Стилист

Игорь Лесников славился своей серьезностью, хотя чувством юмора обделен не был, совсем наоборот. Просто улыбался он редко. Поэтому в ответ произнес всего несколько слов:

– Ну и хорошо, что я тебе угодил. Я пошел, счастливо.

Что ж, истинный преступник постарался обеспечить привязку Черкасова к пропадающим юношам. Но пока только к живым. Кроме этого, он должен был «привязать» его и к трупам. И сделать это он мог самым простым способом. Ничего проще и эффективнее криминальная мысль человечества пока не придумала.

* * *

На этот раз к Черкасову Коротков приехал вместе с Настей. Сцену они застали самую непринужденную. Михаил Ефимович, облаченный в фартук поверх плавок и майки (по случаю жары), старательно драил раковину на кухне, а двое охранников с упоением смотрели по видаку американский фильм с Чаком Норрисом. Увидев Настю, Черкасов смутился и ринулся надевать брюки. Через минуту он вернулся одетый и причесанный и только тут посмотрел на гостью более внимательно.

– Мы никогда раньше не встречались? – спросил он, с любопытством разглядывая ее. – Вы беседовали со мной на Петровке, это я помню. Но мне еще тогда показалось, что я вас где-то видел до этого.

– Мы действительно встречались, – улыбнулась Настя. – Незадолго до того, как вас задержали. Прямо возле вашего дома.

– Ах да! – вспомнил Михаил. – Конечно. Злая такая девушка, от моей помощи отказалась. Значит, вы тоже в милиции работаете? Надо же.

Она решила не рассказывать ему об их первой встрече почти двадцать лет назад. Скорее всего, Михаил тогда вообще не заметил ее, лицо у Насти было неяркое и запоминалось с трудом.

– Михаил Ефимович, нам сейчас придется поехать вместе с вами к вам домой.

– Меня отпускают? – обрадовался он. – Вы все выяснили наконец? Слава богу!

– Нет, к сожалению, мы пока ничего существенного не выяснили. Но домой к вам поехать все-таки надо.

– Зачем? Что мы там будем делать?

– Вы внимательно посмотрите, не пропало ли у вас что-нибудь.

– Пропало? – изумился Михаил. – Вы хотите сказать, что, пока я тут сижу, мою квартиру обокрали? Я так и знал, так и знал, что добром эта ваша затея не кончится!

Он побледнел и, казалось, готов был расплакаться.

– Успокойтесь, Михаил Ефимович, ваша квартира в порядке. Но у нас есть основания думать, что несколько месяцев назад кто-то в ваше отсутствие вас навестил. И, вполне возможно, прихватил с собой что-нибудь.

– Я ничего не понимаю, – растерянно пробормотал Черкасов. – Но если нужно, поедем, конечно, какой разговор!

– Мы тоже пока мало что понимаем, – успокоил его Коротков.

Впрочем, утешением это послужило слабым. Всю дорогу Черкасов ерзал на сиденье машины и хрустел пальцами. Пожалуй, Дорошевич не преувеличивал, мысль о чужом человеке в собственной квартире вызывала у Михаила ужас, близкий к брезгливому отвращению. Настя представила себе, что будет с Черкасовым, когда он увидит свое жилище, и содрогнулась. После задержания квартиру дважды обыскивали и осматривали, и сохранение в ней чистоты и порядка представлялось более чем сомнительным.

В целом опасения ее подтвердились, хотя Черкасов держал себя в руках намного лучше, чем ожидалось. Он старался не смотреть на грязные следы на полу в прихожей, сразу же снял ботинки и прошел в комнату.

– Что именно я должен искать? – деловито спросил он.

– Небольшую вещь, принадлежность которой лично вам не вызывает сомнений. Такую вещь, которой вы редко пользуетесь и могли не заметить ее пропажу, – объяснила Настя. – В первую очередь я прошу вас обратить внимание на вещи с дарственными гравировками или на парные предметы, например, запонки. Или сувениры, состоящие из двух-трех частей. Вот в таком роде.

– Если бы вы объяснили мне по-человечески, зачем это нужно, – сердито откликнулся Черкасов, – мне было бы легче искать. А так я и не соображу с ходу, что вам надо.

Настя вздохнула. Она очень устала и хотела присесть, но боялась вызвать раздражение хозяина. Диван и мягкие кресла в комнате были обиты бежевым велюром, а ее джинсы и черная куртка так далеки от стерильности… Нельзя Черкасова злить. Эмоционально взвинченный человек никогда ничего не найдет, даже если это лежит у него под носом. Он быстро окинет взглядом свои вещи и скажет, что ничего не пропало, только бы эта настырная девица в грязных джинсах поскорее встала с велюрового шедевра.

– Понимаете, Михаил Ефимович, я подозреваю, что кто-то взял принадлежащую вам вещь и подбросил рядом с трупом. Я не знаю, чей это труп, поэтому я должна знать по крайней мере, какая это вещь. Разумеется, это не пальто и не том энциклопедии. Я думаю, что это совсем небольшая вещица, но она красноречиво указывает именно на вас.

У Черкасова будто ноги подогнулись. Он покачнулся и сел в кресло, возле которого стоял.

– Вы хотите сказать… Но я же никого не убивал. Я не терял возле трупа своих вещей. Я ведь объяснял… Я говорил вам… Господи, неужели вы не верите мне только потому, что я не такой, как все вы?

Голос его дрожал, и в нем было столько отчаяния, что Насте и Короткову стало неловко.

– Вы не поняли, Михаил Ефимович. Я не говорю, что вы убивали и потеряли на месте преступления свою вещь. Я говорю о том, что кто-то хочет свалить вину на вас. И для этого он украл что-то у вас и подбросил рядом с трупом.

– Я вам не верю, – тихо сказал Черкасов. – Зачем кому-то сваливать на меня вину за убийства? У меня нет врагов. Некому желать мне зла. Вы все это придумали, вы меня специально обманываете, потому что считаете меня убийцей.

И в этот момент Настя окончательно ему поверила. Поверила, потому что он не уцепился за подсказанную ему идею о чьем-то злом умысле.

– Хорошо, пусть вы мне не верите, – спокойно ответила она. – Зато я вам верю. Верю, понимаете? Верю, что вы никого не убивали. Поэтому и прошу вас поискать то, о чем мы говорим.

Черкасов молча поднялся с кресла и принялся за поиски. Присесть он им так и не предложил. Настя продолжала стоять, чувствуя, как ноют ноги и начинает побаливать спина. Коротков долго не мучился, присел на корточки и оперся спиной о стену. Настя не умела отдыхать в таком положении и искренне позавидовала Юре, который сидел с закрытыми глазами и чуть ли не дремал.

Время шло, в комнате царило молчание. Наконец Черкасов обернулся к Насте, держа в руках маленькую прямоугольную коробочку. Лицо его было изумленным и одновременно встревоженным.

– Вот, – произнес он. – Но я не понимаю, как это могло получиться.

– Что это? – встрепенулся Коротков, поднимаясь.

– Булавка для галстука. На ней была подвеска, маленькая подкова на цепочке. А теперь ее нет.

Черкасов протянул коробочку Юре. Позолоченная булавка и сиротливо болтающаяся часть оборванной цепочки.