Стилист

– И вообще, – подхватил Коротков, – лишние надежды – лишние разочарования. Баба Света у нас женщина замужняя и к тому же бабушка. А ну как у нее завтра внучок заболеет, так она и на работу не придет, до понедельника отложит. Так что лучше приготовься к худшему.

– Да ну вас, – рассмеялась Настя. – Накаркаете.

Они вышли на улицу одновременно с Касьяновой, которая появилась из другого крыла огромного здания ГУВД на Петровке. Зять Светланы Михайловны выскочил из машины и распахнул дверцу перед необъятной, грозного вида тещей, которая по случаю проводившегося сегодня строевого смотра была в милицейской форме и при полном параде. Заметив взгляд, которым Настя проводила удаляющуюся машину, Коротков усмехнулся:

– Не страдай, я тебя отвезу. Все равно Лялька скандалить будет, когда приеду, так уж лучше оттянуть приятные мгновения. Может, она уснет раньше, чем я явлюсь.

«Жигуленок» у Короткова был стареньким и годился разве что на металлолом, но Юра ездил на нем, выжимая из дряхлого автомобиля последние жизненные соки, потому что финансовых перспектив на приобретение новой машины не было никаких. Когда-то эти «Жигули» были куплены на деньги тещи, которая собиралась помочь дочери и зятю с кооперативной квартирой. Когда внезапно появилась возможность встать в очередь на улучшение жилья, было решено в кооператив не вступать, а вместо этого купить машину. Было это давно, тогда еще не было маленького сына, теща была энергичной и полной сил женщиной с легким и уживчивым характером, и Юре казалось, что они прекрасно поживут еще какое-то время в двухкомнатной квартире, не стесняя друг друга. Потом родился сын, а через очень непродолжительное время тещу парализовало. Очередь же на жилье, в которой Коротков стоял под номером 586, двигалась сначала медленно, а потом и вовсе остановилась. Теперь он ездил на вконец раздолбанной умирающей машине, ютился в одной комнате с женой и подросшим сыном, потому что в другой комнате лежала больная Лялькина мать, и ежедневно объяснялся с супругой по поводу того, почему он не бросает службу в нищей милиции и не уходит в частный сектор, где, по ее мнению, «платят бешеные бабки».

Все сослуживцы Короткова об этом знали, и потому никого не удивляли его любовь к работе в выходные дни и нежелание по вечерам возвращаться домой.

* * *

После того что произошло во вторник, Соловьев начал чувствовать, что душа его странным образом как бы раздваивается. Марина приезжала каждый вечер, и Андрей при этом проявлял поистине чудеса деликатности, изображая гостеприимного домоправителя, который всегда точно знает, когда приходит пора тактично удалиться под благовидным предлогом, оставив хозяина наедине с гостьей. Но чем больше Соловьев погружался в нескрываемую влюбленность молодой женщины, чем искуснее и изобретательнее ласкал ее, тем чаще он думал об Анастасии.

Почему она не звонит? Почему не приезжает? Потеряла к нему всякий интерес? Неужели она действительно появлялась здесь только для того, чтобы убедиться в своем равнодушии к нему?

Он скучал по ней, и чем дальше – тем сильнее. Марина была прелестна, она согревала его своими пылкими чувствами и жаркими ласками, а Соловьев вспоминал сдержанную, холодноватую, чуть циничную Анастасию, которая никак не реагировала на его поцелуи. И с тоской понимал: он хотел бы, чтобы это она, а не Марина приезжала к нему каждый вечер. Чтобы она, а не Марина обнимала его. Чтобы она, непостижимая, непонятная, ускользающая, когда-то больно обиженная им Анастасия, а не кареглазая влюбленная Марина сидела с ним долгими вечерами в гостиной, ведя неспешный интересный для обоих разговор. С Мариной разговаривать было не о чем, она ничего не понимала ни в культуре Востока, ни в литературе, ни в искусстве перевода, а с Настей он мог говорить об этом часами.

Несколько раз он звонил ей, но к телефону все время подходил мужчина, вероятно, ее заслуженный муж-профессор, и вежливым, доброжелательным тоном сообщал, что Анастасии Павловны нет дома. Спрашивать ее служебный телефон Соловьев не осмеливался, ибо понимал: раз Настя сама не оставила ему номер, значит, его звонки к ней на работу нежелательны. Мало ли какие порядки на этой фирме? Может быть, там работают знакомые ее мужа, а все звонки, в том числе и личные, прослушиваются через коммутатор и фиксируются. Но почему же она сама не звонит?

В пятницу неожиданно заглянул сосед Женя Якимов.

– Владимир Александрович, а куда же ваша знакомая пропала? – спросил он. – Она просила меня узнать, не хочет ли кто-нибудь застраховать дом. Мы договорились, что как только наберется несколько желающих, приедут представители ее фирмы. Я для нее все узнал, а она не звонит.

– А вы позвоните ей, – посоветовал Соловьев.

– Но… Она свой телефон не оставила, – растерялся Женя. – Я так понял, что она собиралась сама мне позвонить, даже номер записала.

