Сто лет Папаши Упрямца

Когда лодка с человеком на борту подошла к пристани, был уже полдень. Папаша Упрямец привязал лодку и вытащил зерно на берег. На берегу он немного передохнул, снова взвалил зерно на плечи и отправился на станцию приемки.

Она находилась рядом с сельской средней школой, Папаше Упрямцу это место было очень хорошо знакомо. Каждый год он бывал тут по меньшей мере один раз – и так уже пятнадцать лет. И всегда в этот период времени станция приемки зерна была полна народу, все стояли в очереди, чтобы сдать зерно, иногда эта очередь выстраивалась до школы и даже затекала внутрь здания. Зерно, сушившееся еще раз, тоже целиком покрывало школьную спортплощадку.

Однако сегодня Папаша Упрямец обнаружил, что станция пустынна и безлюдна, кроме него никто не приехал сдавать зерно. Он вошел внутрь – пусто. Никакой очереди, тем более тянущейся до самой школы.

Кадровых работников на станции сегодня тоже было исключительно мало, а конкретнее – всего один, он расслабленно сидел у дверей дома вдали от зернохранилища и курил. Папаша Упрямец донес зерно до закрытого склада и поставил груз на землю. Он посмотрел на человека, курившего вдалеке, тот загасил сигарету, поднялся и подошел к нему. Когда работник приблизился, они с Папашей оба поняли, что знакомы. Фамилия кадрового работника со станции приемки зерна была Лань, Папаша Упрямец звал его кадровик Лань. Кадровик Лань знал прозвище Папаши Упрямца – точнее сказать, только прозвище и знал.

Кадровик Лань спросил: Папаша Упрямец, что вы здесь делаете?

Папаша Упрямец ответил, глядя на зерно: Сдаю зерно.

Кадровик Лань удивился и тоже уставился на мешки, стоявшие на земле: Кто вам сказал, что надо сдавать зерно?

Папаша Упрямец сказал: Никто не говорил, я сам приехал. В прошлые годы я всегда приезжал в это время.

Кадровик Лань произнес: Вы разве не знаете, что с этого года больше не надо сдавать налог зерном?

Папаша Упрямец был ошеломлен: Не знаю, никто мне не сказал.

Он еще хорошенько все обдумал и произнес: Не может быть! Все должны сдавать зерно, и лишь я один не должен, что ли? Это нехорошо.

Кадровик Лань решил, что Папаша Упрямец туговат на ухо, и громко повторил: Всем не надо сдавать. Всем! Согласно новой политике государства, отменяются все сельскохозяйственные налоги, это означает, что крестьяне, держащие скот или выращивающие зерно, больше не должны платить налог! Забирай зерно домой и съешь его сам!

Папаша Упрямец был поражен еще больше: Почему?

Кадровик Лань выглядел немного раздраженным: Чтобы все работники станции приемки зерна один за другим остались без работы, понятно?

Папаша Упрямец покачал головой. Ничего он не понимал, и все тут!

Кадровик Лань сказал: Государство разбогатело, и чтобы крестьяне тоже богатели, им не нужно больше платить налог зерном. Сколько снимете урожая зерна, плохого, хорошего, – это все ваше собственное. Теперь уразумели?

Папаша Упрямец закивал головой: теперь вроде бы дошло. Наклонив голову, он глядел на зерно, которое теперь было не общественным, а его собственным, и, с одной стороны, радовался, а с другой – чувствовал разочарование, он будто смотрел на огромную рыбу, которую выловил в одиночку, но которую не с кем разделить.

Сегодня солнце светило ярко, и его обжигающие лучи падали прямо на опустевшее хранилище.

Стоявший посередине станции приемки Папаша Упрямец напоминал одинокую кукурузу на поле.

Глава 8 Большие деньги

1

В тот год, когда Папаше Упрямцу исполнился восемьдесят один год, на него неожиданно свалилось богатство.

Кто-то говорил, что это были сто тысяч юаней, кто-то – что один миллион, а нашлись и такие, кто утверждал, будто аж десять миллионов. Сколько там было конкретно, вероятно, знали только получатель денег – Папаша Упрямец – и тот, кто их дал.

А дала их женщина по имени Цинь Сяоин.

Люди определенного возраста в деревне знали ее, а если и не знали, то, скорее всего, слышали о ее существовании. Более двадцати лет назад она оказалась на севере Гуанси в качестве беженки, а Папаша Упрямец помог ей и приютил у себя. Она стала его женой. Но кто знает, были ли они мужем и женой по-настоящему. Если и были, то почему-то после нескольких лет совместной жизни детей так и не завели. И еще, люди заметили, что они никогда не ругаются, обращаются друг к другу уважительно, разве ж это похоже на отношения мужа и жены? Скорее, на поведение хозяина и гостьи. К тому же разница в возрасте у них была слишком большая. Когда Цинь Сяоин приехала в Шанлин, на вид ей было всего лет двадцать с небольшим, а Папаше Упрямцу – шестьдесят. Муж и жена с разницей в возрасте в тридцать с лишним лет в такие тяжелые годы – слишком уж неправдоподобно. Наверняка только прикидывались мужем и женой, чтобы люди так думали. То, что произошло впоследствии, подтвердило догадки: прошло сколько-то времени, и Цинь Сяоин покинула Папашу Упрямца, ушла от него. В тот год ситуация изменилась в лучшую сторону, и ей удалось связаться с родственниками, а Папаша Упрямец ее отпустил.

