Стиль модерн

Она отправилась прямо в Красный Крест, на проспект Оперы. Из газет она знала, что там открылось специальное представительство, занимавшееся подбором волонтеров. Им руководили женщины из высшего общества: элегантные и утонченные, конечно, замужние, состоятельные, но у них, так же как у нее, были любовники, а иногда и любовницы. Так же как и Лиана, они посещали казино и танцевали танго. Женщины «свободных нравов» так их называли, но их положение позволялся им сохранять хладнокровие при любых обстоятельствах. Они придумают, куда ее пристроить.

Растеряв по пути почти весь свой пыл, Лиана тем не менее смело вошла в помещение Красного Креста. Но она не сделала и двух шагов, как была остановлена крепкой рукой:

— Что вы хотите?

Дама говорила тоном высокопоставленной особы. Лиана ее сразу узнала. Это была герцогиня — сорока лет, еще красивая, с целой свитой воздыхателей и несметным числом любовных связей. Она как-то обедала в обществе д’Эспрэ, весьма ее уважавшего, и он представил ей Лиану. Герцогиня соблаговолила снизойти и до спутницы графа, принявшей участие в их беседе. Лиане тогда показалось, что ее оценили, хотя дело и не дошло до дружбы. Девушка успокоилась, приподняла вуаль и улыбнулась:

— Я пришла, чтобы…

Ее голос тут же осекся — герцогиня пренебрежительно глядела на нее:

— Ваше имя?

— Лиана де…

Та не дала ей закончить:

— Да, я вижу. Вы хотите нам помочь? Но это бескорыстное дело! Вам придется поехать в наши госпитали на Восток. В Мо, например. Нужно будет выкладывать стены плиткой, подметать, натирать полы…

— Но… раненые?

— Наши герои, мадемуазель? Мы не доверяем их дамам вашего толка!

— Моего? — растерялась Лиана.

— Вы меня поняли, конечно! Это война. Время жертв. И искупления!

— Искупления чего? — Лиана вновь обрела уверенность и выдержала презрительный взгляд герцогини. — Говорите! Что вы хотите мне сказать? Что в Красном Кресте не занимаются любовью? Значит, для этого находят другие помещения, мадам! И когда ваши любовники вернутся, они вас там найдут! Если они вернутся…

Герцогиня молча взяла Лиану за плечи и, как наказанную девочку, вытолкала за дверь.

* * *

Как в тумане, Лиана перешла через проспект Оперы и направилась к кафе «Мир». Идти одной в кафе — дурной тон. Но какое это имеет теперь значение! Вокруг нее по пальцам можно было насчитать женщин в сопровождении мужчин.

Она рухнула на стул. К ней подошел гарсон ^[46], пожилой человек, как и большинство остававшихся в городе мужчин. Лиане хотелось выпить чего-нибудь крепкого вроде абсента, но после 15 августа было запрещено его подавать. Она удовлетворилась чаем, выпила две или три чашки, и успокоилась.

Какая идиотка, захотела наняться к аристократкам! Она прожила восемнадцать месяцев с графом, относившимся к ней как к повелительнице и не обманывавшим ее — только, может, в мыслях с Файей, — и поэтому она решила, что война, создав моду на добродетель, сделает исключение для нее, Лианы де Шармаль, экс-субретки из Сомюра, полусодержанки высшего класса!

Она сделала последний глоток чая и стала смотреть на улицу. Проехавшим трамваем управляла женщина. Меньше автомобилей, мало лошадей: их реквизировали для сражений. Но много велосипедов, а еще две недели назад на них ездили только чудаки. Что особенно бросалось в глаза, так это то, что улицы Парижа стали серее. Иногда, правда, какая-нибудь женщина осмеливалась надеть что-то более светлое, не в силах окончательно убрать в шкаф летние одеяния при виде первых осенних листьев. Даже такие редкие, эти одежды вселяли в Лиану немного надежды.

