Стилет - Обратный отсчет

Четверг, 29 февраля

16 час. 11 мин. (до взрыва 00 часов 49 минут)

КОДА ОТКЛЮЧЕНИЯ БОМБЫ ВСЕ ЕЩЕ НЕТ.

Мальчик смотрел на тускло мерцающий красный огонек - бомба, пульт управления бомбой. Значит, вот подо что оно маскируется - мальчик впервые увидел его наяву, - спящее Чудовище. Оно совсем не такое, как в этом бесконечно повторяющемся сне, но когда оно проснется и его язык будет называться ОГОНЬ...

Нить... Где в этих убывающих цифрах может быть нить? Они должны знать код отключения бомбы, всего лишь четыре цифры, но где здесь может быть нить?

КОДА ВСЕ НЕТ...

Он его нашел, человека с серо-голубыми глазами. И впервые с того момента, как папы... как папы не стало, мальчик почувствовал, что он больше не один на один с Чудовищем. Нет, конечно, это было не так, как с папой: тогда между ним и Чудовищем стояла прочная стена. Настолько прочная, что мальчик даже не знал, что там, за ней, не было причин думать на эту тему и задаваться подобными вопросами, и совершенно не важно, что за стеной находился вход в Лабиринт, потому что этой самой прочной на свете стеной был папа. Но в один из дней стену разрушили.

Нить, знающая выход из Лабиринта, - это все, что ему осталось. Не совсем так, потому что теперь мальчик стал несколько богаче.

Чудовище... Оно выбралось из его снов, и мир действительно оказался темным запутанным Лабиринтом. Ты не замечаешь, как входишь в него, ведь тогда, в день рождения, в чудесном магазине игрушек мальчик тоже ничего не замечал, а именно тогда он завел свою семью в Лабиринт, и лишь только тоненькая нить должна быть у тебя в руках, нить для того, чтобы вернуться.

Чудовище выбралось из его снов, и сейчас для него и еще трехсот пассажиров большого бело-серебристого лайнера оно решило называться БОМБОЙ. Оно растворилось, растеклось по стенам этого самолета, оно хочет, чтобы его не узнали, но его выдает запах и выдаст тень, косматая тень, неразличимая в темном и пропитавшемся зловонием логове Чудовища, но здесь, когда рядом с ними движется огромный круг Солнца...

Чудовище проснется молниеносно, и язык его будет называться ОГОНЬ почему папа говорил, что когда-то в сердце Лабиринта жил поэт, но времена сменились, и поэт превратился в Чудовище?
– но пока оно спит, и лучше его не тревожить, и лучше... Мальчик вдруг снова подумал о ружье, двухствольном детском ружье с разноцветными шариками (как же зеркальны сны - Чудовище здесь, в реальности, становится бомбой, однако смешное детское ружье там превращается в настоящее оружие), папа выстрелил из него и убил почти настигшее мальчика Чудовище. Папа выстрелил и... Конечно, ведь это очень важно, мальчик видел во сне два ствола, две черные бездны, они блеснули тусклым холодным огнем, а потом папа выстрелил, но перед этим он показал ему ружье, и мальчик должен был что-то заметить, что-то очень важное...

Мальчик снова посмотрел на пульт управления бомбой - цифры продолжали бежать: нить... может быть, это нить времени? Нет, все не так... Потом мальчик поднял глаза - Игнат улыбнулся ему:

– Ну что, парень, что-то нашел? Это здесь?

Мальчик покачал головой, снова уставился на цифры, начал вдруг грызть ноготь на безымянном пальце левой руки - Стилет подумал, что так он запросто отгрызет себе полпальца:

– Слышишь, парень, прекрати... Прекрати, краснокожий...

Мальчик снова покачал головой и, глядя на убывающие цифры, произнес:

– Нет, не здесь.
– Потом какая-то искорка мелькнула в его глазах.
– Это находится в другом месте.

