Сто полей
Шрифт:
Господа, охотясь, разоряют поля, а воюя – все остальное. Крестьяне поэтому запасов не делают. Все выращенное сверх необходимого идет не государству, а на корм скоту и господам. На пирах едят сверх меры, предусмотрительность и бережливость считается позором, как знание грамоты. Так что оказалось, что зерна на продажу нет ни у короля, ни у господ, ни у крестьян.
Король подарил Даттаму поместье, к нему многие пристали в дружину. Одевался и вел себя Даттам, как варвар. Говорил: «Как свободный человек».
Про золотые глаза Даттама все говорили: «большой шакун».
Дело в том, что у варваров, как и в империи
Шакун – это вроде силы, мощи и судьбы. Сущее без существующего, субстанция без акциденции, чистая значимость и чистая форма. Растекается по мирозданию, как масло по гадательному ковшу, но как бы задерживается в складках бытия, удачливых людях и чудесных предметах. Большой шакун, – это и плодовитая корова, и урожайный год, и удачливый воин. Большой шакун – в мечах и конях, которыми король одаряет своих верных. Король как бы не средоточие закона, а средоточие удачи.
Даттам принес в жертву Шакунику сто баранов: догадался, что его после этого будут очень почитать. А самому богу сказал так:
– Мне надоели боги-чиновники, боги-неудачники, боги-сумасшедшие и боги-трансцендентные. Я нашел тебя, и я буду владеть тобой, как своей волей и собственностью.
Несколько раз Даттам встречался с монахами-шакуниками из империи. Дело в том, что служителям бога, почитаемого по обе стороны границы, было как-то легче ходить из империи к варварам. А так как храм был весьма склонен к наживанию денег, то поговаривали, что монахи ходят туда и обратно с контрабандой.
Однажды разыскавший Даттама монах-шакуник передал Даттаму письма от Бажара и Рехетты. Рехетта писал: «Весной поля остались пустыми. Крестьяне разучились сеять рис и не научились воевать. Правительственные войска стоят на границах и ждут, пока бунтовщики сдадутся сами. Если ты не вернешься с зерном, – восстание обречено».
Бажар писал: «Рехетта хочет задержать вас у варваров под любым предлогом. Он оттер всех, кто начинал с ним восстание, и окружил себя бывшими чиновниками. Не имея убеждений и заслуг перед народом, они зависят лишь от милости Рехетты. Принялись за прежнее: понуждают крестьян сеять рис и платить налоги, а не сражаться за свободу. Возвращайтесь немедленно – нам нужны вы, оружие и кони».
Письма были запечатаны, однако монах спросил, когда Даттам их дочитал:
– Что вы собираетесь везти: оружие или зерно?
Даттам помолчал и ответил:
– Вернусь, как закуплю зерно. Но, увы, это очень трудно.
– Сколько вам нужно?
– Десять тысяч иршахчановых горстей.
– Если вы согласны заплатить десять ишевиков за горсть, можете возвращаться завтра. Храм привезет рис прямо в Анхель.
– Храмовые земли, – возразил Даттам, – совсем рядом с освобожденными районами. Стоит нам пойти на юг – и зерно достанется нам даром. Четыре ишевика.
– А что скажут в столице, если узнают, что храм продает зерно бунтовщикам? Большой риск – большая цена.
Сошлись, однако, на восьми ишевиках.
Меж тем в ойкумене случилось вот что: весной Бажар захватил земли на левом Орхе. Велел выпороть реку и разрушить дамбы. Реку пороли, пока вода не стала кровью. Тогда воду спустили через сети и поймали в них зеленого червя в шестьсот локтей. Бажар сказал:
– Проклятая тварь! Ты сожрал
тысячи, а теперь боишься плетки!Червя зарубили и сварили: хватило на трехтысячный отряд. Мясо было необыкновенно нежным, и многие у Бажара хвастались, что они съели бога и сами стали богами.
Надобно сказать, что этот червь был племянником одной из любимых наложниц Небесного Государя, ясноликой Ди.
Через неделю Великий Государь устроил праздник в яшмовых покоях: ткали дворцы из дыма, катались на радужной змее. Государь, расшалившись, ухватил ясноликую за ножку. Та внезапно заплакала.
– Ах, – сказала она, – государь! Вы наслаждаетесь музыкой и вином, забыли о делах управления, а меж тем Небесный Кузнец Мереник покушается на ваш трон. Он подкупил всех при дворе, они молчат. Епарх Орха подал доклад – доклад сгноили, его самого на земле зажарили и съели…
Государь встревожился и приказал произвести расследование. Мереника схватили, оборвали печать с пояса, швырнули к государеву трону. Тот заплакал:
– Увы мне, государь! Полтора года, как я изгнан из своих храмов! Обманщики и колдуны, прикрывшись моим именем, сеют смуту в мире людей. А один из них назвал меня неудачником и сумасшедшим! Я слал доклад за докладом – но чиновники нынче нерадивы, никто не осмеливался вас тревожить.
Государь призвал к себе Парчового Старца Бужву. Тот рассмотрел дело и доложил:
"Экзарх Варнарайна, наследник Падашна, пренебрегал законами и бесчинствовал. Чиновники его действовали несвоевременно, одевались вызывающе, нарушали церемонии и ели кости народа. Увы! Они заслужили кару.
О трех руководителях восстания доложу следующее:
Рехетта, сын Небесного Кузнеца, пытался унять бесчинства, но разве проехать смертному верхом на урагане! В поисках спасения прибегал к недозволенному, стремясь выпрямить ветви, затронул корень. Однако добрая его природа еще может взять верх над злом. Племянник его, Даттам, разумом гнусен, в богов не верит, волшебной силой не обладает, а только морочит народ. Бажар – негодяй и святотатец. Расправляется не только с земными, но и с небесными чиновниками".
Зашатались деревья, свились тучи, государь, заплакав, молвил:
– Суд Неба медленен, но неотвратим, – и велел Парчовому Бужве принять меры.
Даттам вернулся в Анхель в конце весны, привел с собой отряд аломов. Рабов – не рабов, а так, странных людей: они вроде как заключили договор с богом драться за Даттама и после смерти его не жить. Варвары смотрели на мир вокруг и дивились: «Ежели Анхель так хорош, – то каков же должен быть Небесный Город?»
В Анхеле в это время пророк истребил пустоцвет, укрепил корни, стер следы расточительства. Чиновники – честны, торговцев – нет. Заложен храм: в ширину – двести локтей пророка Рехетты, в высоту – двадцать ростов пророка…
Одна девочка из деревни собирала хворост, заснула. Вдруг с неба – скок большая тушечница на медной ножке. Поклонилась, доложила:
– Я – сам Именет со стола Парчового Старца, отнеси меня пророку.
С тех пор, как пророк стал пользоваться этой тушечницей, все указы на столбах были оборваны: крестьяне срывали и ели их на счастье.
В одном из своих путешествий на небо пророк победил Дракона-Хранителя Небес и превратил его в белую лошадь с черной гривой. На этой лошади он везде появлялся перед народом, и часто самые восторженные видели, как у лошади вырастают крылья и она распластывается над толпой.