Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Ее... нашли?

Доктор быстро отвернулся от окна и подошел к кровати:

— Да!

— Она жива? прошептал пастор, приготовившись к самому страшному.

— Во всяком случае, живее, чем пастор из Стейгена, — ответил доктор со странной усмешкой. У него было как будто два лица. Они то сливались, то отделялись друг от друга.

— Как она себя чувствует?

— Все в порядке. Ее нашли на берегу и позаботились о ней.

Пастору захотелось молиться, смеяться, плакать. Все сразу. Он прикусил губу и закрыл глаза. Ему пришло в голову, что Господь должен что-то получить от него, но он не

помнил, что обещал Ему.

— Впредь тебе не следует искать людей, пропавших в море, — сказал доктор с напускной строгостью. — Для этого у тебя нет ни таланта, ни здоровья. Ты должен заботиться о душах, а не о телах.

Пастор промолчал.

— Это серьезно, мой друг. Несколько дней ты был на грани смерти. Тебя нашли в церкви, как несчастную кошку. Воспаление легких. Теперь кризис уже миновал, но состояние твое еще неважное. Ты обращаешься со своей земной жизнью как человек, тоскующий по раю. Однако содержание твоего бреда свидетельствует о том, что святой Петр вряд ли тебя туда впустит.

— Что я говорил? — бессильно спросил пастор.

— Самое плохое слышал только я. Но и твоя жена тоже достаточно услышала.

— Самое плохое?

— Не думай об этом! Мужчина остается мужчиной, даже если по воскресеньям он надевает пасторское облачение, — сказал доктор. Потом сел на стул у кровати и достал монокль и часы. Через минуту он отпустил запястье пастора, спрятал часы в карман и убрал монокль. Громко высморкавшись, он решительным шагом вышел в коридор.

— Может, кто-нибудь принесет двум живым мужчинам горячего пунша? Да побыстрее! — крикнул он.

Пастор невольно улыбнулся, но когда он попробовал приподняться на кровати, то понял, что еще слишком слаб.

Урсула сама поднялась наверх с пуншем. Странно было видеть ее. Вообще-то она была такая же, как всегда. Она не изменилась. И все-таки — это была другая Урсула. Она поставила поднос на тумбочку и схватила его за руки:

— Слава богу, что ты пришел в себя!

Он взял протянутый ему стакан обеими руками. Она помогла ему пить. От пунша шел пар. Пастор почувствовал себя больным мальчиком, которому мать принесла горячее питье с медом. Он не осмеливался сделать глоток обжигающего напитка, но не мог и удержаться от этого. Не осмеливался спать в одиночестве. Но не мог и бодрствовать.

Он смотрел на уголки губ Урсулы. Они дрожали. Красивые. Ямки в уголках. Две маленькие ямки. Но они были из другой жизни. Что она здесь делает?

Они все вошли к нему в комнату. Пастор видел их как в тумане. Одного за другим. Мать. Детей. Сестру. Время и пространство исчезли. Он не знал, как долго был в забытьи. Но когда он проснулся, доктор по-прежнему сидел рядом. За окном было светло. Наверное, уже наступило утро.

Один раз он проснулся и почувствовал себя лучше. Заговорил с доктором, дремавшим возле его кровати.

— Ты сказал, что я бредил... — начал он.

Доктор, всхрапнув, проснулся и наклонился к пастору. Вытащил стетоскоп и начал прослушивать ему грудь.

— Не думай сейчас об этом... Дыши! — приказал он.

— Я хочу знать.

— Хорошо. Мы поняли это так, что ты говорил с этой Сарой Сусанне.

— Мы?

— Твоя жена тоже была здесь...

— Что я сказал? — шепотом спросил пастор.

— Ты говорил немного сбивчиво, но я привык понимать бред больных...

— К этому нельзя относиться серьезно.

— Почему же? — почти весело спросил доктор. —

Нельзя сказать, что я услышал что-нибудь умное.

— Но я все-таки духовный пастырь...

— Ты, но не она, — заметил доктор.

— Что же тогда непоправимо?

Пастор хотел посмотреть в серые глаза доктора, однако не смог выдержать его взгляд.

— Непоправимо? Это решать тебе. Ты говорил о каком-то портрете...

— Что именно?

— Ты называл эту женщину разными ласковыми именами, и твоя жена все это слышала.

— Как она к этому отнеслась?

— Она хотела удалить меня из комнаты под тем предлогом, что я должен спуститься вниз и поесть

— И ты ушел?

— Нет, мне было слишком любопытно. Эта черта моего характера доставляет мне много радости. Я не ушел, но зато велел ей принести мне выжатую тряпку и таким образом остался с тобой наедине.

— И она принесла?

— Да, и отсутствовала как раз столько времени, сколько понадобилось, чтобы спасти положение.

— Так что же такого я сказал?

— Это останется между Господом и мною, я не собираюсь никого мучить цитатами. В бреду люди говорят много странного. Открывают страшные тайны. Или мечты...

— Но я хочу знать!

Доктор посмотрел на пастора, оба чувствовали себя смущенно.

Наконец доктор сказал, придав лицу выражение наставника, наставляющего ребенка на путь истинный:

— Фриц, сколько лет мы с тобой уже дружим?

— С тех пор, как я приехал в Стейген.

— Вот поэтому то, что ты сказал, не имеет никакого значения. Пожалуйста, поправляйся. А то я рискую потерять и лучшего друга, и свою лекарскую репутацию.

Всему свое время

По усадьбам ходили слухи. Говорили, будто фру Крог из Хавннеса решилась выйти в море одна в непогоду. К тому же на лодке, которая не принадлежала пастору. Она потеряла лодку, пытаясь спастись на шхере. К счастью, был отлив, поэтому ей удалось выбраться на берег. Ее нашел рыбак, который после бури собирал там плавник. Его жена вытерла и растерла фру Крог перед очагом, пока муж ходил, чтобы сообщить, где она находится.

Все это было удивительно. И люди удивлялись. Предполагали, что за этим что-то кроется. Одна из пасторских служанок видела, как фру Крог выбежала из церкви. Это-то и было странно. Почему она бежала? Сразу после этого она покинула усадьбу, даже не попрощавшись с пасторшей. Потому что пасторша пришла в усадьбууже после ухода фру Крог. О причине всего этого можно было только строить догадки. И люди строили догадки.

Строил догадки и Юханнес. Молча. Первую часть пути из Стейгена в Хавннес тоже был проделан в молчании. Ветер был еще сильный, хотя погода изменилась и была уже не такая, как в последний раз, когда Сара Сусанне сидела в лодке. Сейчас она сидела на корме рядом с Юханнесом, закутанная в меховое одеяло и шаль. Ей все еще казалось, что она больше никогда в жизни не сможет согреться.

— Я потеряла свой саквояж. Он упал за борт, — неожиданно сказала она.

Юханнес снял зюйдвестку и позволил ветру трепать ему волосы и бороду. Он перевел взгляд на жену и улыбнулся. Ей стало легче, потому что, приехав за ней, он все время был мрачный. Если б не эта мрачность, она бы уже спросила у него, что ему сказали в пасторской усадьбе. Что сказала она?Что сказал он?Но она не спросила.

Поделиться с друзьями: