Сто Тысяч Королевств
Шрифт:
Сиэй молчал — возможно, читая в моем лице, как в открытой книге. Так что меня нисколько не удивила холодная расчетливость в глубине его глаз. Наконец он с ленцой — и совсем недобро — улыбнулся.
— Ну ладно, — протянул он. — Расскажу, что смогу. А что ты мне дашь взамен?
— А что ты хочешь?
Улыбка изгладилась с его лица, и оно приобрело жутко серьезное выражение.
— Я уже сказал тебе. Я хочу с тобой спать.
Я вытаращилась — эт-то что еще такое?! Он быстро замотал головой:
— Да не в том смысле! Не как мужчина с женщиной! — Его аж перекосило от отвращения. — Я же ребенок!
— Никакой ты не ребенок.
— По божественным меркам я еще дитя. Нахадот родился прежде времени. Я, по сравнению с ним, да что я, — мы, все остальные его дети, просто сосунки!
И он завозился среди банок с кремом, подтянул колени к груди и обхватил их руками. Так он выглядел самым настоящим ребенком. Маленьким и уязвимым. Врешь, меня не проведешь такими трюками.
— Зачем тебе это?
Он тихонько вздохнул:
— Ты мне нравишься, Йейнэ. Просто нравишься, и все. А что, на все должна быть причина?
— Честно говоря, общаясь с тобой, я начинаю понимать, что да, должна быть.
Он скривился:
— Так вот, ее нет. Я же говорил тебе — я делаю, что хочу. Развлекаюсь, балуюсь — как ребенок, понимаешь? Нет никакой логики в моих поступках! Что бы ты там себе ни думала. Вот.
И он положил подбородок на колено и отвернулся с обиженным видом. Выглядело очень похоже на настоящий обиженный вид, кстати.
Я вздохнула и задумалась: а если согласиться, что из этого выйдет? Не попаду ли я в какую-нибудь расставленную Энефадэ ловушку? Или, того хуже, в западню, расставленную Арамери? Но потом до меня вдруг дошло: а ведь это неважно…
— Наверное, я должна чувствовать себя польщенной, — вздохнув, сказала я.
Сиэй просиял и сиганул на кровать. Откинул одеяло и приглашающе постучал по пустующей половине огромного ложа:
— А можно, я расчешу тебе волосы?
Я не сумела сдержать смех:
— Что за странная просьба?
— Ох, это все из-за бессмертия. Быть бессмертным — очень, очень скучно! Ты удивишься, насколько привлекательными могут показаться маленькие радости жизни, если живешь тысячи и тысячи лет на этом свете!
Я подошла к кровати, села и отдала ему расческу. Он чуть ли не замурлыкал от удовольствия, когда ухватился за нее. Но я не разжала пальцы.
Он ухмыльнулся:
— Ага. Похоже, с меня сейчас стребуют что-то в обмен на просьбу. Правильно?
— Нет. Но когда заключаешь сделку с божественным пронырой, нужно вести себя осмотрительнее. Например, потребовать, чтобы он выполнил свой уговор первым.
Он рассмеялся так, что отпустил расческу. Хохоча, он хлопал себя по коленям:
— Да с тобой не соскучишься! Из Арамери ты самая лучшая!
Это что же, он меня Арамери считает? Но…
— Даже лучше, чем моя мать? — спросила я.
Он резко посерьезнел, а потом подобрался поближе и оперся о мою спину.
— Ну… скажем, мне она скорее нравилась, чем не нравилась. Она не злоупотребляла властью, не гоняла туда-сюда приказами. Ну, если только было очень надо. А так — нет, не трогала. Вообще, умные Арамери так и поступают. Хотя, опять же, посмотреть на ту же Симину… Но в общем и в целом, умные люди считают излишним вступать в излишне тесные контакты с собственным оружием.
Не сказать, чтобы подобная характеристика матушкиного поведения
пришлась мне по душе.— А может, она из принципа так поступала? Смотри, сколько Арамери злоупотребляют своей властью! Это же отвратительно!
Он посмотрел на меня с насмешливой улыбкой. Потом снова улегся, как ни в чем не бывало.
— Ну, может, и в этом была причина.
— Но ты так не считаешь?
— Ты хочешь узнать правду, Йейнэ? Или хочешь, чтобы тебя утешили? Нет, я не думаю, что она оставляла нас в покое из-за каких-то там моральных соображений и принципов. Я думаю, Киннет было просто-напросто не до нас. У нее других забот хватало. По глазам было видно. Твоя мать была… целеустремленной женщиной.
Я нахмурилась, вспоминая. Да, эту решимость в ее глазах я помнила. Мрачное такое, несдающееся упорство. И кое-что еще — в особенности если мать думала, что никто не видит. Алчность, например. И раскаяние.
Я пыталась представить себе, что она думает, когда смотрит на меня вот так — мрачно и словно что-то замышляя. Наверное, что-то вроде: «Я сделаю тебя оружием моей мести! Я отплачу им за все!» А ведь она даже лучше, чем я, знала, что мои шансы отомстить стремятся к нулю. Или такое: «Ну вот и мне представилась возможность создать мир — пусть это не целый мир, а мир лишь одного ребенка, но все же!» А теперь я пожила в Небе и посмотрела на Арамери, и новое понимание открылось мне. Возможно, мама думала: ты вырастешь — человеком. Обычным человеком, в здравом уме и твердой памяти. Не капризным безумцем.
Но если она выглядела так же здесь, в Небе, задолго до моего рождения, выходит, решимость в ее глазах не имела ко мне никакого отношения.
— Ее права ведь никто не оспаривал? — спросила я. — Мне кажется, кроме нее, никого и не провозглашали наследником…
— Нет. Никто не оспаривал. Все знали, что Киннет станет главой клана. Никто и помыслить иного не мог. До того самого дня, как она объявила об отречении.
Сиэй пожал плечами:
— И даже после того, как это случилось, Декарта все ждал, что она одумается. А потом все изменилось. Знаешь, словно воздух вкус поменял. Тогда стояло лето, жара была, но гнев Декарты леденил, как сталь на морозе.
— Тогда?.. Когда — тогда?
Сиэй некоторое время молчал. И тут я вдруг поняла — сейчас соврет. Ну или умолчит о чем-то важном. Не знаю, наверное, это интуиция мне подсказала.
С другой стороны, ну и что? Он же обманщик-проныра и к тому же бог, а самое главное, я принадлежу к семье, которая веками держала его в рабстве. Странно ждать от него абсолютного доверия. Надо довольствоваться тем, что есть.
— Тогда она приехала во дворец, — наконец проговорил Сиэй.
Он говорил медленнее, чем обычно, я чувствовала, как он осторожно подбирает слова.
— Со дня свадьбы с твоим отцом прошел год с небольшим. Декарта приказал, чтобы когда она приедет, вокруг ни души не было. Чтобы она могла сохранить лицо. И он сам, лично, вышел ей навстречу. Они говорили наедине, уж не знаю почему, и никто, никто не знает, что они тогда друг другу сказали. Зато все знали, чего он ждет от нее.
— Он думал, что она передумала и вернулась.
К счастью, она не передумала. А то как бы я появилась на свет?
Но зачем-то же она приезжала? Так зачем?