Стокгольм

– Нет! Не прикасайся ко мне! Ты больше меня не тронешь! – воплю я, пятясь назад. Грег усмехается.

– Думаешь, если он сказал, что не тронет тебя, этого не сделаю и я? Мы два разных человека, Алиша. Так что… - он проводит пальцами по спинке кровати и медленно надвигается на меня, - …все свои решения я принимаю сам. И за то, что ты сделала, я хочу наказать тебя.

– Нет, - твердо говорю я и хватаю поднос, опрокидывая все его содержимое на пол, - Не смей.

– Почему же?

– Я покончу с собой, если ты еще хоть раз тронешь меня. Клянусь.

Глаза Грега расширяются от удивления и, как ни странно, он останавливается. Это подействовало на него!

– Ты боишься, - говорю я с неким торжеством в голосе и улыбаюсь, - Ты боишься потерять меня. Да? Как и Джимми. Вы не два разных человека…вы единое целое. Ты – его худшая сторона, вот и все. Он не тронет меня, а значит и ты тоже.

– Поспорим? – говорит Грег и улыбается, склонив голову на бок, - Ты хочешь поспорить со мной, Алиша?

– Да. Хочу.

– А ты осмелела, - вкрадчивый голос мучителя заставляет мою кровь леденеть от ужаса, но я не подаю вида. Я должна сделать над собой усилие и изобразить из себя достойного противника. – Мне кажется, ты забыла, где мы, Алиша. Ты на моей территории и никуда не денешься отсюда. А значит…я могу в любой момент поймать тебя и сделать с тобой то, что пожелаю. Тебе так не кажется?

– Я тебя больше не боюсь, Грег, - резко говорю я, вскидывая голову и пытаясь не дрожать, - Ты не причинишь мне боли.

– Спорное утверждение, очень спорное. Но ты меня убедила, - произносит он и подходит совсем близко. Я дергаюсь, но не отстраняюсь. Вот его глаза, сверкающие яростью и возбуждением; вот губы, сжатые в тонкую полоску, но все равно красиво очерченные. И руки – они берут мое лицо в охапку, а губы впиваются в мои с невероятной силой. Мне больно от этого поцелуя. Грег терзает мой рот до тех пор, пока я не начинаю задыхаться. Он отпускает меня, толкает на кровать, и тут я снова начинаю паниковать. Он снова изнасилует меня. Нет! Этого мне не вынести…

– Сегодня ты останешься без ужина, Алиша, - говорит он, нависая надо мной, - И завтра…и послезавтра. Ты ставишь мне условия? Я тоже поставлю свои. Все честно?

Он разворачивается и уходит прочь, оставляя меня лежать на широкой кровати, совсем одну. Без еды, питья.

Я снова остаюсь одна.

Глава пятнадцатая

Проходит, кажется, дня три. Возможно, больше. Мое тело начинает неприятно пахнуть, мне хочется окунуться в воду, но нет такой возможности. Еще я просто безумно хочу есть и пить. Вода, оставшаяся на столике, спасла меня от жажды на целых два дня, но потом она закончилась, как закончились и мои силы. Я с трудом поднималась с пола, чтобы походить по комнате, и сейчас она казалась мне такой же ужасной, как клетка. Выпрыгнуть из окна мне не хватит смелости, однако оставаться здесь я не могу. Только не это. Грег замучает меня до смерти. Лучше быстрая смерть.

Поднимаюсь с кровати и иду к окну. Открываю его, на это еле-еле хватает сил. Гляжу вниз – второй этаж. Нет, я что-нибудь сломаю, и Грег сможет подобрать меня и вылечить, а потом все начнется сначала. Я начинаю молиться. Тихо, неразборчиво, оседая на пол. У меня нет сил, чтобы стоять.

Еще пару дней спустя, я понимаю, что Грег просто оставил меня умирать. Медленной, мучительной смертью. Как и хотел. Я получу по заслугам за то, что сделала с Джимми Трэтстоуном. Боже, пожалуйста, дай мне умереть сейчас…

– Боже, пожалуйста… - шепчу я, уткнувшись лицом в плотный линолеум. Он скользит, и я не могу подняться. Вдруг меня приподнимают чьи-то руки и несут на кровать. Я чувствую под собой мягкую перину и улыбаюсь – слабо и почти неестественно. Представляю себя дома, где мои родители, в уюте и тепле. Мама готовит мне вкусный ужин, и я почти ощущаю его запах, а отец колет во дворе дрова, чтобы разжечь камин. Затем мои мысли летят куда-то вдаль, и я оказываюсь в другом своем доме, где меня ждет Джон и моя дочка. Она такая хорошенькая, щечки горят румянцем, а глаза, очень похожие на мои, сияют, как огоньки. Я улыбаюсь ей, она улыбается мне, и становится так хорошо, что мне совсем не хочется просыпаться. Только не назад, в суровую реальность, где меня терпеливо ожидают побои. Я чувствую, как по моим щекам стекают слезы, и так хочу их утереть, но за меня это делает кто-то другой. Пальцы, холодные и слегка шершавые, убирают одну слезинку за другой, и следом за этим я ощущаю, как моего лба касаются теплые губы. Это Джим. Наверняка, он снова здесь. Грег не стал бы целовать меня так.

