Сто лет в России

Планерское – модное место. И молодежь здесь бывала разная. Приезжали снобливые, развязные мальчишки семнадцати – восемнадцати лет. Дети номенклатурных работников. Много пили. Время проводили в постелях со своим более зрелыми подружками. Это были шикарные девчонки не самых высоких правил. Но вели себя в Планерском идеально. Не давали повода усомниться в их привязанности к своим мальчикам из правильных семей.

Приезжала киевская шпана. Аккуратные, вежливые ребята. У них были конфликты с местными. Когда выходили поваляться на «веранду», вытаскивали огромные ножи и втыкали их в деревянный настил рядом с собой. На всякий случай. Чтобы нежданный прохожий не сомневался в серьезности их намерений. В остальном они мало отличались от нас. Держались дружелюбно, миролюбиво. С наступлением темноты развлекались с «телками» в полосе прибоя. По обоюдному согласию, конечно. Отдыхали как умели. Однажды навещали меня в Ленинграде. Все было очень пристойно, почти интеллигентно. Вот такая необычная шпана.

Познакомились с местной достопримечательностью Мишей Ляховым. Симпатичный бородатый блондин с цветастой банданой на голове. Известный скульптор и художник, Миша был одержим идеей создания махолета. Летательный аппарат он построил. И не один. Конструировал у себя дома, в Тушине под Москвой. А весной обычно уезжал в «страну голубых гор», в Коктебель, чтобы испытывать новые неуклюжие сооружения. Он показал нам свою последнюю модель махолета – «Дедал», вдрызг разбитую при испытаниях. «Вот оттуда прыгал, – сказал он и навел палец на остроконечную вершину Сюрю-Кая. – Разбился при приземлении». Ничего себе! Затащить такую бандуру на вершину. А потом спрыгнуть с огромной высоты. Сам-то как цел остался? «Заказал детали. Отремонтирую и снова полечу». Он долго рассказывал о своем аппарате. Говорил горячо, убежденно. Возражений не принимал. Мнение свое он выстрадал, посвятив махолетам около 20 лет жизни. Построил более десятка моделей. «В том, что у человека появятся машущие крылья, я абсолютно уверен». Говорил, что назначена премия за перелет пролива Ла-Манш на аппарате с мускульной тягой. Я был с другом, Юрой Сергеевым. Мы говорили о том, что это интересная проблема и что, по нашему мнению, человек сможет полететь, используя мускульную силу рук и ног. Миша попросил нас обоих повернуться в профиль. «У вас одинаковый профиль. Он характеризует вас как людей, способных решать огромные задачи. Займитесь проблемой махолета на мускульной тяге. Вы перелетите Ла-Манш». Странный человек. Только странный человек способен продвигать прорывные идеи. Впоследствии мы узнали, что Михаил Григорьевич Ляхов погиб при испытании своей четырнадцатой модели.

Идея «машущего» полета давно волновала изобретателей. Начиная с Леонардо да Винчи.

Над махолетом работали Б. Черановский, И. Виноградов, А. Шиуков. Дмитрий Владимирович Ильин мечтал об индивидуальном аппарате с машущими крыльями, удобном и надежном. «Эти крылья должны висеть у меня в коридоре на вешалке, – говорил он, то ли шутя, то ли серьезно. – Буду взлетать на них, выйдя на крыльцо». Каждый их этих изобретателей далеко продвинулся в создании «мускулолета», но, увы, никто не полетел. Слишком сложной оказалась проблема создания искусственных крыльев. Интерес к идее махолета не обошел и меня. Я рисовал собственные конструкции. Их основой были имитатор киля птицы и огромные, до метра длиной, ключицы. При такой конструкции пилот смог бы приводить в действие крылья с помощью сильных плечевых мышц. До запуска модели в изготовление я не добрался, потому что не смог решить проблему совмещения точки приложения подъемной силы крыла с центром тяжести человека. У человека длинное туловище и тяжелые ноги, у птицы – короткое туловище, легкие ноги и длинный противовес шеи с вынесенной вперед головой. Тем не менее я думаю, что идея мускульного махолета будет когда-нибудь осуществлена. Как только появится первая действующая модель, придут тысячи последователей, которые доведут крылья до совершенства. Это существенно изменит жизнь человека. Наступит новая эра. Люди будут летать с детства. Появится племя «летунов». Они будут невысокими, крепкими, очень сильными. Думаю, что изменится не только уклад жизни, но и психология людей. Умение летать сделает людей свободнее. Уменьшится потребность в дорогах, в автомобилях и в общественном транспорте. Над созданием летательных аппаратов с машущими крыльями изобретатели работают и по сей день, работают во многих странах, не теряя веру в конечный успех своего нелегкого дела.

Планерское – место, где учатся летать. Сюда приезжают журналисты, актеры, режиссеры, литераторы, барды. Чтобы узнать, что это такое – полет. Дизайнеры – эти самые шустрые – просто, чтобы быть в курсе. Дети советской номенклатуры – чтобы набрать воздух в легкие перед взлетом. Преисполниться. Артисты пантомимы – чтобы попробовать сделать невозможное. Свободные дети больших городов. Они тоже чувствуют в себе много сил для полета. Сил много, им хочется понять, куда лететь. Приезжают и те, кого тянет вверх, в воздух в прямом, а не в переносном смысле: планеристы, летчики, изобретатели. Люди будущего.

Гора Клементьева (Узун-Сырт) близ Коктебеля – колыбель советского планеризма. Здесь с 1923 г. в поселке Отважном находилась Высшая летно-планерная школа (ВЛПШ), в которой начинали свой путь будущие генеральные конструкторы О. К. Антонов, А. С. Яковлев, С. В. Ильюшин, создатель космических кораблей академик С. П. Королев. Сейчас на Узун-Сырте создан Центр планерного спорта «Коктебель». Здесь любой желающий может с инструктором совершить полет на дельтаплане.

Не забуду тебя, Коктебель. И своих друзей, с которыми мы вместе расправляли крылья, готовясь к полету.

Время бури и натиска

Семидесятые. Время бури и натиска. Казалось, мои силы и энергия в то время не имели границ. За что бы ни брался – все получалось.

Продолжал много путешествовать. В каждой поездке находил новых друзей. Ходил по Ладоге, Онеге, писал этюды. Переплывал горную реку Варзоб на Памире. Переплыл туда и обратно быструю Вятку, вернувшись к тому же месту, с которого начал. Брался за разработку новых научных идей. Статьи лились из меня как из рога изобилия. Публиковался в лучшей научной периодике страны.

Участвовал в работе школы члена-корреспондента АН СССР Михаила Александровича Гаврилова (МАГ). В то время он был уже человеком в возрасте. Путь МАГа не был усыпан розами. Защита ученым докторской диссертации в конце сороковых вызвала эффект разорвавшейся бомбы. Ему надо было убедить функционеров от науки, что использование булевой алгебры не является идеализмом и не противоречит марксизму-ленинизму. А теперь научные работники, занимающиеся теорией конечных автоматов, приезжают на его школы со всех концов нашей огромной страны. Здесь царит особый дух радости и доброжелательности. Все – друзья, все – единомышленники. Все любят друг друга. Я знакомлюсь со многими замечательными молодыми учеными. Марик Баранов, доктор технических наук, один из воспитанников центра микроэлектроники ЛКБ, созданного Ф. Старосом и И. Бергом в Ленинграде, специалистами, приглашенными Н. С. Хрущевым из Чехословакии. Веселый, румяный, жизнерадостный профессор. Группа молодых ученых из Математического института имени Стеклова. Возглавлял группу Витя Варшавский, сын известного фантаста Ильи Варшавского, автора «Молекулярного кафе». Прекрасный математик и организатор, он стал создателем и лидером целого направления в вычислительной технике – асинхронной микроэлектроники. Красивый, талантливый, креативный. Любимец женщин. За красоту, женолюбие и мудрость его шутливо называли Соломоном – по имени знаменитого библейского царя. Витя обогнал технику на несколько поколений. Его разработки не вписались в генеральное направление развития микроэлектроники, которая использует пока только синхронную схемотехнику. К асинхронной электронике придется обратиться тогда, когда будут создаваться сложные робототехнические комплексы, имеющие тысячи исполнительных элементов и рецепторов. Вот тогда и вспомнят его забытые разработки. Или откроют асинхронную схемотехнику заново.

Однажды при проведении школы в Чолпон-Ата на Иссык-Куле со мной произошел курьезный случай. Участники школы уговорили Михаила Александровича провести очередное заседание не в помещении, а на пляже. Михаил Александрович не участвовал в этом заседании и, видимо, поэтому согласился. Вынесли доску с навесом на пляж рядом с гостиницей. Я, раздетый, в плавках, делал доклад. Остальные, тоже в раздетом виде, уселись на песок в тени под кустами. Доклад проходил около получаса. К вечеру выяснилось, что я сгорел, причем, ровно наполовину – покраснели правая часть тела и правая нога. Дело в том, в разреженной атмосфере высокогорного Иссык-Куля обгореть можно очень быстро. Я не заметил, что стоял в тени под навесом ровно наполовину. А половина была на солнце. Вот к чему может привести желание совместить приятное с полезным.

