Стисни зубы и умри

– У тебя шрам на спине. Можно посмотреть?

Я просто повернулась, чтобы он мог его увидеть.

– Как ты его получила?
– поинтересовался он, и кончики его пальцев уже касались шрама, деликатно прослеживая его линию.

– Сломанным деревянным колом, - ответила я.

– Ты упала на него?

– Нет, человек, находящийся под властью вампира, попытался заколоть меня.

– У меня тоже есть один, и он гораздо больше.

– Да?
– поощрила его я.

Он повернулся так, чтобы я могла видеть его спину, и у него действительно оказался шрам, намного длиннее, хотя мой был шире. Мужчины всегда больше впечатляются длиной, чем шириной. Поскольку он, казалось, ожидал этого, я провела по шраму кончиками пальцев. Это была белая тонкая кривая линия справа от позвоночника.

– А ты как получил свой?
– поинтересовалась я.

Он обернулся:

– Мой кузен Торн порезал меня на тренировке.

– Вы на тренировке пользуетесь настоящими серебряными клинками?
– удивилась я.

– Если не использовать серебро, тогда не узнаешь свою реакцию на раны. Боль - всего лишь теория, пока тебя не ранят по-настоящему. Нужно знать, как отреагируешь на самом деле.

Я задумчиво посмотрела ему в лицо, пытаясь увидеть то, что скрывалось за этой красотой и страстным желанием.

Мика пояснил:

– Торн - один из вертигров, которых мы не взяли на встречу с тобой.

Я посмотрела на него:

– А что не так с этим кузеном Торном?

– Он пытался показать характер и обращаться со мной, как с коротышкой.

– Да, такие вещи не украшают его в моих глазах.

– Я сказал Джейку, что Торн может остаться, только если не будет создавать проблем. Если он начнет доставлять неприятности, тогда он уже не наша проблема, и ему придется уехать, - произнес Мика.

Мефистофель коснулся бугорков шрама на моей левой руке:

– Это сделал оборотень?

– Вампир, и шрам на ключице - тоже он.

Мефистофель провел по нему кончиками пальцев, потом коснулся моего плеча и блестящего плоского шрама на нем.

– Пуля, - пояснила я.

– Серебряная?

– Это было до того, как я стала человеком-слугой Жан-Клода, поэтому - нет.

Он коснулся крестовидного шрама от ожога со следами когтей, которые немного искривили его линии:

– А это?

– Ренфилд одного вампира решил, что было бы забавным заклеймить меня.

Он проследил следы когтей кончиками пальцев.

– Это - оборотень.

– Ведьма-оборотень, не ликантроп.

– Ты говоришь о ведьме, которая использовала для обращения магический пояс из шкуры одного из наших?

– Да, - сказала я.

– И что стало с этой ведьмой?

– Умерла, - ответила я.

– Так они действительно все мертвы, все те, кто причинил тебе боль?

– Да, - произнесла я.

Он посмотрел на Ашера.

– Джейк рассказал нам, что с вами сделала церковь. Можно мне посмотреть?

Ашер подошел совершенно бесшумно, так тихо, как мог научиться двигаться лишь проживший столетия. Он убрал волосы в сторону, открывая свои шрамы на лице.

Мефистофель подполз к нему на коленях и без спроса коснулся лица Ашера, и, как и у меня, проследил его шрамы кончиками пальцев. Я знала, насколько деликатным было это прикосновение, как случайное касание крыльев бабочки. Ашер никак не реагировал, пока его трогал другой мужчина.

– Мой кузен Мартино стал бы сильно завидовать.

Ашер посмотрел на меня. Я спросила:

– Завидовать чему?

– Мартино думает, что он - самый красивый мужчина на свете, но он Ашеру и в подметки не годится. Или Жан-Клоду, если на то пошло, но все равно ты - самый красивый мужчина, которого я когда-либо видел.

Ашер отодвинулся от него, позволив волосам прикрыть его лицо.

– Ты только что касался моих шрамов; ты знаешь, что это - неправда.

– Изуродована всего лишь небольшая часть твоего лица, - он потянулся, чтобы коснуться шрамов снова. Ашер повернул свою голову так, чтобы Мефистофель не смог до них дотронуться. Но тот был настойчивым мальчиком, и его большой палец скользнул по нижней губе Ашера.

Ашер отдернулся:

– Зачем ты это сделал?

– Потому что захотел, - ответил он так, словно в этом был какой-то особенный смысл, и предполагаю, что действительно был.

– Я некрасив, - произнес Ашер и начал расстегивать свою рубашку. Он расстегнул плотную белую ткань и распахнул ее так широко, чтобы выставить напоказ и гладкие мускулы, и глубокие ручейки шрамов, словно приглашая сравнить, как все выглядело "до" и "после".

– Ничего себе, наверное, было больно, - заметил Мефистофель.

– Ты понятия не имеешь, насколько, - отозвался Ашер.

Мефистофель протянул руку, чтобы потрогать. Ашер начал пятиться, и тут Натаниэль не выдержал:

– Ты же хочешь, чтобы он тебя коснулся, разве не так?

Ашер кинул на него не очень дружелюбный взгляд, но позволил вертигру провести его деликатными пальцами по шрамам и затем по нетронутой стороне. Он водил руками вверх и вниз по обеим сторонам тела Ашера, исследуя различия в структуре.

– Как далеко вниз идут шрамы?

– Ты пытаешься вытащить меня из моей одежды?
– поинтересовался Ашер.

Мефистофель удивился и спросил:

– Разве это не то, что мы все собираемся сделать? В смысле, раздеться...

– Да, - согласился Натаниэль и посмотрел на Ашера. Его взгляд ясно говорил: "Не порть все только потому, что ты такая заноза в заднице".

– Так я могу посмотреть?
– уточнил Мефистофель.

Ашер посмотрел на меня. Не знаю зачем, так как я сама была в полной растерянности. И в тот же момент Мика спросил:

– Разве ты не хочешь этого?

Ашер опять оглянулся на меня, и я, наконец, поняла его мольбу. Я подползла к нему так, чтобы я была с одной стороны, а Мефистофель с другой, и спросила:

– Хочешь, я тебе помогу немного?

Ашер кивнул. Я поняла, что он нервничает. Мужчина, к которому его влекло, пытался заставить его раздеться и назвал его самым красивым человеком, которого он когда-либо видел. Полагаю, Ашер думал, что это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и это пугало его. Я не могла винить его за это. Я провела несколько лет, наблюдая за тем, как он подбивал клинья к парням, которым не настолько нравились мужчины, насколько ему, и как он едва ли не с презрением относился к тем, кому нравился сам. Это был хороший рецепт, чтобы быть несчастным всю оставшуюся жизнь.