Мимо шел продавец газет, хмурый, молчаливый: было запрещено выкрикивать на улицах новости. Она попросила у него «Фигаро», открыла светскую хронику. Рубрика некрологов непомерно разрослась, воскрешая страхи Лианы: Смерть за Францию. Погиб на поле славы. Итак, умирали все: молодые люди, менее молодые, богатые, блистательные. Пора было признать: ряды тех, на кого Лиана до сих пор смотрела весьма равнодушно, считая себя под покровительством д’Эспрэ, начали редеть. Даже в прошлом году, в Довиле, во время разговоров о возможной войне она всегда успокаивала себя мыслью: «Даже если не будет Эдмона, всегда найдутся богатые или же просто-напросто очень молодые и очень красивые мужчины в поисках удовольствий…» И вот они начали умирать — это написано в газете большими черными буквами…

Лиана скомкала страницы, отодвинула стул. Куда пойти? Перед ней опять все было как в тумане. Она снова вернулась к тому дню, два года назад, когда поезд уходил из Сомюра и они оказались лицом к лицу с миром, чьих законов не знали. Но как, зачем бороться теперь, когда Файи уже нет рядом?

Долго она бродила по улицам, отмечая все более удручавшие ее детали: на столь хорошо знакомом ей перекрестке не было продавщицы цветов, пропал и зазывала, маленький вымогатель денег. Ни одной бриоши, ни одной булочки или круассана на витринах: недавнее постановление запрещало их печь. Повсюду — обескровленные проспекты, грустные бульвары. Несмотря на солнце, весь город был бесцветен и молчалив.

От долгой ходьбы ноги устали, ведь Лиана привыкла ездить на фиакре или в автомобиле. Она уже хотела повернуть обратно, когда заметила свое любимое кафе-танго. Они часто танцевали здесь с д’Эспрэ. Когда она уставала, они садились друг напротив друга, и он нежно наблюдал, как она пила darjeeling ^[47]и хрустела лимонными пирожными. Как-то раз он перевел ей слова песни, под которую они танцевали, и теперь, очутившись вновь перед закрытой дверью кафе-танго, его опущенными занавесками, перед его теплым пыльным фасадом, она вспомнила текст:

«Ставки сделаны, малышка Нана, еще тогда, когда ты жила в нищете. Теперь ты танцуешь с богатеями, но я надеюсь, что твой простофиля зашибет много денег или ты сама вышибешь всех танцующих сутенеров…»

Консьержка вынырнула из своей комнаты и недобро посмотрела на Лиану. Та ускорила шаги, и мелодия танго проследовала за ней.

«Искупление», — сказала герцогиня, перед тем как выставить ее за дверь. Нет, не будет искупления! Ей только девятнадцать лет, и все радости жизни еще впереди. У нее есть сбережения, а война не может длиться вечно.

Лиана медленно вернулась к Опере. На лотке у продавщицы газет она заметила любимые солдатами почтовые открытки с фотографиями знаменитых женщин. Там красовалась и Файя в своем костюме из «Минарета». Длинные волосы, разметавшиеся по бедрам, крепкая грудь под легким болеро, длинный силуэт, соблазнительная улыбка: ее образ, тысячу раз повторенный, побывает на всех фронтах — даже сидя взаперти в собственной квартире, она все равно присутствовала повсюду.

Лиана снова подумала о д’Эспрэ. Уже почти месяц он был вдали от нее. Что бы его ни побудило к этому — патриотизм или внезапно нахлынувшие политические амбиции, — в любом случае он долго не выдержит, она была в этом уверена. В столицу начали прибывать первые беженцы из Бельгии, говорили о поражениях французских частей под Шарлеруа, в Сент-Кентене, о возможных бомбежках Парижа. И д’Эспрэ не заставит себя ждать — скоро он будет здесь! Ее взбодрила эта мысль. Надо было заставить его жениться, чтобы гарантировать себе обеспеченную жизнь. До этого момента — может быть, из-за возраста д’Эспрэ, — Лиана никогда не мечтала о замужестве. Теперь же она не видела для себя другого выхода. Какое бы препятствие ни возникло на ее пути, она с ним справится. Но главное заключалось в том, что д’Эспрэ любил Файю. Значит, та тоже должна выйти замуж. Между Файей и д’Эспрэ, Файей и собою Лиана возведет горы преград. И победит на всех фронтах: денег, любви и респектабельности.