булок,Не предлагай ему кочней капустных,Он может съесть лишь дольку мандарина,Кусочек сахара или конфету.Не плачь, о нежная, что в тесной клеткеОн сделается посмеяньем черни,Чтоб в нос ему пускали дым сигарыПриказчики под хохот мидинеток.Не думай, милая, что день настанет,Когда, взбесившись, разорвет он цепи,И побежит по улицам, и будет,Как автобу?с, давить людей вопящих.Нет, пусть тебе приснится он под утроВ парче и меди, в страусовых перьях,Как тот, Великолепный, что когда-тоНес к трепетному Риму Ганнибала.

1920

ШЕСТОЕ ЧУВСТВО

Прекрасно в нас влюбленное виноИ добрый хлеб, что в печь для нас садится,И женщина, которою дано,Сперва измучившись, нам насладиться.Но что нам делать с розовой зарейНад холодеющими небесами,Где тишина и неземной покой,Что делать нам с бессмертными стихами?Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.Мгновение бежит неудержимо,И мы ломаем руки, но опятьОсуждены идти все мимо, мимо.Как мальчик, игры позабыв свои,Следит порой за девичьим купаньемИ, ничего не зная о любви,Все ж мучится таинственным желаньем.Как некогда в разросшихся хвощахРевела от сознания бессильяТварь скользкая, почуя на плечахЕще не появившиеся крылья, —Так век за веком – скоро ли, Господь? —Под скальпелем природы и искусстваКричит наш дух, изнемогает плоть,Рождая орган для шестого чувства.

1920

ОЛЬГА

«Эльга, Эльга!» – звучало над полями,Где ломали друг другу крестцыС голубыми, свирепыми глазамиИ жилистыми руками молодцы.«Ольга, Ольга!» – вопили древлянеС волосами желтыми, как мед,Выцарапывая в раскаленной банеОкровавленными ногтями ход.И за дальними морями чужимиНе уставала звенеть,То же звонкое вызванивая имя,Варяжская сталь в византийскую медь.Все забыл я, что помнил ране,Христианские имена,И твое лишь имя, Ольга, для моей гортаниСлаще самого старого вина.Год за годом все неизбежнейЗапевают в крови века,Опьянен я тяжестью прежнейСкандинавского костяка.Древних ратей воин отсталый,К этой жизни затая вражду,Сумасшедших сводов Валгаллы,Славных битв и пиров я жду.Вижу череп с брагой хмельною,Бычьи розовые хребты,И валькирией надо мною,Ольга, Ольга, кружишь ты.

1920

ПЬЯНЫЙ ДЕРВИШ

Соловьи на кипарисах и над озером луна,Камень черный, камень белый, много выпил я вина,Мне сейчас бутылка пела громче сердца моего:Мир лишь луч от лика друга, все иное – тень его!Виночерпия взлюбил я не сегодня, не вчера,Не вчера и не сегодня пьяный с самого утра.И хожу и похваляюсь, что узнал я торжество:Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!Я бродяга и трущобник, непутевый человек,Все, чему я научился, все забыл теперь навек,Ради розовой усмешки и напева одного:Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!Вот иду я по могилам, где лежат мои друзья,О любви спросить у мертвых неужели мне нельзя?И кричит из ямы череп тайну гроба своего:Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!Под луною всколыхнулись в дымном озере струи,На высоких кипарисах замолчали соловьи,Лишь один запел так громко, тот, не певший ничего:Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!

1920

* * *

Нет, ничего не изменилосьВ природе бедной и простой,Все только дивно озарилосьНевыразимой красотой.Такой и явится, наверно,Людская немощная плоть,Когда ее из тьмы безмернойВ час судный воззовет Господь.Знай, друг мой гордый, друг мой нежный,С тобою, лишь с тобой одной,Рыжеволосой, белоснежной,Я стал на миг самим собой.Ты улыбнулась, дорогая,И ты не поняла сама,Как ты сияешь и какаяВокруг тебя сгустилась мгла.