Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:
* * *

Однажды на базаре Гриша услышал разговор двух сидевших на повозке мужиков.

— Зря ты так за своего Степана трясешься! В лесу партизан такая сила, что немцы носа туда показать боятся, — говорил один так, будто бы уговаривал другого.

— Все одно долго не продержутся. До первого снега, — угрюмо отвечал второй. — Летом, конечно, в лесу, как на воде, никакого следа. А зимой…

— Ну, что ж поделаешь, там не один твой, там их много… А главное, я думаю, до зимы и Красная Армия что-то скажет проклятым гитлерякам.

Тут второй заметил Гришу и толкнул под локоть собеседника.

Оба сразу умолкли.

Гриша ушел, переполненный радостью: «Все-таки партизаны есть! Бежать. Немедленно бежать. С Олесей, видимо, что-то случилось. Чего ж ее ждать, время терять…»

Он уже выходил из ворот рынка, как к нему подошла седая и очень худая женщина в стареньком сером платье. Она предлагала свежую рыбу. Раскрыв перед Гришей небольшую кошелку с мелкими золотисто-рыжими карасями, она тихо, но повелительно сказала:

— Сделай вид, что ты меня не знаешь! Покупай рыбу, громко торгуйся и слушай меня.

И только тут Григорий, внимательно глянув женщине в глаза, узнал Анну Вацлавовну. Несмотря на предупреждение, он с трудом удержался, чтобы не назвать ее по имени.

— Я пришла с Олесей, — продолжала женщина. — Она осталась в лесу. Я живу за причалом, в домике под черной дранкой. Там одна такая развалюха. Иди туда.

Через полчаса Григорий был в доме старого рыбака на самом берегу Мухавца. В маленькой комнатушке с крохотным оконцем было темно, как в погребе, и сыро. Но разговор о большом деле, которое поручали партизаны, так согревал и радовал Григория, что не замечалась убогость этого жилья. Боевое задание на первый взгляд показалось Грише очень простым и легким: узнавать, куда какой поезд идет из Бреста, с каким грузом, в какое время. И все это сообщать Анне Вацлавовне.

С этого дня он должен будет чаще ходить по перекидному пешеходному мосту, с которого видны все стоящие на путях эшелоны. Ловить момент, когда поезда отправляются на восток, и сообщать Анне Вацлавовне направление важных эшелонов. Необходимо будет завязать дружбу с железнодорожниками.

— Сюда придешь только, если что случится, — предупредила Анна Вацлавовна. — А вообще-то я сама буду к тебе подходить в разных местах города, чтоб не обратили внимания. Но об этом потом договоримся… А с Олесей вам пока что видеться не придется.

Григорий готов был ждать встречи до конца войны, только бы делать что-то нужное, чем-то помогать партизанам…

* * *

Несмотря на неудачи в борьбе с партизанами, немцы комендантом полиции Сюсько были довольны: тот умел преподнести начальству и выпивку, и угощение, и удовольствия. Несколько раз он вывозил гостей в лес на охоту.

Для большей безопасности жил Савка в каменном доме, левое крыло которого занимала комендатура. Три роскошно обставленные комнаты он постоянно держал для начальства.

— Начальству угодишь раз, оно тебе дважды пригодится, — рассуждал Сюсько.

Здание комендатуры он обнес высоким забором из толстых досок. Внутри двора вдоль всего забора протянута была густая сеть из колючей проволоки.

Но после первой зимы, когда и немцы поняли, что снег не поможет избавиться от партизан, Сюсько приказал обнести двор еще двумя рядами колючей проволоки в три метра высотой.

— Обгороди так, чтоб и мышонок не пролез! — приказал он Левке Гире, а сам занялся другими делами, которых у него с каждым

днем становилось все больше и больше. Там обнаружили заминированный мост. Надо ехать самому. А то вдруг начальство вздумает наведаться в Морочну — и подорвется. На дороге в Пинск партизаны отбили скот, который полицейские гнали для немецкой армии. Скот неизвестно куда делся. Целое стадо коров как в воду кануло. Надо осмотреть местность.

Миссюра опять взорвал железнодорожный мост, и на усиление охраны железной дороги каждый район обязан прислать десяток надежных полицаев. А где их взять? В морочанской комендатуре из тридцати лоботрясов надежных не наберешь и десятка. Да и те по вечерам вместе с другими распевают советские песни. Сюсько не сделает себе зла и на железную дорогу отсылает таких, на которых сам почти не надеется. А с «настоящими» хлопцами едет по селам разыскивать скот на мясопоставку.

* * *

В Морочанском районе еще с первой мировой войны осталось много колючей проволоки. Ею были обнесены не только дворы и огороды, но и поля и пастбища. Некоторые хозяйства напоминали передовые позиции — все обмотано, заяц не проскочит. А у особо запасливых мужиков под стрехами клунь и сараев висели целые рулоны, покрытые многолетней ржавчиной.

И вот холодным весенним утром потянулись к комендатуре подводы, груженные колючей проволокой.

Получив повестку на сдачу проволоки и узнав, что Сюсько выехал куда-то, дед Конон решил воспользоваться моментом, пробраться во двор комендатуры и хоть что-нибудь узнать о дочери, которая после неудачного побега словно канула в воду. Обувшись в постолы на теплую онучу, одевшись потеплее, Конон Захарович пошел снимать проволоку с частокола.

Возле комендатуры было, как на ссыпном пункте в день сдачи хлеба. Принимал проволоку сам Левка Гиря. Он отмечал в своей книжке и указывал, где сваливать проволоку. С каждого двора полагалось по три рулона, поэтому все привозили проволоку на бричках. И только дед Багно свой рулон доставил самокатом. Пока он катил проволоку по улице, изъеденные ржавчиной шипы нахватали соломы, сена и всякой трухи, какой в Морочне всегда полно.

Увидев Багно с лохматым соломенным колобом, Гиря крикнул со смехом:

— Что, комендатуру хочешь подпалить?

И, не поленившись, встал, кнутовищем ударил по рулону так, что труха немного осыпалась и стало видно, что в проволоке ничего не спрятано.

— Тут у тебя не поймешь, ржавчина или взрывчатка. Ну, да кати вон туда, за сарай.

Сарай, за которым указали место деду Конону, стоял в левом углу двора, далеко от здания комендатуры. Конон Захарович покатил рулон не спеша и все время оглядываясь на мрачный деревянный дом, в котором томилась его дочь.

Где она там? На какую сторону выходит ее окно? Может, она даже видит его сейчас? Только ж нет! Сколько раз там бывал он сам, то все камеры выходили окнами к лесу.

Конон Захарович подкатил к стенке рулон и, прислонив его к куче остро заточенных осиновых кольев, снял шапку, чтобы вытереть вспотевшую голову.

— Сдал и уходи! — вдруг услышал позади себя злой окрик.

Старик оглянулся и, увидев возле сарая незнакомого полицая, которого, идя сюда, не заметил, виновато развел руками, мол, я что ж, я уйду, вот только отдышусь. И вдруг ни с того ни с сего заботливо спросил:

Поделиться с друзьями: