Сто тысяч заповедей хаоса

– Забудь! Ни слова она от тебя не получит! Она же ждет именно твоего ответа. Она ждет твоей злобы в ответ на свою. Не доставляй ей этого удовольствия.

– Да! – ответила я беззвучному голосу вслух. – Не дождется!

Я поступила иначе. Я просто переправила письмо Максу. Без комментариев. Пусть сам разбирается со своей супругой. Он-то прекрасно знает, насколько мне безразличны дела его семьи. У меня свои слезы, свои беды. А он пусть расхлебывает свою семейную жизнь. Меня только трогать не надо.

Я рада была, что сдержалась. В этой сдержанности я ощущала собственную силу, и это мне нравилось. Но тут все впечатления дня заново обрушились на меня, и слезы сами полились из глаз. Через мгновение я ревела в голос, вспоминая все: и непрошеных гостей чужого дома, ставшего для меня единственным пристанищем, и «старую каргу», и отказ в визе, и разговор с мамой, не желающей понять, что я уже взрослая и уставшая от жизни женщина, а не подросток, которым можно помыкать, и эту поганку Ирину. Что ей там Макс про меня наговорил, интересно? Предатель! Они все предатели, все свою вину скидывают на наши плечи, чтобы самим казаться невинными жертвами… Я ревела и бушевала, как настоящая гроза, не переводя дух.

Я не знаю, сколько прошло времени, когда позвонил Макс.

– Получил? – спросила я, не переставая рыдать.

– Получил, – подтвердил Макс.

– Просто – оставьте меня в покое, слышите? – потребовала я.

– Я не ожидал, – сказал Макс. – Не думал, что она на такое способна. Понимаешь, она детей хочет…

– А я ей мешаю? Я должна помочь вам сделать детей?

– Нет. Ты успокойся. Я не ожидал. Она больше не будет тебе писать, обещаю.

– Надеюсь. Хотя – мне и этого вполне хватило для счастья. А тебя – знаешь – тебя мне поздравить не с чем. Она ж в любой момент свинью тебе подложит.

– Похоже, что так.

– Ты в курсе насчет десяти фунтов?

– Каких еще фунтов? – вздохнул несчастный супруг своей жены.

– Она в Лондоне, когда ты отошел, Егору подарила десять фунтов, типа – чтоб ни в чем себе не отказывал. Он не взял.

– Ты уверена? Ты ничего не путаешь?

Макс разозлился, я это слышала.

– Позвони сам Егору и спроси. Он тебя наверняка не хотел огорчать, вот и промолчал. А эта твоя… Ириша – она учуяла, что он не расскажет. Психи – они чуткие, хорошо соображают, как и с кем себя вести. Только, знаешь, я не промолчу. Мне надоело. Со всех сторон обступили…

Я снова затряслась в рыданиях.

– Ты успокойся. Ты о ней больше не услышишь. Я тебе обещаю, – эти слова Макса прорывались ко мне, как сквозь пелену.

О чем еще говорить? Пусть сам с ней разбирается. Я прервала разговор и отключила телефон.

И что теперь?

Я знала, что просто так успокоиться не смогу. И тут я придумала: поеду-ка я в нашу поселковую парикмахерскую и постригусь наголо. Пусть мать послезавтра порадуется. И все остальные. Может, поймут, до чего меня довели. А не поймут, так хоть просто полюбуются – мало им не покажется.

Решено!

18. Прорвало

Поселок Юлькин – это вещь в себе. «Деревня, где скучал Евгений, была прелестный уголок». Бедный Евгений… Скучал… В нашей деревне предусмотрены все удобства и развлечения, чтобы не заскучать ненароком на природе. Конечно, всем желающим обеспечен дачный загородный покой. Но стоит пройти минут двадцать по проселочным дорожкам, как открывается вид на шопинг-центр, в котором имеются и магазины, и ресторанчики, и фитнес-клуб, и салон красоты с парикмахерской. Все заведения работают круглосуточно.

Надо сказать, что пешком туда являться хоть технически и вполне можно, но считается дурным тоном. Обитатели подъезжают в таких каретах – царям не снилось. И правильно: надо же окружающим показать, кто ты, сколько стоишь, какого в связи с этим требуешь к себе почтения.

Цены на все в этом торговом раю анекдотически-фантастические, из-за чего меня поначалу разбирал нервный смех. Кто же это тут покупает? Однако – покупают. Целыми телегами. И горделиво вышагивают к авто, демонстрируя окружающим собственное процветание и благоденствие.

В самом начале жизни тут я, присмотревшись, обнаружила и вполне дешевые продукты: обычное молоко, капусту, морковь, картошку, яйца. И даже среди великолепных хлебов, изготовленных по французским и итальянским рецептам, можно было найти вполне доступный по цене кирпичик черного или батон белого. Ну правильно, сторожам и домработницам тоже что-то надо есть в этом раю. Иначе кто бы тут такие быдляческие продукты покупал? Я сама слышала, как красавица-мама объясняла прелестной дочке лет шести-семи, что вон тот вон хлеб брать никогда не надо: он для быдла. Не стесняясь, не понижая голоса провозглашала! И дочка внимала, училась жить.

О, как все поменялось в нашем бренном мире! Если бы я в своем детстве презрительно отозвалась о бедных, получила бы – от мамы по губам, а от папы выражение глубочайшего сожаления о том, кого же они умудрились вырастить.

– Все люди приходят нагими в этот мир, нагими и уходят. Все смертны. А потом – другой суд. Не тот, которым здесь себя судишь. Все мы равны перед тем судом.

Папа так говорил. Внушил на всю оставшуюся жизнь. Запечатлел.

Впрочем, каждый выбирает свой путь. Многие почему-то с радостью свернули со светлой дороги в мрачную чащу. Не мне судить.

В бьюти-салоне я пару раз уже бывала с Юлькой. Заезжали на маникюр-педикюр, расслаблялись в стильном интерьере. Раз в год я могла себе это позволить в те времена.

Сегодня, когда я решила навсегда распроститься с прошлым (то есть со своими длинными волосами, которыми так гордилась мамочка), мне было почти плевать на цены. Во-первых, деньги пока что у меня имелись. Ну даже если стрижка будет стоить немыслимо дорого, все равно – на бензин и сигареты останется. Я еще не притрагивалась к Юлькиным продуктовым запасам, не возникало такой острой необходимости. Но если что – с голоду не умру. Зато – они все увидят, до чего меня довели. Это того стоит.

И еще – теплилась в глубине души надежда на то, что бритье головы наголо не должно цениться как настоящая модельная стрижка. Тут же – чик-чик, вжик-вжик – и готово дело. Никакого мастерства не требуется.

Я припарковалась, отметив, что машин у салона, несмотря на позднюю пору, немало.

– Мне бы постричься, – обратилась я к администратору.

– Вам все равно, к какому мастеру? Сейчас все заняты, но скоро уже освободятся. А по записи больше никого нет. Выбирайте.

– Мне все равно. Кто первый освободится.