Стисни зубы и умри

У одного из них были спадающие на уши, вьющиеся золотые волосы, длинноватые, по моим стандартам, но не слишком. То же самое и у другого, хотя его длинные волосы были прямыми, и только слегка волнистыми, словно будь они длиннее, то завивались бы на концах. У них обоих были мужественные лица; но у одного челюсть была немного треугольная, а у другого - более квадратная, хотя они оба были схожи высокомерным выражением на их красивых лицах. Они смотрели на меня светлыми глазами. У того, с вьющимися волосами и мягким треугольным подбородком, были самые светлые карие глаза, которые я когда-либо видела, такие, что их хотелось назвать другим цветом, но невозможно было подобрать, каким именно. Карие глаза не должны выглядеть так бледно на лице с золотистым загаром, но у них это как-то получалось. У другого глаза были светло-синими с золотым отливом или коричневым, как если бы синие глаза оттенялись цветом ореха. Его кожа тоже была покрыта мягким золотистым загаром, но чем дольше я на него смотрела, тем больше уверялась в том, что это и не загар вовсе, а просто цвет их кожи. Но ни у кого, даже тигров клана, я не встречала раньше такой бледно-золотистой, почти желтой кожи, словно ее изнутри согревало солнце.

– Я - Анита, - наконец сказала я

Тот, у кого были прямые волосы и сине-ореховые глаза, произнес:

– Мефистофель.

Я моргнула.

– Что за имя?
– поинтересовалась я.

– В честь Мефистофеля, - ответил он.

Я смотрела на него, ожидая, что он улыбнется, но он только смерил меня серьезным высокомерным взглядом. Улыбка так и не появилась.

Я повернулась к парню с вьющимися волосами.

– А тебя как зовут?

– Гордость, - сказал он.

Нахмурившись, я посмотрела на него:

– Повтори.

– Мое имя - Гордость, - повторил он. Его тон был извиняющимся, как будто ему не сильно оно нравилось. Мне стало интересно, был ли Мефистофель в восторге от своего имени, ведь каким надо было быть самоуверенным, чтобы так представляться?

Я хотела спросить, чем они так насолили своей матери, но не стала. Я повернулась к Мике. И выдала ему взгляд, который, надеюсь, ясно говорил:

"И это лучшие из пяти?"

– Одну из золотых вертигриц зовут Зависть, - заметил Мика, с лицом настолько пустым, насколько у него это вышло.

Я хотела спросить, шутит ли он, но знала, что нет.

– В начальной школе, наверное, было весело, - произнесла я, наконец.

– Мы учились на дому, - ответил Гордость.

– Держу пари, что так, - согласилась я.

Жан-Клод выдохнул слова в мой разум:

– Ты чувствуешь это?

Единственное, что я чувствовала, было то, что они слишком высокомерны и их распирает от чувства собственной важности, но подозреваю, что отчасти это была бравада. Под бравадой всегда скрывают страх, или, по крайней мере, неуверенность.

– Чувствую что?
– поинтересовалась я.

– Нечто, - сказал он.

Вслух я произнесла:

– Вы учились на дому.

– Я только что сказал это, - заметил Гордость.

– Ладно, вы когда-нибудь уезжали далеко от дома?

Они посмотрели друг на друга, затем Мефистофель быстро оглянулся на Джейка и потом снова посмотрел на меня.

– Нет, - произнес Гордость.

– Какое это имеет значение?
– спросил Мефистофель, и из-под его высокомерия выглянул гнев. Он хорошо его скрывал, но ему было неуютно.

– Просто пытаюсь узнать вас, - ответила я.

– Твой Нимир-Радж выбрал нас для тебя, - сказал Гордость.

– И я собираюсь позже поговорить с ним об этом, - произнесла я.

Мика наклонился и тихо прошептал рядом с моим ухом:

– Другие были еще больше напуганы или сердиты.

Я положила руку ему на бедро. Я хотела успокоить и его, и себя, и прикосновение помогло. Мне не нравились эти мужчины. Я, безусловно, не хотела, чтобы они задержались здесь надолго.

Натаниэль прислонился к нашим ногам, начиная играть рукой с моей икрой в ботинках до колена, которые он сам для меня выбрал. Ему эти парни тоже не нравились.

Ашер придвинулся, чтобы стать позади Жан-Клода, и положил руку ему на плечо. Я знала, почему ни Ашер, ни Ричард не были довольны ими. Ни один из нас не был ими доволен. Позже мы с Джейком серьезно поговорим об этом.

– Парни, вы хотите остаться с нами?
– поинтересовалась я.

Они снова посмотрели друг на друга, и Мефистофель остановил себя прежде, чем снова взглянул на Джейка. Гордость произнес:

– Нам сказали, что у нас нет выбора.

– Я - большой сторонник того, чтобы выбор был всегда, - заявила я.

– Если мы уедем отсюда, нас убьют, - сказал Мефистофель.

– Если вы хотите остаться здесь, пока не станет безопасно, это одно. Но я желаю знать, хотите ли вы, двое, остаться здесь с нами и быть нашими тиграми?

– Что вы сделаете, если мы скажем, что не хотим?
– спросил Гордость.

– Мне действительно не нравится вынуждать людей делать что-либо против их воли.

Они снова посмотрели друг на друга.

– Это не то, что мы слышали, - произнес Мефистофель.

– А что вы слышали?
– поинтересовалась я, и первая капля гнева просочилась в мои слова.

– Разве ты не сделала его своей Невестой?
– спросил Гордость, указывая на Никки.

– Да.

– Это ведь принуждение, - сказал он.

Я не могла с этим поспорить и недостаточно хорошо их знала, чтобы объяснить, что я сделала это, чтобы спасти двух других мужчин, сидящих рядом со мной, что Никки похитил меня, и я использовала оружие, которое было у меня под рукой. Я не могла объяснить им это, так что я могла сказать?

– Да, это так.

– Но нас ты не хочешь принуждать?
– спросил он.

– Скажем, я не хочу сегодня пополнять мой список грехов.

Они, нахмурившись, глядели на меня.

– Грехов?

Мефистофель поинтересовался:

– Что это значит?

– Это значит, что лишение кого-либо воли является злом. Я предпочла бы больше этого не делать.

– А что может заставить тебя сделать это снова?
– задал вопрос Гордость.

– Самозащита или защита людей, которых я люблю.

Он посмотрел мимо меня на Никки:

– Ты угрожал Аните и ее людям?

– Да, - ответил Никки.

– Как?

– Я могу рассказать им?
– спросил он.

Я подумала и затем сказала:

– Конечно.

– Я помог похитить Аниту, и мы грозились убить Мику, Натаниэля и Джейсона, волка зова Аниты. Мы забрали ее оружие, воспользовались магией, чтобы удостовериться, что она не может позвать на помощь, и ранили ее. Она сделала то, что могла, чтобы заставить меня быть готовым совершить все, что угодно, чтобы защитить ее и ее любимых мужчин.

– Ты не винишь ее?
– уточнил Мефистофель.