Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Сто рассказов мудрости
Шрифт:

Люди имущие и праздные, и даже некоторые из царского рода, кто из-за напряженной практики созерцания и упражнений оккультных бросили свою прежнюю жизнь в роскоши, столь сильно подвергались воздействию, что даже повреждались в уме – на взгляд здравомыслящего простонародья. Один князь, по причине чрезмерных духовных упражнений и впадений в мистический транс, внешне сделался сумасшедшим, а те неверные, кто хулили Пророка, сходили с ума по-настоящему. Все это было, конечно, благодаря влиянию Мевляны Шамси Тебриза… Как сказал Пророк, «никто не сможет обресть в своем сердце истинной веры в Бога, пока люди от мира сего не назовут его сумасшедшим…», и когда реальность Реальности этого великого Мевляны проявилась в манифестациях, те, кто стяжал благодать Божью, сделались его учениками, а те, кто пошел путем прегрешенья [против Истины], были брошены и покинуты – ничего, кроме превратностей, не остается богооставленному; и, как сказано,

не питай неверия к праведным и устрашись бесстрашных боголюбивых, а не то терпенье таких людей наверняка тебя уничтожит.

Явление шестерых и цветы

Рассказывают также, что жена Мевляны, известная как Кира Хатун, которая благочестием и благонравием подобна была Матери Иисуса, поведала, что: «Как-то в один зимний день я видела Мевляну, приклонившегося головой на колено Шамса Тебриза. Я видела это в дверную щель его кельи; и тут я увидела, что с одной стороны стена в комнате отверзлась, и шестеро, внушавшие обликом благоговейный ужас, вступили в отверстие, и поклонились Мевляне, и положили перед ним букет цветов. Те шестеро пробыли там, пока не свечерело, и ни слова не было сказано.

Обратив внимание, что пришел час молитвы, Мевляна подал знак Шамсу встать и руководить молитвой; тот, однако, сказал, что не может в высшем присутствии этого сделать.

Итак руководил молитвой Мевляна, после чего те шестеро оставили его общество, вслед за тем как отбили нижайший поклон». Кира Хатун утверждала, к тому же, что она, став свидетельницей этих событий, лишилась чувств от страха и недоумения. «Когда я очнулась, – продолжала она, – я обнаружила, что Мевляна вышел из комнаты и подает букет цветов мне, говоря, что следует их сберечь. Несколько лепестков с этих цветов я отправила травникам для определения. Они, говоря, что за всю свою жизнь не видывали подобных цветов, спрашивали, откуда такие и как называются? И к тому же, все травознаи поражались аромату, краскам и нежности их зелени и соцветий и тому, как это было возможно получить такое цветенье в разгар зимы».

Среди тех травников был один именитый ученый-ботанист, который езживал в Индию по торговым делам и доставлял обычно из той страны редкостные вещицы и диковинки. Он сказал, что эти цветы из Индии и что они не произрастают нигде, кроме как в этой стране, к южной ее оконечности, неподалеку от Сарандиба (Цейлон) 7 , и удивлялся, как это они добрались до Рума во всей свежести и красе? И он имел огромное желание знать, как они оказались в стране в такую пору. На это Кира Хатун не могла надивиться. Вдруг на месте действия появился Мевляна и сказал: «Береги эти цветы с неусыпной заботой и никому не открывай их тайны, ибо те Духовные Предводители, которые правят райскими пределами вокруг Индии, принесли тебе в дар эти цветочи для того, чтобы причастить тебя сокровенной жизни и добавить славы твоей целомудренности и богочестию. Бог да будет благословен, зорко береги эти цветы, чтобы никакого вреда не было тому, что подобно зенице твоего ока».

7

То, что сейчас Шри Ланка. – Прим. авт.

Как утверждают, Кира Хатун сберегала зелень и лепестки с большой заботой, за исключением тех, что, с разрешения Мевляны, уделила Кархи Хатун, жене султана. Сила их была в том, что у кого бы ни болел глаз, стоило потереть ле-пестками, тот мгновенно излечивался. Краски и аромат тех цветочей так и не поблекли и не выдохлись в силу духовных достижений сиятельных друзей, принесших их.

Духи и светильник

Рассказывают также, что в доме у них был поставлен высокий постамент, чтобы водружать на него светильник; и Мевляна всегда стоя читал возле него, с первых сумерек и до рассвета, мистические писания святого Бахауддина. Между тем однажды ночью компания джиньян (джиннов – гениев, духов), обитавших в доме, пожаловалась Кире Хатун, что им стало невмоготу ночь напролет выносить свет и они боятся, как бы всем домочадцам не пришлось от них худо. Как оно и положено, это было передано женой Мевляне, который тогда ничего не сказал. На третий день он оповестил Киру Хатун, что теперь ей бояться нечего, поскольку все роптавшие сделались его учениками, и никому из его сородичей и друзей худа не будет.