Четверг, 29 февраля

16 час. 13 мин. (до взрыва 00 часов 47 минут)

Дед остановился перед большой, покрытой узорчатыми панелями полированного дуба дверью: вот так вот, еще одна секунда - и все в жизни может перемениться, вся прошлая жизнь может стать другой, а тебе не останется ничего... Так стоит ли? Долг? Бесспорно. Но это последнее, что остается человеку, когда мир внутри и вокруг него начинает рушиться. Дед становится сентиментальным? Стареет? Сейчас он сделает этот шаг через дверь, и все изменится, и уже никогда ничего не вернется.

– Анатолий Иванович ждет вас, товарищ генерал...

Дед вздрогнул, но быстро взял себя в руки, коснулся массивной золоченой ручки, потянул ее вниз - они ошиблись, но еще можно все исправить. Наверное, можно все исправить... Обычно Толя выходит к нему с широко распростертыми объятиями, а сейчас лишь свинцовая тишина за этой огромной полированной дверью. Шаг, из которого станет все ясно...

Потом Дед посмотрел на свои командирские часы, вспомнил, как Стилет с Максом часто шутили:

– Эх, Павел Александрович, у всех ваших давно золотые "Ролексы"... А вы, как мы, - вечные лейтенанты...

Дед грустно улыбнулся, и хоть главная мысль, пришедшая в голову, была: "Осталось лишь сорок шесть минут. Все, медлить больше нельзя, мне нужны коды", но где-то подспудно возникала и еще одна: "Они были лучшими - Стилет и Макс. Даже не так: МОИМИ лучшими. Как старшие сыновья..."

Все. Дед вдруг подумал, что и Толя Панкратов всегда был смелым человеком, предпочитающим разговор с открытым забралом...

– Кто там еще находится?
– тихо спросил Дед.

– Несколько человек, товарищ генерал.

– "Ретивая молодежь"?

– Товарищ генерал?..

– Ладно тебе, ладно... Мне известны некоторые ваши секреты. Так сказать, стариковские причуды: я тоже когда-то своим ребятам давал имена... Ладно. Я прав? "Ретивая молодежь"?

– Так точно.

– Майор Максимов, Виктор Максимов?..

– Так точно. Тоже там, товарищ генерал.

– Хорошо, - кивнул Дед.

Ну, вот и все, ребята, сейчас мы пожелаем друг другу "здравия"... и вытащим зайца из капусты. Только... этот заяц оказался слишком дорогим. И пугало, стерегущее капусту, вряд ли когда-нибудь сможет за него расплатиться. Дед вошел в просторный - и, пожалуй, лишь только привычка не позволяла назвать его громадным - кабинет с шестиметровым столом на кривых темных ножках. Генерал Панкратов был там один. Он как-то светло и (может быть, это Деду только показалось) чуть печально улыбнулся:

– Привет тебе, Паша. Рад видеть, дорогой.

– Здравствуй, Толя.
– Дед тоже улыбнулся, но что-то странное было в его взгляде, генерал Панкратов уже видел такой взгляд, но только не мог вспомнить когда.
– Где "молодежь"? Где "ретивые"?

Генерал Панкратов понимающе кивнул:

– Я попросил их выйти, Паша.
– Он указал рукой на другую дверь. Проходи... Там не слышно.

– Так...
– Дед вдруг быстро, понизив голос, проговорил: - Что же ты делаешь, Толя? Ты с ума сошел?

– Что?.. Я... Эта видеокассета...

Их глаза встретились, мгновение, в течение которого они смотрели друг на друга, показалось бесконечно растянутым, мучительным. Два боевых товарища... И генералу Панкратову стало все ясно. Дед вдруг увидел, что он сразу ссутулился и стал как-то старее, все его волосы, все до одного, были седыми, белыми как снег. Но только обычно речь шла об импозантной седине, а сейчас перед Дедом стоял неожиданно состарившийся человек.

– Выкладывай, что у тебя есть, Паша.
– Голос прозвучал устало, надтреснуто.