Я распахиваю глаза так широко, как могу. Тусклый свет лампы, стоящей на столе, режет глаза, и я щурюсь.

– Тшш, все хорошо, - говорит голос, - Ты в порядке. Я принес тебе поесть и вот, - он протягивает мне стакан с водой, - Пей. Прошу, прости меня, Алиша, я ничего не мог сделать. Он…это все он. Мой разум подчиняется ему, я не могу быть здесь долго, понимаешь? Ты должна быть осторожна, он хочет мести. Я не контролирую его.

Я тянусь к стакану с водой и судорожно хватаю его из рук Джима. Жадно глотаю воду и дрожу от счастья. Вода! Мне так не хватало ее. Боже, спасибо. Выпиваю и смотрю на Джима. Он смотрит на меня, и в его глазах я вижу жалость. Ему меня жаль? Пожалел бы себя. Мой разум хотя бы все еще на месте.

– Джим, - лепечу я, - Мне…мне нужно в ванну. Пожалуйста. Я неприятно пахну, меня сейчас стошнит. Прошу.

– Хорошо, - говорит он и снова берет меня на руки. Не понимаю, как ему не противно, но он терпеливо несет меня через двери и заходит в соседнюю комнату. Она небольшая по размерам, но уютная. Большая белая ванна сияет чистотой, умывальник тоже, и я невольно удивляюсь тому, как педантичен Джим. Или Грег. Не знаю, кто из них убирается в этом доме, а кто причиняет боль несчастным девушкам. Джим ставит меня на пол и говорит держаться за раковину. Я держусь, пока он включает воду, чтобы набрать мне ванну. Выражение лица виноватое, и он судорожно вздыхает, что-то шепча себе под нос. Когда ванна готова, он высыпает туда какие-то ароматические штуки, и я чувствую приятный запах. Лаванда. Мне нравится лаванда.

– Идем, - Джим берет меня под руку и подводит к ванне. Медленно снимает с меня одежду, я дрожу всем телом и закрываю глаза. Мне неприятно видеть, как он раздевает меня – это возвращает воспоминания о том, что сделал Грег. Резкие вспышки – я на столе, на полу, где угодно, и он ударяет меня по лицу, шлепает по оголенной заднице, и мне жутко больно. А ему – приятно. Грег наслаждается.

Совсем скоро я остаюсь без одежды. Обнаженная, я словно без защиты, и мне страшно подумать, чего может захотеться Джиму, пока он смотрит на меня. Но он спокоен. Снимет с меня трусики, кладет их в корзину с грязным бельем, а меня – в ванну. Вода горячая, и я снова вспоминаю тот день, когда он мыл меня. Это было почти так же, как сейчас. Но сейчас он кажется даже более мягким, чем тогда. Он нежно проводит мокрой рукой по моим волосам, и я проникаюсь его теплом, лаской. Странно, но к Джиму я не ощущаю отвращения, неприязни. Он – другой человек. Он не Грег.

– Все будет хорошо, - шепчет он мне на ухо, нагибаясь над ванной, - Все будет хорошо, Алиша. Обещаю.

Но мне не верится. Вероятнее всего, я умру здесь. И это, пожалуй, будет лучшая доля для меня.

Я надеюсь на смерть.

Просыпаюсь в постели, укрытая, но без одежды.

– Твоя одежда в стирке, - говорит Джим, и я замечаю его стоящим у окна. Он нервно теребит ворот своей рубашки, и я вижу, как он волнуется. Мне хочется поддержать его, мне хочется, чтобы он был здоров. Ведь причиной его болезни стала я.

– Спасибо… - говорю я тихо, - За то, что помыл меня.

– Не за что.

И только. Он больше не говорит ни слова и все еще стоит, повернувшись ко мне спиной. Затем резко разворачивается и направляется к двери. Но я решаю поговорить с ним. Мне нужно это.

Я хочу выяснить, что с ним стало.

– Джимми? – зову его. Он поворачивается прямо у дверей.

– Что?

– Не уходи, - говорю я и неловко похлопываю по месту на кровати рядом с собой. Он робко смотрит на меня, но потом все-таки решает подойти. Садится, все так же глядя мне в глаза. Он очень красивый, это особенно заметно, когда смотришь на него вблизи. Глаза оказываются не совсем зелеными, а с примесью карих. Я вижу в них мелкие крапинки. Пытаюсь воссоздать в голове его образ… с тех времен, когда я знала его, в школе. Мне видятся только отрывки – рябая кожа, прилизанные темные волосы, которые он постоянно заправлял за ухо, когда нервничал; нелепая фигура, больше напоминающая пингвинью, чем человеческую. И только глаза его остались прежними. Глаза Джимми Трэтстоуна, который был влюблен в меня с первого класса. Все знали это, и многие подсмеивались, как и полагается делать подросткам в средней школе. Если ты не красив, не богат и не популярен – ты становишься предметом насмешек. Так случилось и с Джимом. Он был изгоем. И в один день я разрушила всю его жизнь. Я понимала, почему он винит меня во всех грехах, понимала, почему Грегу – его темной стороне – хочется причинять мне боль. Потому что я причиняла ее Джиму. Множество раз.