Тайный поход на битву

Рассказывают также, что жил один мастер-мясник, известный как достославный Джалаледдин, который был из самых первых учеников Мевляны. Он был также человек, многоодаренный живым нравом и горячностью. Для одной из своих забав покупал он молодых жеребчиков и, выездив, продавал именитым людям. В конюшнях у него всегда стояло множество превосходных лошадей. Повествуют,

что однажды у Мевляны в мозгу сверкнула весть из Неведомых Пространств, что на мир грядет великая катастрофа. «Чуть не сорок с лишним дней, – говорил Джалаледдин, – Мевляна, обвязавшись по поясу своим большим тюрбаном, бродил туда и сюда, не находя себе душевного покоя. Наконец, – продолжал мастер-мясник, -однажды я вижу, как в мой дом входит Мевляна с изрядно озабоченным Видом, и я поклонился ему, говоря «слушаю и повинуюсь», на что он велел мне оседлать для него скакуна из числа самых быстроногих коней. Втроем с большим трудом оседлав норовистую лошадь, мы подвели ее Мевляне. Вскочив в седло, он быстро помчался в сторону Киблы (на юг). Я спрашивал, могу ли я тоже ему сопутствовать, на что он ответил, что помочь ему надлежит лишь моральной моей поддержкой.

Глубоко под вечер я увидел, что он вернулся, вся его одежда была в пыли, а лошадь – могучих статей, как слон – так уезжена, что обессилела в невероятной степени. На другой день, -продолжал лошадник, – Мевляна спросил другого коня, лучше прежнего, и, как и накануне, второпях уска-кал и вернулся затемно. Конь был загнан до полусмерти, и я не посмел спросить о причине. Равно и на третий день, Мевляна пришел, спросил коня и, как и прежде, с неистовой быстротой умчался прочь. Однако, вернувшись ко времени вечерней молитвы, он уселся весьма довольный и в мире с собой и запел: "Желаю вам здравствовать, о вы, о мои друзья, кто поет, ибо псица ада снова ввергнута в ад", и я, изрядно убоявшись Мевляны, не смел спросить о причине всего этого.

Через несколько дней, когда пришел караван из Сирии, мы узнали, что орда монголов причинила великие бедствия городу Дамаску; и, как говорили, это был Халаку (Хулагу) Хан, тот, кто в 1257 году силой меча взял Багдад и убил халифа, затем захватил Алеппо, а теперь стягивал рать к Дамаску; и что Мунко-Ка подошел под Дамаск, и когда их войска окружили город, жители Дамаска увидели, что Мевляна явился на помощь воинам ислама, вследствие чего они полностью победили монголов. Принесший нам эти новости вселил в нас веселье, и с радостью в наших сердцах мы пришли к Мевляне с тем, чтобы он сам разъяснил, что же случилось во время осады Дамаска, и Мевляна сказал: "Так, Джалаледдин, воистину это было"».

Богатый купец и дервиш с Запада

Повествуют также, что именитые спутники поведали, как однажды богатый купец из Тебриза приехал в Конию и, устроившись в доме одного торговца сахаром, спросил, кто из достославных богоугодных праведников проживал в том городе, дабы он мог пойти на поклон к ним и, прикладываясь к их рукам, стяжать добродетель через их благодать; ибо сказано, если кто отравляется в путешествие, то в месте своего назначения ему следует искать общества человека божьего. Ему ответили, то в их городе есть множество мужей набожных и благочестивых, но праведником из праведников был предводитель мудрых по имени шейх Садруддин, с которым мало кто сравнится в делах веры и мистическом знании. Несколько ученых мужей повели гостя к дому шейха Садруддина, и купец хватил с собой подарков для шейха на двадцать динаров.

Когда тебризский купец подошел к подворью шейха, он увидел толпу чиновников и челяди, предугождавших шейху во всех желаниях. При виде этого набожный купец изрядно опечалился и сказал себе, что пришел увидеть дервиша (кому не бывает дела до такой свиты и выставления напоказ), а не вельможу. Его провожатые утверждали, что вся эта показная сторона не оказывает на шейха воздействия, ибо он обрел цель мистического достижения; обилие сладкого не вредит врачующему недуг, но вредно страдающему недугом.

Купец, тем не менее, со значительной неприязнью вошел к великому шейху и сказал, что, вопреки большим денежным даяниям на неимущих и щедрой милостыне нуждающимся, он всегда испытывал денежные затруднения; и вопросил о причине этого, и спросил средства против. Но шейх не преклонил слуха к его вопросам и прошению, в результате чего купец удалился от него с опечаленным сердцем.

На второй день он осведомился, нет ли в городе «какого другого великого праведника, от общения с которым я бы мог стяжать моральную и духовную пользу?», и ему было сказано, что есть еще один благочестивый и добродетельный муж – это Мевляна Джалаледдин Руми, предки которого были людьми учеными и благочестивыми на протяжении пятнадцати поколений, и «он денно и нощно предается молитве и созерцанию, и великому множеству мистических материй». Когда купец изъявил пылкое желание обратиться к такому человеку, друзья повели его к семинарии и дому Мевляны. В конец тюрбана купца провожатые увязали пятьдесят динаров и, подойдя к дому Мевляны, застали его глубоко ушедшим в ученые занятия. «Влияние», расходившееся вокруг Мевляны, погрузило новоприбывших в «изумление и остолбенение», а тебризский купец, стоило ему взглянуть на Мевляну, испытал на себе «влияние» такой силы, что разразился рыданиями.

Поделиться с друзьями: