Воздух над нами чист и звонок,В житницу вол отвез зерно,Отданный повару, пал ягненок,В медных ковшах играет вино.Что же тоска нам сердце гложет,Что мы пытаем бытие?Лучшая девушка дать не можетБольше того, что есть у нее.Все мы знавали злое горе,Бросили все заветный рай,Все мы, товарищи, верим в море,Можем отплыть в далекий Китай.Только не думать! Будет счастьеВ самом крикливом какаду,Душу исполнит нам жгучей страстьюСмуглый ребенок в чайном саду.В розовой пене встретим даль мы,Нас испугает медный лев.Что нам пригрезится в ночь у пальмы,Как опьянят нас соки дерев?Праздником будут те недели,Что проведем мы на корабле…Ты ли не опытен в пьяном деле,Вечно румяный, мэтр Рабле?Грузный,
как бочки вин токайских,Мудрость свою прикрой плащом,Ты будешь пугалом дев китайских,Бедра обвив зеленым плющом.Будь капитаном! Просим! Просим!Вместо весла вручаем жердь…Только в Китае мы якорь бросим,Хоть на пути и встретим смерть!
1910
ОСЛЕПИТЕЛЬНОЕ
Я тело в кресло уроню,Я свет руками заслонюИ буду плакать долго, долго,Припоминая вечера,Когда не мучило «вчера»И не томили цепи долга;И в море врезавшийся мыс,И одинокий кипарис,И благосклонного Гуссейна,И медленный его рассказ,В часы, когда не видит глазНи кипариса, ни бассейна.И снова властвует Багдад,И снова странствует Синдбад,Вступает с демонами в ссору,И от египетской землиОпять уходят кораблиВ великолепную Бассору.Купцам и прибыль, и почет.Но нет, не прибыль их влечетВ нагих степях, над бездной водной;О тайна тайн, о птица Рок,Не твой ли дальний островокИм был звездою путеводной?Ты уводила моряковВ пещеры джинов и волков,Хранящих древнюю обиду,И на висячие мостыСквозь темно-красные кустыНа пир к Гаруну аль-Рашиду.И я когда-то был твоим,Я плыл, покорный пилигрим,За жизнью благостной и мирной,Чтоб повстречал меня ГуссейнВ садах, где розы и бассейн,На берегу за старой Смирной.Когда-то… Боже, как чистыИ как мучительны мечты!Ну что же, раньте сердце, раньте, —Я тело в кресло уроню,Я свет руками заслоню,И буду плакать о Леванте.
1910
МАРГАРИТА
Валентин говорит о сестре в кабаке,Выхваляет ее ум и лицо,А у Маргариты на левой рукеПоявилось дорогое кольцо.А у Маргариты спрятан ларецПод окном в зеленом плюще,Ей приносит так много серег и колецЗлой насмешник в красном плаще.Хоть высоко окно в Маргаритин приют,У насмешника лестница есть;Пусть так звонко на улицах студенты поют,Прославляя Маргаритину честь,Слишком ярки рубины и томен апрель,Чтоб забыть обо всем, не знать ничего…Марта гладит любовно полный кошель,Только… серой несет от него.Валентин, Валентин, позабудь свой позор,Ах, чего не бывает в летнюю ночь!Уж на что Риголетто был горбат и хитер,И над тем насмеялась родная дочь.Грозно Фауста в бой ты зовешь, но вотще!Его нет… Его выдумал девичий стыд;Лишь насмешника в красном и дырявом плащеТы найдешь… и ты будешь убит.
1910
У КАМИНА
Наплывала тень… Догорал камин,Руки на груди, он стоял один.Неподвижный взор устремляя вдаль,Горько говоря про свою печаль:«Я пробрался в глубь неизвестных стран,Восемьдесят дней шел мой караван;Цепи грозных гор, лес, а иногдаСтранные вдали чьи-то города.И не раз из них в тишине ночнойВ лагерь долетал непонятный вой.Мы рубили лес, мы копали рвы,Вечерами к нам подходили львы.Но трусливых душ не было меж нас,Мы стреляли в них, целясь между глаз.Древний я отрыл храм из-под песка,Именем моим названа река,И в стране озер пять больших племенСлушались меня, чтили мой закон.Но теперь я слаб, как во власти сна,И больна душа, тягостно больна;Я узнал, узнал, что такое страх,Погребенный здесь в четырех стенах;Даже блеск ружья, даже плеск волныЭту цепь порвать ныне не вольны…»И, тая в глазах злое торжество,Женщина в углу слушала его.
1910
ОТРЫВОК
Христос сказал: убогие блаженны,Завиден рок слепцов, калек и нищих,Я их возьму в надзвездные селенья,Я сделаю их рыцарями небаИ назову славнейшими из славных…Пусть! Я приму! Но как же те, другие,Чьей мыслью мы теперь живем и дышим,Чьи имена звучат нам, как призывы?Искупят чем они свое величье,Как им заплатит воля равновесья?Иль Беатриче стала проституткой,Глухонемым – великий Вольфганг ГётеИ Байрон – площадным шутом… о ужас!
1910
ИЗ ЛОГОВА ЗМИЕВА
Из логова змиева,Из города Киева,Я взял не жену, а колдунью.А думал забавницу,Гадал – своенравницу,Веселую птицу-певунью.Покликаешь –
морщится,Обнимешь – топорщится,А выйдет луна – затомится,И смотрит, и стонет,Как будто хоронитКого-то, – и хочет топиться.Твержу ей: крещеному,С тобой по-мудреномуВозиться теперь мне не в пору;Снеси-ка истому тыВ Днепровские омуты,На грешную Лысую гору.Молчит – только ежится,И все ей неможется,Мне жалко ее, виноватую,Как птицу подбитую,Березу подрытуюНад очастью, Богом заклятою.
1911
ЖИЗНЬ
С тусклым взором, с мертвым сердцем в море броситься со скалы,В час, когда, как знамя, в небе дымно-розовая заря,Иль в темнице стать свободным, как свободны одни орлы,Иль найти покой нежданный в дымной хижине дикаря!Да, я понял. Символ жизни – не поэт, что творит слова,И не воин с твердым сердцем, не работник, ведущий плуг, —С иронической усмешкой царь-ребенок на шкуре льва,Забывающий игрушки между белых усталых рук.
1911
ДЕВУШКЕ
Мне не нравится томностьВаших скрещенных рук,И спокойная скромность,И стыдливый испуг.Героиня романов Тургенева,Вы надменны, нежны и чисты,В вас так много безбурно-осеннегоОт аллеи, где кружат листы.Никогда ничему не поверите,Прежде чем не сочтете, не смерите,Никогда никуда не пойдете,Коль на карте путей не найдете.И вам чужд тот безумный охотник,Что, взойдя на нагую скалу,В пьяном счастье, в тоске безотчетнойПрямо в солнце пускает стрелу.
1911
* * *
Когда я был влюблен (а я влюбленВсегда – в идею, женщину иль запах),Мне захотелось воплотить мой сон,Причудливей, чем Рим при грешных папах.Я нанял комнату с одним окном,Приют швеи, иссохшей над машинкой,Где, верно, жил облезлый старый гном,Питавшийся оброненной сардинкой.Я стол к стене подвинул; на комодРядком поставил альманахи «Знанье»,Открытки – так, чтоб даже готтентотВ священное б пришел негодованье.Она вошла спокойно и светло,Потом остановилась изумленно.От ломовых в окне тряслось стекло,Будильник тикал злобно-однотонно.И я сказал: «Царица, вы одниСумели воплотить всю роскошь мира,Как розовые птицы ваши дни,Влюбленность ваша – музыка клавира.Ах! Бог Любви, заоблачный поэт,Вас наградил совсем особой меткой,И нет таких, как вы…» Она в ответЗадумчиво кивала мне эгреткой.Я продолжал (и резко за стенойЗвучал мотив надтреснутой шарманки):«Мне хочется увидеть вас иной,С лицом забытой Богом гувернантки;И чтоб вы мне шептали: «Я твоя»,Или еще: «Приди в мои объятья».О, сладкий холод грубого белья,И слезы, и поношенное платье.А уходя возьмите денег: матьУ вас больна иль вам нужны наряды……Мне скучно все, мне хочется игратьИ вами, и собою – без пощады…»Она, прищурясь, поднялась в ответ,В глазах светились злоба и страданье:«Да, это очень тонко, вы поэт,Но я к вам на минуту… до свиданья!»Прелестницы, теперь я научен.Попробуйте прийти, и вы найдетеДухи, цветы, старинный медальон,Обри Бердслея в строгом переплете.
1911
СОВРЕМЕННОСТЬ
Я закрыл «Илиаду» и сел у окна,На губах трепетало последнее слово,Что-то ярко светило – фонарь иль луна,И медлительно двигалась тень часового.Я так часто бросал испытующий взорИ так много встречал отвечающих взоров,Одиссеев во мгле пароходных контор,Агамемнонов между трактирных маркеров.Так в далекой Сибири, где плачет пурга,Застывают в серебряных льдах мастодонты,Их глухая тоска там колышет снега,Красной кровью – ведь их – зажжены горизонты.Я печален от книги, томлюсь от луны,Может быть, мне совсем и не надо героя,Вот идут по аллее, так странно нежны,Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.
1911
Я ВЕРИЛ, Я ДУМАЛ…
Сергею Маковскому
Я верил, я думал, и свет мне блеснул наконец;Создав, навсегда уступил меня року Создатель;Я продан! Я больше не Божий! Ушел продавец,И с явной насмешкой глядит на меня покупатель.Летящей горою за мною несется Вчера,А Завтра меня впереди ожидает, как бездна,Иду… но когда-нибудь в Бездну сорвется Гора,Я знаю, я знаю, дорога моя бесполезна.И если я волей себе покоряю людей,И если слетает ко мне по ночам вдохновенье,И если я ведаю тайны – поэт, чародей,Властитель вселенной, – тем будет страшнее паденье.И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,Оно – колокольчик фарфоровый в желтом КитаеНа пагоде пестрой… висит и приветно звенит,В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.А тихая девушка в платье из красных шелков,Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов,Внимательно слушая легкие, легкие звоны.