– Я дам вам ее домашний телефон. Звоните, не стесняйтесь. Может быть, она думает, что вы еще не успели ни с кем поговорить. Позвоните прямо сейчас, отсюда. Заодно и я с ней поговорю.

Но Анастасии снова не было дома. Женя попросил ее мужа передать, что он звонил, и на всякий случай оставил свой телефон – вдруг она потеряла бумажку с записанным номером. После его ухода Соловьев вдруг почувствовал, что у него дрожат руки, как у влюбленного юнца, который при помощи разных дурацких ухищрений пытается дозвониться до избегающей его девушки.

– Это какая Анастасия? – ревниво спросила Марина, когда за Якимовым закрылась дверь. – Та, что была здесь, когда я в первый раз приезжала?

– Да, та самая, – сухо ответил Владимир Александрович.

Он вовсе не намеревался обсуждать Анастасию с Мариной, но та проявила довольно настойчивый интерес.

– Ты давно ее знаешь?

– Давно. Я был аспирантом у ее матери.

– И у вас был роман?

– Марина, ну какое это имеет значение?

– Имеет. Был?

– Ну был. Но с тех пор прошло много лет.

– А зачем она сейчас приезжает к тебе?

– По старой дружбе. Ты что, ревнуешь?

– Конечно.

Она сказала это так просто и искренне, что Соловьев уже не мог на нее сердиться. С высоты прожитых лет и пережитых трагедий Марина казалась ему совсем юной и очень наивной и трогательной. Тем более она такая маленькая, хрупкая, миниатюрная…

Но перед глазами упорно вставал образ совсем другой женщины. И Соловьев ничего не мог с этим поделать, как ни старался.

* * *

Это была одна из идей Вадима – запустить серию книг российских авторов на темы, так или иначе связанные с Востоком. И делать это нужно было не сразу, а только после того, как «Шерхан» раскрутится и прочно завоюет доверие читателей. По сложившейся традиции зарубежные авторы ценились больше отечественных, их книги охотнее покупали. Во времена жесточайшей цензуры на книжные прилавки практически не попадали произведения с политической подоплекой и прозрачными аллюзиями, а также такие, где описывались бы механизмы совершения преступлений и специфические детали их раскрытия. Все это, но тоже в очень ограниченных пределах, можно было прочесть только у зарубежных авторов, но беда в том, что издавать «свежак» было трудно. Страна присоединилась к конвенции о защите авторских прав только в 1973 году, и произведения, написанные до 1973 года, в СССР переводили и издавали без согласия авторов и без выплаты им гонораров. А вот за то, что было написано позже, нужно было платить, да не жалкие копейки, а доллары, причем много. Гонорар автора прямо зависит от доходов издательства, а доходы эти, в свою очередь, – от цен на книжную продукцию. В Англии, например, книжечка карманного формата «покет-бук» в мягкой обложке стоит 5 фунтов, что по российским меркам означает примерно 40 000 рублей. Ну купит ли у нас кто-нибудь такую книжечку да за такие деньги? Нет, конечно. На российских прилавках «покет-бук» стоит 5–7 тысяч. Соответственно и доходы издателя неизмеримо меньше, и гонорар автора – тоже. А ведь зарубежного автора совершенно не волнуют наши цены, и он не захочет отдавать российскому издателю свой новый роман фактически даром только лишь потому, что в России, видите ли, книги дешевые. Плевать он хотел на наши порядки. И он требует такой гонорар, который равен всему доходу от издания его книги у нас. Поэтому издавать не устаревшие, до 1973 года написанные, а новые произведения может себе позволить только вставшее на ноги богатое издательство. Однако встать на ноги и разбогатеть без этих самых зарубежных детективов, фантастики и триллеров не так-то просто. Для того чтобы раскрутиться на отечественных авторах, которые до последнего времени большой популярностью не пользовались, нужны были особые приемы.

Кирилл Есипов в свое время пошел по другому пути, начав с издания книг зарубежных писателей. Зато сегодня, когда народ «накушался» Чейзом, Роббинсом, Гарднером и Спиллейном и стал с удовольствием читать российских романистов, пришло время вспахивать и это поле. Во всяком случае, так считал Вадим. И значит, так должен был считать и генеральный директор издательства «Шерхан».

Ставя задачу перед Оксаной, Вадим объяснял:

– Есть вещи, связанные с восточной культурой и цивилизацией в нашей российской жизни. Самый простой пример – восточные единоборства. И вокруг этого можно навертеть что-нибудь остросюжетное о нравах в среде спортсменов или об использовании специальных приемов при совершении преступлений. Нужно обязательно давать много профессиональной специфики, например, методики тренировок, особенности образа жизни и так далее. Читателю будет интересно, он же в основной своей массе этого не знает. Другой пример – религиозные секты, пришедшие с Востока. Тоже можно хороший остросюжетный роман сделать. Японские предприниматели в России: с одной стороны, их психология, с другой – наш криминальный бизнес. А китайцы и вьетнамцы, которыми наши рынки забиты! Их жизнь в России показать, детектив какой-нибудь в их среде развернуть – конфетка может получиться. Весь вопрос в том, кто это сможет написать. Судя по всему – никто.