В то время я увлекался изучением графологии по Зуеву-Инсарову. На школах ко мне подходили с образцами своего почерка, а чаще – почерков знакомых женщин. Просили сделать экспертизу по рукописному тексту. Я не относился к этому серьезно. Скорее – как к развлечению. Но что-то, видимо, из книги Зуева-Инсарова я все-таки усвоил. Многие восхищались моими прочтениями характеров по почерку. А может быть, я стал немножко гадалкой. К гадалкам ведь тоже ходят. И верят в гадание. МАГ, узнав о моих «успехах», решил выдать мне диплом: «Выдан за вклад в графологический анализ почерков участников школы…». Подпись: «Член-корреспондент…». У МАГа, как видите, с юмором было все в порядке. Почему-то этот диплом мне дороже десятков других вполне серьезных дипломов. Видимо, потому, что в нем можно почувствовать человеческое тепло МАГа, его душевное отношение к нам, молодым ученым.

Я все успевал. Работал по-прежнему в «Граните». Институт был основан в 1920 году на базе Центральной научно-технической лаборатории РСФСР и назывался Государственным научно-техническим. Потом, в 1921 м, под руководством В. И. Бекаури, конструктора и изобретателя в области морского вооружения, было создано Особое техническое бюро, которое разрабатывало, кроме всего прочего, авиационные мины и торпеды. Мандат Бекаури подписал Предсовнаркома Ленин. В шестидесятые и семидесятые годы институтом руководил Виктор Владимирович Павлов. В прошлом – фронтовик, разведчик. Из-за повреждения ноги на фронте он сильно хромал, ходил с большой увесистой палкой. Виктор Владимирович был хорошим директором. Рассказывали, что, когда делал предложение своей будущей жене, предупредил ее: «Главное для меня работа, а не семейная жизнь». Тогда подобное отношение к работе и жизни было широко распространенным. Институт ведет очень важные разработки для судостроительной промышленности, директор – влиятельный человек, член бюро обкома. Красивое суровое лицо. Очерченные черные брови. Тщательно выбритые щеки отливают черным, не скрывают густых волос бороды. Говорят, что В. В. очень суров и вспыльчив. Говорят, в сердцах может ударить провинившегося палкой в своем кабинете. Я этого не знаю. В. В. хочет, чтобы я защитил докторскую. При встрече спрашивает: «Ну когда, ну когда? Нам нужны молодые ученые в ученый совет». Увы, я не использовал благоприятную обстановку. Защита диссертации – это не только научные труды и не только внедрение. Это еще много всякой другой суеты. Простите меня, Виктор Владимирович. Мне больше нравилось заниматься инженерным делом. Диссертация – хорошо, а здесь реальная жизнь.

В институте интересно работать. Немало настоящих ученых. Разрабатываются методы распознавания образов и группового интеллектуального поведения систем вооружения. Тогда еще было ощущение, что мы делаем технику если не лучше, чем на Западе, то уж никак не хуже. А я занимался созданием электроники, воплощением в металле всей этой интеллектуальной роскоши.

В те годы мы увлеченно читали шуточные законы Паркинсона, Паркера, Чизхолма, Мерфи, созданные, видимо, как результат коллективного творчества физиков и инженеров. Это же алмазы человеческой мудрости. «Если вам кажется, что ситуация улучшается, значит, вы чего-то не заметили». «Если дела идут хуже некуда, не переживай – в самом ближайшем будущем они пойдут еще хуже». Мы сами придумывали новые шуточные изречения, заповеди инженеров, основанные на нашей каждодневной практике. «Если тебе дали срочное задание, отложи в сторону, не спеши его выполнять. Возможно, вскоре отпадет необходимость в нем. Или задание будет изменено». «Любая сколь угодно большая инженерная работа может быть выполнена сколь угодно малым количеством исполнителем за любой сколь угодно малый промежуток времени». Последнее утверждение казалось мне очень близким к истине. Мы умели концентрироваться и иногда делали фантастические разработки за очень короткое время. Однажды возникла срочная необходимость создания дополнительного, не запланированного ранее прибора, который дал бы новое качество разрабатываемой системе. Вечером я начал работу, и к утру у меня был готов документ, подробнейшим образом описывающий устройство и функционирование этого прибора. Документ содержал все необходимое для его конструирования. В обычном режиме на создание такого документа потребовалась бы работа целого подразделения в течение нескольких месяцев. Такие «подвиги» были обычным делом среди наших разработчиков, потому и результаты были впечатляющими.