Говорят, родственники Цинь Сяоин раньше занимались ювелирным бизнесом, и после того, как ситуация в стране изменилась, вернулись к прежнему делу. Впоследствии Цинь Сяоин вышла замуж за человека из такой же семьи ювелиров. Брак представителей двух столь богатых семей подобен совмещению двух золотых гор.

Разбогатев, Цинь Сяоин не забыла доброту Папаши Упрямца, и когда ему исполнился восемьдесят один год, пригласила его в Наньнин – пожить какое-то время. На словах-то говорилось, будто это ради лечения, но разве Папаша Упрямец хоть чем-то был болен? Крепкий, как китайский клен. Два года назад он действительно болел, но с той поры выздоровел. После выздоровления Папаша Упрямец преисполнился жизненных сил, будто родился заново. Если уж глядеть правде в глаза, то он отправился в Наньнин просто удовольствия ради, чтобы принять воздаяние за добро, которое когда-то он проявил к Цинь Сяоин.

Когда Папаша Упрямец вернулся в деревню, то стал богатым, или, вернее сказать, он уже был богатым.

Он вышел из импортного автомобиля, который, по слухам, стоит более трех миллионов юаней, в роскошных одежде и шляпе, дорогих носках и ботинках, его сопровождала красивая молодая пара – казалось, императорская родня снизошла навестить родные края. И хотя Папаша Упрямец скоренько отправил назад и машину, и холеных молодых людей, которые доставили его, но уже по тому, как он вернулся, по всему этому богатству было понятно: Папаша уже не тот, что был раньше, курительная трубка превратилась в охотничий манок, а тот – в дробовик.

Он начал тратить много денег.

Сначала занялся ремонтом могил. От прадеда и прабабушки до отца с матерью, а также всех родственников по боковым линиям или рожденных от наложниц: могилы абсолютно всех предков, связанных с Папашей Упрямцем, должны были быть отремонтированы. Здравствовавшие родственники подсчитали, а Папаша Упрямец потом подтвердил, что всего получилось девятнадцать могил. За двести лет у семьи Папаши Упрямца набралось всего девятнадцать могил, что на самом деле немного. Но это те, которые были известны и которых можно было пересчитать – все равно как пересчитать живых родственников. А кого не видно и не сыскать, – их-то и впрямь набралось бы слишком много. Где они умерли? Где похоронены? Как их звали? К какому поколению они принадлежали? Какова причина их смерти? Сколько они прожили? Про кого-то лишь крупичка сведений нашлась, про кого-то вообще ничего не известно, рассказы о них передавались из уст в уста, ошибки множились из поколения в поколение, в истории рода появились многочисленные герои-удальцы и даже небольшое количество разбойников-подонков, а кого-то просто перепутали. Это было неправильно и неуважительно по отношению к предкам. Если бы у предков в момент смерти имелись хорошие могилы и были бы как положено установлены стелы, тогда не множились бы ошибки и никого бы ни с кем не перепутали. Однако те родовые могилы со стелами и надписями, что сохранились и поддавались хоть какому-то прочтению, обветшали и иероглифы на них почти стерлись, и если их сейчас не починить, то в будущем неизбежно опять возникнет неразбериха. Кроме того, эти девятнадцать родовых могил были разбросаны на десять ли и девять волостей, как рассеявшееся войско, и если их сейчас не собрать, то предки будут частично или полностью забыты, это вопрос времени. В прошлом никто не ремонтировал и не переносил эти могилы, потому что не было условий, а если говорить начистоту, то денег не было. А сейчас, когда деньги есть, и желания осуществляются быстро.

Кладбище для объединения рода было выбрано – на горе за домом, на полпути к вершине, прямо посередине, а с двух сторон – холмы. Казалось, Папаша Упрямец давно уже присмотрел это место и все обдумал, как только вернулся из Наньнина, иными словами, как только у него появились деньги, то он сразу же выбрал счастливый день для начала работ.

После полугода интенсивного, неустанного строительства все работы на кладбище были завершены.

Кладбище располагалось на западе «лицом» к востоку, позади высились зеленые горы, а с двух сторон его защищали холмы, оно напоминало сиденье у высокого стула. Спереди, у подножия горы, вилась, огибая деревню, Красная река. Кладбище было просторное: после того, как там разместили девятнадцать отреставрированных могил, еще осталось место. Платформа кладбища, полностью выстроенная из гранитных глыб, была еще шире. Дорожка, ведущая к нему, загибалась, как созвездие Большой Медведицы, извивалась как змея, на ней распустились пышным цветом горные цветы, и она напоминала развевающуюся цветную ленточку.