Стиратель

Тело мое, родное — и шрам на большом пальце, и обе пломбы в зубах на месте. А вот одежда чужая, но разношенная, причем такое ощущение, что разношена она именно мной. Сапоги и куртка кожаные, рубашка и штаны из грубого светло-серого холста. Швы аккуратные, но по стежкам видно, что одежду шили вручную. Рубаха порвана и потом заштопана в паре мест. Добротные шмотки, хотя не новые и не броские.

Выхожу набрать воды из ручья и замечаю в кустах движение. Похоже, это обезьянка… не слишком проворная почему-то. Пожалуй, это хороший повод проверить, как работают здесь мои способности. Что-то мне подсказывает, что едва ли я тут скоро разыщу рентген, томограф или антибиотики, так что вся надежда теперь на Тень.

Выношу из дома горстку гороха, рассыпаю на берегу ручья. Пару минут спустя обезьянка выбирается из зарослей и начинает жадно поедать угощение. Осторожно тяну к ней руку — она не отшатывается. Касаюсь ее спины и погружаюсь в Тень.

Тень здесь ярче и четче. Весь организм обезьянки становится открыт мне. Первым делом усыпляю своего пациента — не хотелось бы получить укус в качестве платы за лечение. Потом исследую проблему. У зверька — это совсем молодой самец, детеныш еще — повреждена левая верхняя лапка, и рана нагнаивается. То-то мне сразу показалось, что какой-то он вялый для дикого животного. Что же, дружок, попробую тебе помочь. Если не получится — не обессудь. Впрочем, вряд ли ты тут встретишь другого доктора…

Чтобы вскрыть гнойник, придется поработать руками, по старинке — магия тут не помощник. Преодолевая опасения, выныриваю в реальность — сейчас без всяких проблем. Даже не верится, что в прошлый раз у меня возникли трудности на этом моменте, Тень просто так взяла и не отпустила… Достаю ножик, вскрываю ранку, удаляю гной, промываю водой из ручья. Средств дезинфекции здесь нет, так что снова ныряю в Тень. Устраняю воспаление, запускаю регенерацию тканей. А вот от обезболивания воздерживаюсь — глупое животное может начать двигаться слишком активно, и все мои труды пойдут насмарку. Возвращаюсь в реальность и дожидаюсь, когда зверек проснется, принюхается, повертит головой, ухватит лапками оставшиеся горошины и нырнет в кусты.

Работать с животным оказалось на удивление легко — то ли потому, что ответственность меньше, чем с человеком, то ли способности мои в этом мире стали сильнее. Главное — я могу лечить здесь, и лучше, чем прежде! Жаль, в прошлой жизни мне не пришло в голову потренироваться на животных…

Ловлю лицом последние лучи заходящего солнца и чувствую, как восстанавливаются силы. Хм, а я ведь и в своем мире полюбил выходить минут на пять на солнышко среди рабочего дня, но считал это скорее психологической разгрузкой. Похоже, это имеет больше значения, чем мне тогда казалось.

Темнеет. Ничего похожего на лампу или хотя бы свечу в хижине не нашлось, остаётся только лечь спать или развлечься собственными мыслями. Пытаюсь систематизировать все, что удалось понять о дивном новом мире. Примитивные технологии. Металл, видимо, дорог — из металлического удалось обнаружить только дверные петли, четыре медные монетки в кармане да еще небольшой ножик, все прочее сделано из дерева, камня или глины. Негусто информации… Разумеется, в моем лесном домике нет ничего вроде книг или справочников. Впрочем, один источник знаний о Танаиде у меня есть! Это его язык.

Понемногу, чтобы не вызвать приступ мигрени, начинаю мысленно пытаться переводить с русского на местный разные вещи. Как и следовало ожидать, на этом языке невозможно сказать «позвонить по телефону», «вызвать такси» или «сделать флюорографию». Нет понятий — нет и слов. Зато здесь в избытке водятся хозяйственные термины, которые встроенный переводчик честно переводил на русский, но понять, что имеется в виду, это не помогало. Вот что такое бурак, горшевик или ватольница? Ладно, по ходу дела разберемся — война план покажет.

От быта перехожу к более высоким понятиям. С изумлением обнаруживаю, что в языке Танаида нет слов бог или боги. Вообще ничего, относящегося к религии. Зато есть понятие Высшие — знать, аристократы. Именно так, с большой буквы; остальные люди скопом зовутся низшими — с маленькой буквы. Одновременно с устной речью в меня подгрузилась и письменность. Высших множество видов и уровней; встроенный переводчик, подвиснув на пару секунд, определил их для меня как графов, герцогов и баронов, хотя здесь, конечно, употреблялись другие слова. Понятие право относится исключительно к Высшим, для низших существуют только дозволение или милость. Понятие «Право низших» имеет столько же смысла, как выражение «теплый снег».

На язык Танаида невозможно оказалось перевести слова свобода, равенство и братство; самое близкое к ним по смыслу — «выходной день, выравнивание забора, родственные связи». Да уж, не отличается он добротой, этот дивный новый мир… и как, скажите на милость, предполагалось, что я смогу исправить его?

Наутро я чувствую себя лучше, новый язык окончательно инсталлируется в мою голову и реальность больше не подвисает. Кое-как ополаскиваюсь водой из ведра, доедаю холодную вчерашнюю кашу и даже слегка прибираюсь — не хочется оставлять после себя свинарник. Жаль, съеденный горох возместить нечем. Нарубил бы дров взамен сожженных вчера, но топора найти не удалось. Чуть поколебавшись, прихватываю с собой ножик — неловко грабить добрых хозяев хижины, но ничего более похожего на оружие у меня нет, а Танаид не обещает быть спокойным и безопасным местом.

За дверью меня поджидает делегация: родственники вчерашнего пациента, куда более крупные. Их десятка два, и явились они явно не затем, чтобы поблагодарить меня за спасение детеныша. Матерый, ростом с невысокого человека черный самец шагает ко мне и скалит огромные желтые клыки, за ним следуют его сородичи. Нафиг-нафиг! Поспешно отступаю в хижину и захлопываю дверь.

Да уж, ситуация… Можно, конечно, сделать из ножа и ножки стола что-то вроде копья и попытаться прорваться с боем. Но вряд ли удастся избежать укусов, а на обезьяньих клыках может оказаться любая дрянь, вплоть до бешенства, которое гарантированно убьет меня в течение месяца — едва ли я достану здесь вакцину. Хватит ли у меня силенок излечить себя от смертельной болезни? Можно, конечно, проверить опытным путем, но оно мне надо? Лучше дождаться, пока наглые твари уберутся восвояси.

Проходит час, другой, третий — обезьянье войско и не думает снимать осаду. Хорошо, окна слишком маленькие, внутрь им не пролезть; но и я не могу выйти, вот в чем проблема. Вода в ведре еще осталась, а вот жрать решительно нечего. «Статус — окружен обезьянами». Вообще-то и на работе нередко так себя чувствовал, стоило ради этого попадать в новый мир…

Ждать, похоже, нечего — непрошенные гости сами не уйдут. Жаль ломать добротную мебель, да еще чужую, но другого выхода нет. Переворачиваю стол и начинаю выбирать, какая ножка покрепче. Тут снаружи доносится обезьяний визг. Кидаюсь к окну и вижу, как стаю приматов рассекает… молния? Что-то стремительное и безжалостное, оно двигается так быстро, что и не разглядеть. Две… нет, уже три обезьяны валяются со вспоротыми брюхами. Одни с визгом бросаются прочь, другие бестолково мечутся, мешая друг другу. Молния на секунду замирает, и я успеваю рассмотреть большую грациозную кошку — наверно, крупная рысь… нет, все-таки скорее леопард серого с отливом в рыжину окраса. Судя по эффективности действий, мощнее леопарда, долго с дичью не возится, режет обезьян, как волк беззащитных овец.

Проходит всего несколько секунд, и вот уже поляна почти свободна от обезьян, живых и целых, по крайней мере. И только черный вожак покидать поле битвы не намерен. Он рычит, обнажая желтые клыки, и бьет себя кулаками в широкую грудь — как же он в этот момент неприятно похож на человека. Потом с места прыгает на леопарда и накрывает его своей тушей.

Враги сцепляются и катятся по земле. Сверху оказывается то серое, то черное. Обезьяна чуть массивнее, кошка быстрее и, наверно, все-таки сильнее. Вот примату удается перевернуть леопарда брюхом кверху. Мощные клыки тянутся к горлу… похоже, конец котенку. В последний момент леопард выворачивается из-под накрывшей его туши, прыгает сверху и одним ударом лапы вспарывает обезьяне шею. Затем горделиво распрямляется, торжествующе воет… и заваливается на бок. Кровь из распоротого брюха брызжет на траву.